Помоги мне

Проходит еще один месяц в мрачном Аркхэме. За это время ничего слишком уж интересного не происходит, все идет своим чередом: приемы таблеток, приемы пищи, встречи с психиатром, сон. В моем случае еще библиотека.

Я все также общаюсь с Джеком. Вернее, пытаюсь общаться. Не знаю, что его так во мне привлекает, но он каждый день заводит разговор со мной о какой-нибудь ерунде: о погоде, об однообразной еде и о прочих подобных вещах. Дальше это перетекает в более значимые философские мысли и монолог Джека. А все, что делаю я — киваю, изредка вставляя что-то свое, и пытаюсь улыбаться. Но на самом деле с ним интересно, он всегда отвлекает меня от собственных мыслей и переживаний. Отвлекает от реальности.

А вот Валеска возвращает меня в эту паршивую реальность. Причем делает он это специально, изо дня в день расспрашивая меня о самочувствии и мыслях. Иногда я ему отвечаю что-то невнятное, иногда делаю вид, что все хорошо (к слову, он всегда понимает, когда я вру), а иногда раздражаюсь. И когда я раздражаюсь, то выкладываю ему все, что есть в моей голове, не фильтруя информацию. Клянусь чертом, когда-нибудь я пожалею о чем-то сказанном.

Вместе с этим я поняла, что вывести меня из себя очень легко, достаточно лишь сказать пару предложений, которые мне явно не понравятся. Но ведь я не была такой раньше! Я всегда терпела упреки со стороны сверстников, родителей, да кого угодно! Терпела и не раздражалась. А сейчас... порой я совершенно не узнаю себя. Возможно, это из-за таблеток, или из-за самого Аркхэма, или из-за совершенного мною преступления. Да черт возьми, это может быть из-за чего угодно, у меня же непредсказуемая жизнь! С недавних пор...

Тем не менее, совсем недавно я начала медитировать. Пока что у меня получается только очистить голову от непрошенных мыслей, но лишь на минуту, может даже меньше. Я вообще не уверена, насколько правильно я пытаюсь медитировать, да и правильно ли хотя бы чуточку. Но ведь все приходит с опытом, возможно, нужно просто тренироваться и тогда все обязательно получится.

***

Я просыпаюсь посреди ночи от какого-то жуткого кошмара. Просыпаюсь и понимаю, что не могу пошевелиться. Пытаюсь двинуть рукой или хотя бы пальцем, но ничего не получается, я будто бы парализована. Сердце начинает учащенно биться, и быстро проскальзывает мысль, что я умерла, просто не знаю об этом. От такого рассуждения мне становится холодно, или мне просто кажется, и я внезапно ощущаю на себе какой-то... взгляд. Нет, это даже не взгляд, а что-то близкое к этому. Пытаюсь поднять голову, чтобы осмотреть палату в поисках кого-то или чего-то, но не получается: как будто я действительно парализована и могу лишь наблюдать за происходящим.

Когда стук сердца гулким эхом отдает в ушах, я краем глаза замечаю какую-то странную тень, стоящую около стены. От накатившего ужаса и паники я не могу ни о чем подумать, не могу что-либо понять. Я даже не понимаю, действительно ли я что-то вижу, или же мое воображение просто не смешно надо мной шутит. Когда я вижу пустое черное лицо этой тени, уже кровожадно нависающей надо мной, я понимаю, что это точно не воображение: на мою грудную клетку явно что-то давит, значительно затрудняя мой процесс дыхания. Пытаюсь сделать глубокий вдох, но легкие будто бы скованны прутьями. Тень, по всей видимости, ощущает мои жалкие попытки вдохнуть хотя бы немного воздуха и еле слышно усмехается, продолжая нависать надо мной. Я предпринимаю попытку шевельнуть рукой, чтобы прогнать незваного гостя, но, к моему сожалению, даже это не получается.

Когда в моих легких не остается ни капли кислорода, а картинка начинает темнеть, у меня наконец-таки получается пошевелить рукой. Как только я это делаю, тень мгновенно пропадает, и я чувствую огромное облегчение в районе грудной клетки. Тут же сажусь в кровати, жадно хватая воздух ртом, и оглядываюсь по сторонам. Никого нет, я жива, здорова.

Сижу в кровати еще некоторое время, пока окончательно не убеждаюсь, что все закончилось. После этого я аккуратно встаю и подхожу к окну, смотря на оранжевую полосу света: вот и рассвет. Мысли все еще занимает странная тень, взявшаяся из ниоткуда. Это ведь я из-за нее не могла дышать? Или нечто другое мешало этому? И что это вообще было?

***

После обеда я решаю немного порисовать в общей комнате. Если честно, эта идея казалась мне прекрасной, поскольку я думала, что это поможет мне отвлечься от утреннего чудовища, неожиданно нагрянувшего ко мне. Но сейчас, сидя и рисуя этими чертовыми мелками, я понимаю, что прокручиваю сегодняшний инцидент снова и снова. И даже злость на мелки куда-то улетучилась.

Подсаживается Валеска и смотрит на меня в течение нескольких минут, видимо, оценивая мое сегодняшнее состояние и придумывая вопрос, который сможет вывести меня из себя.

— Может уже скажешь что-нибудь? — спрашиваю я, не отрываясь от рисования.

— Как настроение? — спрашивает он, все также не сводя с меня глаз.

— Никак.

— Почему же?

— Сегодня утром произошла какая-то чертовщина. Я понятия не имею, было ли это моим воображением или все же реальностью, но... выглядело достаточно правдиво. И ощутимо.

— Ощутимо?

Я отрываюсь от бесполезного вождения мелком по бумаге и смотрю на Валеску, раздумывая, стоит ли ему рассказывать о той странной тени. Он может посчитать меня сумасшедшей. Хотя, кого я обманываю, я же в Аркхэме...

— После того, как я проснулась, я не могла и пальцем пошевелить. И пока я пыталась это исправить, то увидела какую-то... тень. Она стояла у стены и как будто бы смотрела на меня, — я снова прячу взгляд в листе бумаге. — А затем она нависла надо мной, и я почувствовала, как кто-то давит мне на грудную клетку с такой силой, что я не могла дышать. А затем все резко исчезло, и я снова могла двигаться, — я на пару секунд замолкаю. — Я окончательно схожу с ума, да?

— Вряд ли, — задумчиво протягивает Валеска. — Это похоже на сонный паралич.

— Сонный... что?

— Паралич. Это такое состояние, когда мозг проснулся, а тело еще нет. А та странная тень, которую ты видела, могла быть продолжением сна, который ты видела до того, как твой мозг — или его часть — проснулся.

— Легче не стало, — я передергиваю плечами, пытаясь выбросить эту жуть из головы.

Никто из нас больше ничего не говорит, а потому я возвращаюсь к излюбленным мелкам. Шучу, конечно, я их ненавижу. Ими невозможно рисовать от слова «совсем»: только берешь его в руки, он начинает выкатываться. К тому же в Аркхэме все мелки не подточенные, отчего их хочется выкинуть в окно, вот только окна здесь не открывающиеся и с решетками. А еще эти мелки ужасно рисуют на бумаге, просто отвратительно. Но за неимением альтернативы приходится довольствоваться тем, что есть.

И все же я раздраженно ломаю зеленый мелок пополам и откидываю его части на стол. Валеска, видя мои действия, начинает смеяться, а я злобно смотрю на него и выдаю:

— Сам попробуй рисовать этими дьявольскими мелками. Уж точно смеяться перестанешь.

— Я просто все ждал, как долго ты продержишься, прежде чем сломаешь их. Как оказалось, недолго, — он все же перестает смеяться. — Пошли.

— Куда?

— Это сюрприз. Тебе понравится.

— Откуда ты знаешь? — подозрительно смотрю на него, пытаясь понять, что за «сюрприз» меня ждет.

— Эбби, пошли.

Он встает, тянет меня за руку, вынуждая встать, и тащит меня за собой. Мы выходим из общей комнаты, поднимаемся на самый последний этаж и идем вдоль длинного пустого коридора. Я не решаюсь ничего сказать, поскольку сейчас мне просто интересно, куда в итоге он меня притащит. Я никогда не была в этой части Аркхэма и даже не представляю, что здесь может быть такого, что станет для меня сюрпризом.

Буквально через минуту в коридоре слева я вижу двери. Без цифр, а некоторые даже без ручек. Валеска останавливается у четвертой двери, толкает ее и уступает мне проход, говоря:

— Дамы вперед.

Я с опаской смотрю на него и прохожу вперед, оказываясь в... старом кабинете? Напротив двери расположено окно, а перед ним — письменный стол, на котором разбросаны стопки белых листов. Слева от письменного стола находится небольшой книжный шкаф, но книг очень мало. Справа от стола находится некое подобие книжного шкафа, но с почти полностью пустыми полками — на одной из них стоит одна-единственная статуэтка ангела, печально склонившего голову.

— И зачем мы здесь? — спрашиваю я, стоя посреди старого кабинета и все еще недоумевая.

Валеска спокойно проходит мимо меня, садится за письменный стол (стол расположен так, что сидящий за ним находится спиной к окну и лицом к двери) и открывает ящики справа. Затем подзывает меня и, видимо, следит за моей реакцией. Я, нахмурив брови, подхожу и смотрю в раскрытый нижний ящик. Спустя секунду мое недоумение сменяется явным удивлением, а затем и вовсе радостью.

— Это же карандаши! — радостно восклицаю я, присаживаясь на корточки, чтобы получше рассмотреть содержимое ящика: карандаши, ручки, ластики, пару линеек и много еще чего интересного. Все лежит хаотично, не на своих местах, но мне на это абсолютно наплевать.

— Здесь во всех трех ящиках есть карандаши. И, кажется, в верхнем я видел пару точилок...

Я с воодушевлением открываю верхний ящик и замечаю среди письменных принадлежностей несколько точилок. Губы сами собой растягиваются в улыбке, а на душе ощущается такая легкость, что я готова прямо сейчас сесть и творить.

— Это потрясающе! Я остаюсь здесь жить!

— Ну насчет жить я не уверен, но приходить сюда после обеда ты точно можешь: эти кабинеты никто не проверяет в это время. Впрочем, как и в любое другое...

Я встаю, перевожу взгляд на Валеску и смотрю на него в течение нескольких секунд. Затем еще шире улыбаюсь и говорю:

— Спасибо. Это потрясающе.

***

За час до ужина я решаю наведаться в библиотеку. Прохожу мимо книжных полок, даже не смотря на них — я придерживаюсь мнения, что самые интересные книги находятся в конце библиотеки. Хотя, это далеко не точная информация. И все же моей душе угоднее читать с конца.

Дойдя до последних стеллажей, замечаю Джека, увлеченно читающего какую-то книгу. Усмехаюсь и произношу:

— Не думала, что до этого места кто-либо доходит, — я подхожу к нему и сажусь рядом. — Что читаешь?

— Агату Кристи, — отвечает Джек с улыбкой. — Обожаю ее.

— Любишь детективы?

— Скажем так, временами. Сейчас очень трудно найти действительно захватывающий детектив: в основном все всегда становится очевидным на первых страницах.

— К сожалению, согласна, — пожимаю плечами, не зная, что еще можно добавить.

— А ты что любишь читать? Я часто вижу тебя здесь.

— Да так, что под руку попадется... хотя я люблю фэнтези. Даже не помню, когда в последний раз читала что-то этого жанра, — хмурюсь в попытке вспомнить последнее прочитанное мною фэнтези. И пока я это делаю, Джек смотрит куда-то вдаль. — Куда ты смотришь?

— Уже никуда, — он виновато улыбается. — Извини, кажется, я немного отвлекся. Так, значит, ты любишь фэнтези...

Я бубню себе под нос «угу» и отворачиваюсь от него. Не из-за того, что он отвлекся на что-то во время нашего диалога, а просто потому, что не знаю, что сказать. Да и стоит ли: я ведь пришла сюда с целью почитать, а не поговорить. Уже собираюсь уходить, как Джек задает неожиданный для меня вопрос:

— Что от тебя вечно хочет Валеска?

Я ошарашенно смотрю на него, растерявшись с ответом. Открываю рот, чтобы что-то сказать, но в голове словно перекати-поле. В каком смысле «хочет»? И вообще к чему такие вопросы?

— Я заметил, вы общаетесь, — поясняет Джек, видя мое замешательство. — Только вот общение всегда начинает он, а ты будто бы с неохотой отвечаешь ему. Вот я и решил спросить, что он от тебя постоянно хочет.

Вообще, с Валеской я общаюсь куда охотнее в последнее время, нежели с Джеком. Джека хорошо просто послушать, а не обсуждать с ним какие-то личные проблемы, переживания и прочее. Ну, можно еще поговорить о каких-то бытовых вещах: о погоде или о еде, например. Вслух, конечно же, я озвучивать это не буду.

— Ты тоже всегда начинаешь разговор первым. Это значит, что ты от меня что-то хочешь?

— Нет, это совершенно другое...

— Это абсолютно то же самое, — перебиваю его, не давая возможности возразить. — Нет, сам подумай: каждый раз ты подходишь ко мне и начинаешь о чем-то говорить, а я лишь изредка вставляю свое слово. И кто от кого что-то хочет?

— То, что ты мне не доверяешь, я знаю с первой встречи...

— Я правильно понимаю: ты меня сейчас обвиняешь в недоверии?

— Я тебя ни в чем сейчас не обвиняю, Эбигейл! — кажется, я впервые вижу раздраженного Джека. — Твое недоверие ко мне можно объяснить: я незнакомый для тебя человек, который по какой-то странной причине пытается подружиться с тобой...

— Подружиться? — в третий раз перебиваю его, но уже не умышленно.

— А что я по-твоему пытался делать все это время? — устало спрашивает он.

— Ну, не знаю... может тебе просто нравится говорить...

В молчании проходит секунда. Две. На третью Джек начинает смеяться. Я непонимающе смотрю на него, а он отвечает что-то вроде «ситуация смешная». Я прокручиваю весь наш диалог в голове и слегка улыбаюсь. Он пытается подружиться со мной. Забавно.

— Знаешь, я пойду. Хочу посидеть немного в одиночестве перед ужином, — после такого признания даже читать перехотелось. — Приятного чтения.

Он улыбается в ответ и машет мне рукой, а я направляюсь в свою палату. Дружба, значит... не думаю, что из этого что-то может получиться. У меня никогда не было друзей, и связано это с тем, что я абсолютно не коммуникабельна. Ну вот нисколечко. Самое долгое общение длилось полгода и было это лет шесть назад, может, семь. И это общение продлилось столько времени явно не благодаря мне.

Захожу в свою палату и вижу Валеску, сидящего на моей койке.

— Что-то хотел? — спрашиваю я, останавливаясь у стены напротив него.

— Да так, поговорить решил... — его тон не внушает доверия на спокойный разговор.

— О чем же?

— О Джеке.

— Ты опять за свое? — я закатываю глаза. — Он адекватный человек, мне нравится с ним общаться, так что я буду продолжать это делать, понятно?

— Адекватный? — переспрашивает Валеска и встает. Между нами остается всего шаг. — Тогда скажи мне, раз уж он адекватный, почему находится здесь? — подходит ко мне вплотную, заставляя вжаться в стенку. Под его взглядом вся моя уверенность вмиг улетучивается.

— Потому что совершил ошибку, о которой...

— Ты уверена, что он о ней жалеет? — он бесцеремонно перебивает меня. — Он совершал много плохого, и поверь, ни о чем из того он не жалеет. Джек не из тех людей, кому можно доверять, так что я говорю тебе: не общайся с ним.

— Кто ты такой, чтобы мне указывать? — мое раздражение не на шутку увеличивается с каждым произнесенным словом. — Я всю жизнь старалась всем угодить, а что по итогу? Ничего! Только подлое отношение и постоянные издевки! И сейчас, когда я нашла кого-то, кто относится ко мне как к человеку, мне запрещают с ним общаться. Думаешь, это правильно?

— О, так я и забыл, что ты у нас мисс правильность! — он резко бьет стену, выходя из себя. Его кулак, все еще находящийся у стены, и мою голову разделяет лишь пара сантиметров. — Ты никогда не замечала, что о правильности действий думаешь только ты одна? Всем плевать на эту правильность и на чужие чувства.

— Да, я задумывалась над этим, но по себе людей не судят! Не все люди такие черствые как ты, все же найдется человек, которому можно доверять, который не будет пренебрежительно относиться к чувствам других. Но ты не относишься к таким людям, а потому не смей указывать мне, как жить! Мою жизнь ты и так уже сломал.

Не собираясь больше продолжать этот разговор, отталкиваю его и убегаю прочь из палаты. Внутри меня кипит злость. Я просто не понимаю, как можно быть таким... таким как он! Какого черта он вообще лезет в мою жизнь, которую до этого сам же и разрушил! Он совершенно не знает границ...

Так, Эбигейл, тебе нужно успокоиться.

Осознаю, что я дошла до того самого старого кабинета, в котором я сегодня радовалась карандашам, и толкаю дверь. Подхожу к письменному столу и опираюсь на него обеими руками, опуская голову вниз. Чувствую, как сердце постепенно приходит к своему обычному ритму, а учащенное дыхание сходит на нет. Наслаждаюсь одиночеством, пока не слышу, как кто-то заходит в кабинет и останавливается позади меня.

Я оборачиваюсь, и тут же мои глаза расширяются от неожиданности и испуга. Конечности становятся холодными как лед, а сердце снова начинает учащенно биться. Передо мной стоит тот самый психопат, который пристал ко мне в первый день моего пребывания в Аркхэме, а после постоянно следил за мной. Мы находимся с ним в одном кабинете, куда скорее всего никто никогда не заглядывает и даже не проходит мимо. Добром это явно не кончится.

— Эй, крошка, помнишь меня? — довольно ухмыляясь, произносит он и делает шаг ко мне. Я напрягаюсь всем телом, готовясь бежать или отбиваться. — Ну же, не бойся меня.

Я все также продолжаю молча стоять, пытаясь предугадать его последующие действия. Он резко начинает идти на меня, и в эту же секунду я пытаюсь увернуться влево, но он оказывается сообразительнее, а потому тут же перехватывает меня, прижимая к себе спиной. Я чувствую его дыхание, а взглядом натыкаюсь на ту самую статуэтку ангела. Я не уверена, что ей можно вырубить человека, но выиграть несколько секунд — вполне реально. Скорее всего.

Кусаю его за ладонь, которой он пытался заткнуть мне рот, и к своему удивлению вырываюсь. Этот тип шипит ругательства, но мне на них абсолютно плевать; я хватаю с полки статуэтку, разворачиваюсь и со всей силы бью его по голове. У ангела откалывается голова, а вот этому психу совершенно все равно на мой удар.

— Ах ты ж сука! — кричит он и хватает меня за волосы.

Я роняю статуэтку на пол и пытаюсь отцепить от себя его руки, но безуспешно: он вцепился мертвой хваткой. Он перехватывает меня за руки, и в этот момент я резко поддаюсь головой вперед и попадаю прямо в нос. Он тут же отталкивает меня, и я падаю на пол, больно ударяясь спиной о стеллаж. Времени на раздумья нет, я ползу по направлению к двери, но буквально в полуметре от заветного спасения меня тянут за ногу назад. Я начинаю кричать изо всех сил, но тут же меня хватают за волосы и с силой бьют лицом о пол. Чувствую, как хрустит нос, а во рту появляется металлический привкус крови. На несколько секунд я словно выбиваюсь из реальности. Пользуясь моей секундной дезориентировкой, этот псих придавливает меня к полу и что-то шепчет на ухо, но я не разбираю слов.

Я пытаюсь вырваться, но все безуспешно: мои руки крепко держат, а ногами в таком положении особо не подвигаешь. Мне ничего не остается кроме как кричать. Почти мгновенно он затыкает мой рот и шипит:

— Даже не пытайся, сегодня тебя точно никто не спасет.

Он все еще держит мои руки, но хватка его гораздо слабее, и поэтому я резко начинаю дергаться и по итогу вырываюсь. Несмотря на сильное головокружение, еле встаю на ноги, добираюсь до двери и уже почти открываю ее, как меня резко тянут за волосы назад. Он снова прижимает меня к себе спиной; одной рукой он сжимает мои запястья, а другой оттягивает резинку штанов и лезет под ткань. Я снова кричу, но на этот раз мне не затыкают рот. Начинаю дергаться из последних сил, как неожиданно дверь приоткрывается, и я слышу чей-то голос:

— Нам нужно уходить. Сейчас же!

— Что, прямо сейчас? — с явной досадой в голосе спрашивает псих и прекращает все свои действия, все еще удерживая меня. Я буквально замираю на месте.

— Да, я же сказал! Потом ей займешься!

Несколько секунд ничего не происходит, мир как будто бы замер. Я слышу, как бешено колотится мое сердце, а легкие, кажется, вот-вот откажут. В мыслях я молюсь вселенной о спасении, а в реальности замираю в слабой надежде.

— Сегодня тебе повезло, но только сегодня, — шипит он мне на ухо, а затем с силой отталкивает и уходит.

Я в бессилии падаю на пол, не веря в только что случившееся. Из глаз начинают течь слезы, и я уже не могу их остановить. Кажется, что этот псих сейчас вернется и закончит начатое, а я никак не смогу этому воспрепятствовать. От таких мыслей слезы начинают течь с еще большей силой. В попытке успокоиться, я кое-как поднимаюсь и подхожу к письменному столу, опираясь на него обеими руками. Мир плывет перед глазами, но через несколько секунд это проходит. Я прикрываю глаза, стараясь сконцентрироваться на тишине. Я слышу какие-то очень тихие звуки, похожие на стук капель. Открываю глаза и вижу на столе небольшую лужицу крови.

Все еще не успокоившись до конца, я выпрямляюсь и дотрагиваюсь до своего носа; тут же появляется глухая боль. Я морщусь и зажимаю мягкую область переносицы в надежде остановить кровотечение. Мысли одна за одной бессвязно проносятся в голове. Я стараюсь не думать о том, что произошло буквально пару минут назад, но как на зло в голову лезут лишь эти воспоминания.

Когда кровь перестает идти, я вытираю рукавом свой нос. Мне абсолютно плевать на то, как я сейчас выгляжу. Я просто хочу добраться до своей палаты и провести остаток жизни в одиночестве. Хочу, чтобы никто ко мне не подходил и не донимал своими глупыми вопросами. Я хочу побыть в одиночестве. Желательно, всю жизнь.

Взгляд падает на статуэтку ангела, теперь уже безголового. Я аккуратно поднимаю ее и зачем-то рассматриваю. Ангел тут же пачкается в крови. Его руки умиротворенно сложены, а крылья опущены, словно их хозяин чем-то сильно огорчен. Поднимаю с пола его голову и смотрю на отдельные части в своих руках. Сейчас я чувствую себя точно также: сломана, но только внутри. Одинокая слеза скатывается по щеке, и я словно прихожу в себя. Все также аккуратно кладу обезглавленного ангела на стол и ухожу.

Я иду по пустому коридору. Ни охранников, ни пациентов — никого нет. Сначала я не понимаю, почему здесь так безлюдно, а потом вспоминаю, что сейчас время ужина. При мысли о еде меня начинает тошнить, а потому я ускоряю шаг, чтобы меня ненароком кто не увидел.

Добравшись до спасительной комнатушки, я облегченно выдыхаю и ложусь на кровать. Я даю волю уже успевшей затихнуть истерике. Долго ждать не приходится: голова словно взрывается от нахлынувшего потока мыслей, а сердце начинает ускоряться в ритме. Я зажмуриваюсь и пытаюсь сконцентрироваться хотя бы на одной мысли. Сейчас кажется, что только глубоко задумавшись можно уйти от суровой реальности.

Чем я только думала, когда уходила в тот кабинет! Если бы не мой гнев, я была бы внимательна и заметила бы, что за мной кто-то следует. И мне бы не пришлось отбиваться от какого-то обезумевшего психопата, пытающегося изнасиловать меня, а то и убить! Мне бы не пришлось снова страдать.

Но это лишь очередная «если бы» история. Очередной случай, за который я буду винить себя до конца оставшихся дней, вспоминая его как страшный сон. Я могла предотвратить это. Но я не смогла. И в этом только моя вина.

Проскальзывает мысль о спрятанном под матрасом лезвием. Я медленно встаю с кровати, приподнимаю матрас и достаю сверток бумаги. Сажусь на пол, облокотившись спиной о кровать, и разворачиваю клочок бумаги. Беру достаточно острое лезвие в руки и рассматриваю его, раздумывая над дальнейшими действиями.

У меня нет причин не делать этого. У меня нет людей, которые по мне будут скучать. У меня нет дальнейших планов на жизнь. Я не окончу обучение, не устроюсь на нормальную работу и в итоге сгнию в Готэме. У меня есть лишь страх и чувство вины. Страх за свою жизнь, чувство вины за все то, что случилось со мной. Если я умру, то все закончится. Я больше не буду страдать. Не буду бояться и чувствовать вину. Перестану вообще чувствовать. Перестану существовать. Я стану свободной.

Страдание или свобода? Выбор очевиден.

Подношу лезвие к запястью правой руки и с силой веду им вдоль голубых вен. Эта совершенно не та боль, которая появлялась при поверхностных порезах, эта боль иная: более острая, более глубокая, более ощутимая. Эта физическая боль действительно забирает душевную. Я чувствую то самое облегчение, которое уже давно перестала чувствовать, нанося себе порезы.

Спустя несколько порезов кровь заливает руки, одежду, струится темно-красными струйками на пол. Становится затруднительным проделывать то же самое с левой рукой. Но у меня все же получается. По окончании процесса я с облегчением прикрываю глаза и жду освобождения. Освобождения от боли, от страха, от чувства вины, от страданий. Освобождения от жизни.