Сергей Есенин

Пэйринг:
ОЖП/Сергей Есенин.
Автор: SONYAALYONOVA

XXX

Прижимая к груди бумажный сверток, обвязанный золотой лентой, Маша неслась на седьмой этаж многоквартирного дома в Брюсовском переулке, надеясь, что не растянется где-нибудь на лестнице и не сломает каблуки. Задержавшись на работе в больнице по просьбе главврача, девушка рисковала пропустить день рождение Гали, на которое пару недель назад Бениславская её пригласила, поэтому сломя голову, через пол Москвы, Маша так торопилась на праздник, едва не забыв свой подарок, а её сердце колотилось где-то в горле и всё старалось вырваться на волю. Минув ещё два пролёта девушка все-таки спотыкается и не совсем удачно падает, сильно ударяясь коленом об край ступеньки. — Да блин, — шипит от боли Маша. На коже тут же проступила тонкая полоска крови. Девушка стерла ребром ладони кровь, попыталась сделать шаг, но тупая боль прошила ногу всю ногу и Маша беспомощно осела на ступеньки. Она стала массировать ушибленное место, надеясь хоть как-то облегчить боль, чтобы хотя бы добраться до квартиры, а не сидеть здесь в одиночестве на холодном бетоне. Громкий хлопок входной двери на первом этаже и стремительно приближающиеся бодрые шаги по лестнице вверх стали надеждой на то, что вот-вот ей окажут помощь. — Маша? — девушка подняла голову, встречаясь глазами с уже знакомым ей другом Сергея — Алексеем Ганиным. — А чего Вы здесь? — Упала, — Маша приподняла подол юбки, демонституруя свое ранение. Девушка терпеть не могла себя за свою беспомощность в такой глупой ситуации. — И давно так сидите? — Алексей присел перед девушкой на корточки, осторожно прощупывая область коленного сустава, дабы убедиться в отсутствии серьезной травмы. Благо знания и опыт позволяли ему это сделать, ведь за плечами фельдшерское училище и служба в Николаевском военном госпитале, а потом и в рядах Красной армии. Маша тихо стонет, чуть ли не до крови закусывая нижнюю губу. — Встать можете? — окончив осмотр, Ганин предложил ей свою руку, чтобы помочь подняться. Ухватившись покрепче, Маша встала со ступенек, но при попытке сделать шаг, почувствовала легкий хруст в колене, после чего последовала очередная волна боли, сопровождаемая ощущением нестабильности сустава. Сжав зубы, можно было терпеть, но ведь это не выход, вдруг действительно что-то серьезное. — Судя по всему — растяжение, — со знанием дела заявил Алексей. — А если перелом? — девушка облокотилась о железные перила. — Вы бы вообще стоять не могли, — улыбнулся Ганин, поднимая с пола сверток к подарком. — Но не лишним будет обратиться к врачу. — Это позже, — отмахнулась Маша. — Галю поздравить нужно сначала. Поможете мне подняться? — Разумеется, — Алексея и просить не нужно было. Он с превеликим удовольствием готов был оказать помощь красивой девушке. — Держите цветы. Всучив Маше пышный букет тюльпанов, Ганин подхватил легко подхватил девушку на руки, срывая с её губ удивленный визг. Обхватив одной рукой его за шею, чтобы не свалиться, Маша уже представляла, какой фурор на гостей Галины произведет ее такое появление на празднике. — Мужу только не рассказывайте, — хохотнул Ганин, лихо поднимаясь вверх, будто нес на руках что-то невесомое. — Ревновать будет. — Он у меня не ревнивый, — Ганин наверняка уже знал, что никаким мужем здесь и не пахнет, но Маша все-равно решила ему подыграть. — Это хорошо, — оказавшись у самой двери, Алексей прижался плечом к звонку, чтобы им открыли дверь, за которой уже слышались голоса, громкий смех и музыка. — Вам одного Серёги хватит по горло. Только Маша собралась уточнить, что мужчина имеет ввиду, как дверь открылась и в проеме двери показалась именинница. Улыбка на лице Галины сменилась гримасой удивления, может, даже легкого шока, когда она увидела Ганина с Машей на руках. — С днём рожденья! — виноватая улыбка изогнула губы Марии. Чёрт, как же ей было стыдно за такое нелепое появление. — Спасибо, — растерянно произнесла Галя, отходя в сторону, дабы пропустить гостей в квартиру. — А что в вас случилось? — Я ногой ударилась сильно, — Маша кивнула на свое колено. Ссадины бело не видно из-за длины платья. — Если бы не Алексей, сидела бы я на лестнице, пока вы расходиться не начали. — Галь, ей бы что-то холодное приложить, — вмешался разговор сам Ганин, не выпуская девушку из рук. — Давайте на кухню, — тут же спохватилась Галя, и закрыв входную дверь, повела гостей на кухню. Ничего достаточно холодного, чтобы в должной мере обезболить колено не нашлось, поэтому своеобразным компрессом послужила бутылка с водой, обмотанная в кухонное полотенце. Маша внутренне сокрушалось, что угораздило ее грешную душу попасть во времена, когда слово «холодильник» знал далеко не каждый. — Легче? — Алексей все еще был рядом, что крайне смущано Бениславскую. К Ганину Галина относилась, мягко говоря, с прохладой. Именно его женщина винила в проблемах Есенина с алкоголем: Ганин сам любил выпить, и при этом требовал, чтобы Сергей тоже пил вместе с ним. В отличие от Есенина, Алексей не пользовался бешенной популярностью у публики, его стихи не издавались, не шли в массы, оттого он топил своё отчаяние в вине, даже не задумываясь о том, что вслед за собой тащит на дно своего названного «брата». Хотя, Бениславской чаще думалось, что делает это Ганин намеренно, из зависти, из-за того, что его талант притесняют, в то время как Есенина знают далеко за пределами России. Излишний интерес к Маше также не вызывал сомнений в том, заручившись ее доверием, Алексей непременно воспользуется этим, дабы сильнее насолить Есенину. — Да, — Маша облегченно выдохнула. Пусть боль и не прошла совсем, но с каждой минутой она становилась слабее и терпимее. А когда колено зафиксировали тугой повязкой, девушка даже смогла ходить, хоть ощущение неустойчивости никуда не делось. — Спасибо. — Рад был помочь, — улыбнулся Ганин. — Галя, кстати, это тебе. С днём рождения! Алексей протянул Бениславской букет, но сам не сводил глаз с Маши. Галя это заметила, заметно напрягаясь. Где-то в глубине души женщине хотелось, чтобы в жизни Марии появился кто-то, кто сможет полностью завоевать ее внимание и сердце, но Ганин никак не походил на роль спутника для этой молодой девушки. Мало того, что пьет, так ещё и женат. — Спасибо, — Галя тут же убрала букет в банку с водой. — Лёша, Вы идите к гостям, а я здесь сама. Алексей кивнул, и стрельнув напоследок взглядом на Марию, покинул кухню, оставив женщин наедине. — Осторожнее с ним, — Галя кивнула на закрывшиеся за мужчиной двери, ведущие в гостинную, где шумели гости. — Сам на волоске висит и тебя потянуть может. А учитывая твою историю, второго шанса на спасение уже не будет. — Не беспокойся, — Маша чуть прихрамывая, подошла к старенькой кухонной тумбе, взяв с нее сверток. — Может я и кажусь наивной дурой, но в людях немного разбираюсь. Это, кстати, тебе. Надеюсь, с размером угадала. Немного отпустив ситуацию, Бениславская с каким-то детским любопытством стала разворачивать бумажный сверток. Кипельно белая кружевная комбинация необычного фасона, вызвала настоящий восторг у Галины. Маша не пожалела денег на подарок для человека, которому буквально была обязана жизнью. Набросав швее примерный фасон, девушка потратила все свои сбережения на эту неизменно важную для каждой женщины этого времени вещь. — Маш, это ведь дорого, — Галя бережно провела ладонью по кружеву. — Зачем ты так тратилась? — На что мне здесь копить, — отмахнулась девушка. — Какая-никакая, а работа есть. Жилье есть, да и с голоду не пухну. Больше мне уже ничего не надо. Там всё осталось. Что-то внутри больно кольнуло при мысли о том, что вся её жизнь здесь — чья-то глупая шутка. Она чужая, хоть и пыталась жить по правилам, пыталась делать вид, что она такая же, как и все, но от себя же не убежишь. Она родилась в другое время, ровно как и в другом мире, а все, кто ее окружает, и к кому она успела привязаться — люди ушедшей эпохи, граждане давно несуществующей страны, чьи имена выбиты на могильных плитах. — Мне очень нравится, — порывисто обняла девушку Галя. — Спасибо большое. — Носи с удовольствием, — пряча грусть за улыбкой, проговорила Мария. Дождавшись, пока Галя спрячет подарок подальше от любопытных глаз, Маша вместе с ней вышла к гостям, которые уже во всю отмечали праздник: кто танцевал под заводную музыку, доносящуюся из старенького патифона, кто громко о чем-то спорил, ну а кто-то, уже изрядно перебрав, уснул прямо за праздничным столом. Появление Маши для гостей осталось незамеченным, девушка только обрадовалась этому факту. Из знакомых только сама именинница, Алексей и Есенин, который был в числе тех, кто пьяно о чем-то спорили. После случившегося в Доме печати, Маша избегала общества поэта, да и он сам не проявлял особого желания видеться с девушкой. Обоим было, что ли, стыдно за тот вечер. Сергея крайне редко отвергали дамы, поэтому в какой-то мере Марии все же удалось задеть его безусловное самолюбие. Девушка, в свою очередь, не хотела обременять себя лишними проблемами, которые преследовали поэта на каждом шагу. Это время для нее непонятное и опасное. Она боялась слово лишнее сказать, чтобы не навести на себя каких-то подозрений, ведь здесь как, один ее неверный взгляд или случайно брошенная фраза — и застенки Лубянки она сможет увидеть собственными глазами. Маше хотелось быть незаметной для всех, слиться с толпой и ничем не выделяться. Мария скромно стояла у окна с бокалом красного вина, наблюдая за веселящейся толпой, как к ней вновь подошел Ганин с предложением потанцевать. — Вы разве забыли? — усмехнулась Маша, опустив взгляд на перетянутое белой тканью колено. — Сегодня я не лучший партнер для танцев. — Точно, извините, — ударил себя ладонью по лбу Алексей. — Давайте тогда выпием. За Галю! — За Галю! — чуть приподняв бокал, повторила Маша. Чуть пригубив кисло-сладкое вино, девушка облизнула губы, бросив короткий взгляд на Есенина. Снова бессовестно пьян, как и его друзья, которые все подливали поэту и подливали. А рядом суетилась верная Бениславская, которая пыталась остановить эту вакханалию, но Сергей лишь отмахнулся от нее в очередной раз. Как бы Маша не хотела привлекать внимание к себе, сидевшие за столом ее все же заметили, а в частности Блюмкин, которому ее лицо показалось смутно знакомым. Сейчас в ней с трудом было узнать ту избитую девчонку из тюремного подвала, которую он вытащил по просьбе Есенина, но Яков был почему-то уверен, что это именно она. — А это та самая знакомая? — Яков кивнул в сторону смеющейся над какой-то шуткой Ганина Маше. Ему требовались подтверждения его догадок. Есенин молча кивнул, опустошая очередную рюмку. Он был уже изрядно пьян, поэтому не заметил заинтересованного взгляда друга, обращенного в сторону Марии. — А зовут как? — Блюмкин вновь наполнил рюмку, хотя сам к своей даже не притронулся. В отличии от остальных друзей поэта, которые от выпитого и двух слов уже связать не могли, он единственный сохранял остатки разума. Пусть и находился в кругу друзей, но профессия не позволяла расслабляться и держать руку на пульсе. Галя, наблюдавшая со стороны, занервничала. За взглядом Якова проследить было не трудно, как и догадаться, о чем он так упорно расспрашивает поэта. Видимо, пытаясь напоить и без того захмелевшего Есенина, он надеялся развязать ему язык, чтобы как можно больше узнать о ничего не подозревающей Маше. — Мария, — мечтательно протянул Сергей, бросив короткий взгляд на веселящуюся девушку. Заметив, как Ганин, что-то оживлённо рассказывая, взял её за руку, а та даже не воспротивилась, Есенин лихо опрокинул рюмку, шумно втянул носом воздух и надкусил яблоко. — Тихо справили поминки, на душе утихла боль, и на Маше, на сиротке, повенчался сам король. — Ну, Есеня, — хохотнул Блюмкин, подливая ещё горячительного. — День рождение отмечаем, а ты тут про поминки. Бениславская услышит — пинками под зад погонит отседа. — Это же Галя, — принебрижительно бросил Есенин, отмахнувшись. — Она не погонит. — Везет же тебя с бабами, — хохотнул Яков. — Одна — красивая, другая — терпеливая. — Галя — друг, — у Сергея уже язык заплетался. — А эта Маша кто? — глаза хитро забегали. — И Маша друг, — задумчиво протянул Есенин, подперев голову рукой. — Яшка, ну чего ты пристал, а? Блюмкин громко рассмеялся на такое заявление, хлопнув Сергея по спине. — Стареешь, Сергун, — Яков налил себя вина. — Раньше с бабами спал, а теперь дружишь. Есенин промолчал, раздражённо дёрнув щекой, и хмурым взглядом окинул гостей Галины, ненадолго задержав взгляд на улыбающейся Маше. Она была так увлечена общением с Ганиным, что даже не смотрела в его сторону. — Маша, а Вам нравится поэзия? — Алексей придвинул стул ближе к девушке, краем глаза заметив, как это напрягло Сергея. — Не знаю, если честно, — пожала пречами Маша, делая глоток вина. — Хотя раньше я пела. На гитаре играла. В том числе и песни на стихи. Так что, наверное, мне в какой-то мере поэзия нравится. — Так Вы певица? — поиграл бровями Ганин. — Нет, — рассмеялась Маша. Сложно было подобрать слова, чтобы рассказать о том, что она некоторое время пела в переходах, пытаясь заработать денег. — Для друзей пела, для себя. Для узкого круга, в общем. — А для нас споете что-нибудь? — Ганин заметно взбодрился от этой идеи. — Нет! — тут же запротестовала Маша. — Не в коем случае! Полный дом поэтов, вы и развлекайте гостей. Я не привыкла перетягивать одеяло на себя. Но Алексей уже её не слушал. Подскочив со своего стула, он свистнул Наседкину, который так некстати сидел в уголке стола с отсутствующим лицом бренчал на гитаре что-то ненавязчивое. Маша поднялась следом, тут же ринулась к Галине и схватив ее за руку, пролепетала что-то вроде «спаси меня», как Ганин оказался рядом с ней и всучив в руки гитару, громко захлопал в ладоши, привлекая всеобщее мнение и заставляя всех замолчать. — Товарищи, минуту внимания, — Маше хотелось сквозь землю провалиться от стыда. Дернул же ее черт разоткровенничаться о своем прошлом. — Маша? — Галя не понимала, что вообще происходит. Закатив глаза, Маша все же присела на стул, предложенный Ганиным. Собирая на себе пристальные заинтересованные взгляды, девушка чувствовала, как жар подступает к лицу, окрашивая его в пунцовый. — Только ради тебя, Галь, — Маша шумно выдохнула, поудобнее взяв гитару. В комнате воцарилась полная тишина, когда тонкие, длинные пальцы стали перебирать струны. Пару минут Маша, внимательно прислушиваясь к звуку, настроила гитару под себя, а когда все было готово, пришла в небольшое замешательство. А что сыграть? В памяти, как на зло, ничего не всплывало из ей привычного репертуара. Столько всего произошло за последнее время, что Маше казалось, что все воспоминания из прошлого — это просто какой-то сон, а то, что проиходит сейчас — ее реальная жизнь. Единственное, что точно не могло присниться — Кирилл. Человек, который был смыслом, центром Вселенной. Именно он наполнил жизнь девушки красками, эмоциями, именно он всё и убил. Быстро, по щелчку пальцев, подло и безжалостно уничтожил всё, чем дорожила Маша. «Любовь заслужить нужно. Что ты для этого сделала? За что тебя любить?», — Маша не могла забыть эти слова, которые Кирилл кричал ей в лицо, брызжа слюной, когда ее голая подруга бегала за его спиной, собирая свои вещи по комнате. Эти слова и стали последней каплей. Именно из-за них она оказалась на том мосту. Вспомнив о Кирилле, Маша неожиданно вернулась к событиям четырехлетней давности. К моменту их знакомства. Тогда ведь все началось с песни. Именно эту песню она и решила исполнить.
Не прячь пули, стреляй смело. Пускай стрелы в мое тело. Я не ангел, и ты тоже. Я так делал, и ты сможешь. Молчать... Гораздо больнее молчать... Лучше голос сорвать. Кричать!
Да, Лазарев бы охренел от такой наглости. Мало ли кто-то из поэтов сейчас запишем строчки, а потом присвоит право на них себе. Хотя, какое уж авторское право в этом аду?
В самое сердце на пораженье! Что же ты медлишь с этой мишенью? Я все растратил, карты открыты. Бей что есть силы, и будем квиты!
А перед глазами замелькали сцены их прошлого. Семь вечера. Час-пик. Подземный переход на Садовой. Семнадцатилетняя Маша с красными, опухшими от слез глазами, несется сквозь толпу, прижимая к груди папку с документами. Настроение настолько паршивое, что жить не охота, а причина тому — провал с поступлением в медицинский университет. В голове только и мысль о том, как воспримет эту новость бабушка, которая спала и мечтала о том, чтобы увидеть свою драгоценную внучку в белом халате. Маша рано лишилась родителей, и поэтому бабушка — единственный родной на свете человек, которого она так боялась разочаровать, а тут такой грандиозный провал. Полностью погруженная в свои мысли девушка совершенно не смотрит ни по сторонам, ни под ноги, поэтому налетев на чехол из-под гитары, теряет ровновесие и тут же шлепается на грязный пол, рискуя быть затоптанной огромным потоком людей. — Девушка! — сильные руки тут же подхватывают Машу под мышки, уволакивая в сторону от толпы. выходящей из метро. — Девушка, Вы как? Сильно ударились? Маша опустила взгляд вниз, смотря на свои разбитые в кровь колени, содранную кожу на ладонях и не обращая ни на кого внимания, присела у стены и расплакалась. Громко, навзрыд. Сквозь пелену слез она едва смогла разглядеть лицо парня, присевшего рядом с ней на корточки. Он что-то говорил, пытался успокоить, предлагал помощь, на Маша лишь качала головой и плакала. — Кир, ну что ты за чёрт? Тёлки уже к ногам падают! — голос откуда-то сбоку. — Да заткнись ты! — шикнул незнакомец. — Сгоняй, вон, в аптеку. Перекись возьми и бинт. — Не надо, — всхлипывала Маша, рукавом толстовки стирая с лица мокрые полоски слез. — Надо, — голос настойчивый, даже грубый, но вместе с тем красивый и глубокий. Маша невероятно захотелось рассмотреть лицо парня перед собой. Что-то внутри требовало прекратить слезы и посмотреть. Сделав пару глубоких вздохов, как учила бабуля, Маша смогла заставить себя успокоиться и поднять глаза на незнакомца. Сердце девушки пропустило удар, стоило ей встретиться со взглядом тёмных живых глаз. Молодой, красивый парень смотрел на неё своими чёрными как смоль глазами, а на губах виноватая улыбка. Он что-то говорил о прощении, что, мол, виноват, но Маша уже ничего не слышала. Был только он. Ни шума, ни толкающихся людей вокруг. Даже боль утихла. Весь мир сузился до его одного. Машу выдернула из мечтаний жгучая боль в колене. — Тшшш, — незнакомец подул на коленку, осторожно промакивая ранку кусочком бинта, смоченным в перекиси. — Что ж ты такая нежная, а, красавица? Потерпи чуть-чуть. Мимолётное прикосновение длинных пальцев к ее коже и Маше показалось, что она бы смогла стерпеть от его рук самые страшные пытки. — Ну вот и всё, — парень прилепил на колено широкий пластырь, полностью скрывающий рану. Выпрямился, помогая и Маше подняться. — Ты извини, что мы тут так разложились, но под ноги тоже смотреть надо. Чего ревела-то? — Не поступила, — Маша и сама не знала, почему вдруг решила поделиться своим горем с незнакомым парнем. Тот лишь рассмеялся, но без злости, без какой-то грубой насмешки. — Ерунда это всё, — отмахнулся парень, поднимая с пола свою гитару. — Диплом сейчас вообще бумажка бесполезная. В нашей стране скорее возьмут на работу дверцу от плиты, если она чья-нибудь знакомая, чем тебя, с твоим дипломом. — И что же мне делать? — хмыхкнула Мария, указывая взглядом на гитару в руках парня. — В переходе петь, как вы? — Дерзкая, — усмехнулся парень. — Но чтобы петь, тут талант еще нужно иметь. Бренчать и бормотать себе под нос может любой, а зацепить дано далеко не всем. — Намекаешь, что у меня его нет, — Маше не составило труда прочитать в ее глазах издевку. — А у тебя есть, да? — Давай я спою, а ты сама решишь, — он знал, что она уже попалась в его сети, как попадались многие. Пальцы парня быстро перебирали струны, остальные ребята быстро подхватили ритм и посреди людского шума зазвучала прекрасная мелодия. — В самое сердце на пораженье. Что же ты медлишь с этой мишенью? — он не отводил взгляда от Маши. — Я все растратил, карты открыты. Бей что есть силы, и будем квиты! В черных глазах плясали бесенята. Это становилось похоже на игру кто кого сильнее заденет. Ох, знала бы тогда Маша, что скоро эта игра приведёт ее прямиком в Ад, где её мучителями станут те самые бесы, которые пока еще заперты у него внутри — В самое сердце... — последний аккорд и Маша осознает, что все это время из ее глаз текли слезы. Больно было вспоминать день встречи. А еще больнее от того, что прошлое не вернуть. Если бы это было возможным, единственное, что бы изменила Маша, так это прошла мимо, проползла бы мимо и даже не взглянула на человека, который планомерно уничтожал ее на протяжении долгих четырех лет. Гостям потребовалось пару минут, чтобы прийти в себя после столь эмоционального выступления. Под громкие аплодисменты Маша поклонилась, вернула гитару Наседкину, а сама вернулась за стол, одним махом осушая бокал с вином. Ганин вновь уселся рядом. — Ты смотри! Лёшка-то от неё не отходит, — Блюмкин только масла в огонь подливал. — Раз не ты, так хоть он её пощупает. Сначала Сергей молчал, а затем резко ударил по столу кулаком. Внезапно всеобщее веселье разом прекратилось, и внимание всех гостей устремились на поэта, поднимающегося из-за стола. Есенин едва стоял на ногах, но это не помешало ему в одночасье оказаться рядом с Ганиным. Ничего не понимающий Алексей собирался спросить у товарища, что ему понадобилось от него, как в следующую секунду Ганин был сбит с ног одним мощным ударом в челюсть. А затем последовал оглушительный визг гостей и попытки разнять двух мужчин сцепившихся друг с другом. — Гнида ты, Ганин, — орал Есенин, пытаясь вырваться из рук Блюмкина и только очухавшегося Приблудного. — Хоть пальцем к ней прикоснешься, я тебя собственными руками придушу. Маша испуганно наблюдала за всем происходящим, совершенно не понимая, почему вдруг так взбеленился Есенин. Она никогда ничего ему не обещала, да и сам поэт проявил к ней какой-то интерес только в тот вечер после выступления. Даже больше, от Гали девушка слышала об увлеченности Есенина какой-то актрисой из театра по имени Августа. Даже стихи ей посвящал. Так что сейчас стало причиной конфликта? Желание защитить от ненадежного человека или же в Сергее взыграла ревность? Маша не знала, да и сам Есенин вряд ли бы смог ответить на этот вопрос. — Пошёл ты к чёрту, поэт хренов, — выругался Алексей, плюнув себе под ноги, отталкивая от себя Сашу Кусикова. Резко сдернув со спинки стула свой пиджак, мужчина стремглав выскочил из квартиры, оглушительно хлопнув дверью. Маша немного помедлив, все же спохватилась, и игнорируя боль в ноге, бросилась вслед за Алексеем, слыша, как в спину ей летит весьма не лестное «шлюха» и еще пару ругательных, прерванных требованием Галины немедленно успокоиться. Ганин стоял на лестнице с зажатой в зубах сигаретой. Дрожащими пальцами он пытался зажечь спичку, сокрушаясь от неудач в этом деле, а из разбитого носа тонкой струйкой текла кровь, оседая на сером бетоне бурыми пятнами. — Лёша, как Вы? — Маша была обеспокоена состоянием Ганина. Она понимала, что в случившемся между поэтами конфликте есть её вина. Видимо, легко увлекающийся Есенин не воспринял её «нет» всерьёз. — Может стоит врача вызвать? — Ерунда, — лишь отмахнулся Алексей, наконец, прикуривая сигарету. — Заживёт, как на собаке. Маша протянула мужчине салфетку, которую успела схватить со стола. — Спасибо, — криво усмехнулся Ганин, прикладывая тёмную ткань к носу, чуть запрокидывая голову назад. — Эх, давно мне Сергун морду не бил. Сильно Вы, Маша, царапнули его. — Никого я не царапала, — даже обиженно проговорила Маша, обхватив себя за плечи. — Между мной и Сергеем Александровичем никогда и ничего не было и не будет. — Он умеет быть настойчивым, — это Алексей знал наверняка. Чего стоит увести невесту друга прямо из-под носа. — Но если Вы сумеете устоять, то я буду приятно удивлён. Несмотря на то, что за окном вовсю бушует май, ночью на лестничной клетке было довольно прохладно, поэтому Маша поежилась, чувствуя, как холодный ветерок, гуляющий в подъезде, забрался под её тонкое ситцевое платье. — Ладно, пойду я, — Ганин бросил взгляд на часы на правой руке. — А то последний трамвай пропущу. Вас проводить? — Нет, я позже уйду, — покачала головой Маша. — Гале помогу прибраться. — До свидания, Маша, — Алексей улыбнулся. — Несмотря на произошедшее, был прекрасный вечер.
***
Гости покинули квартиру Бениславской, когда часы перевалили за полночь. В квартире оставались только Есенин, ему просто некуда было податься, и Иван Приблудный, которого просто не смогли добудиться. Маша собиралась идти домой, но Галя настояла, чтобы девушка осталась ночевать, потому как шататься девушке без сопровождения ночью — идея не самая лучшая и легко можно нарваться на неприятности. Недолго сопротивляясь, Маша согласилась. Убрав со стола, девушки расположились в крошечной комнате Галины, в то время как мужчины остались спать на диване в гостиной. Маша долго не могла уснуть, ворочаясь на кровати, рискуя разбудить Галину, которая мирно сопела у стены. Стоило девушке закрыть глаза, как вновь и вновь перед глазами возникал образ Кирилла: его черные глаза, смотрящие будто бы в душу, издевательская усмешка, обнажающая идеально ровный ряд белоснежных зубов, а еще изображение змеи на шее — тату, которое Маша со временем стала ненавидеть. Ей раньше часто снились сны, как эта самая змея оживает, обвивается вокруг ее шее, перекрывая кислород. В реальной жизни этой змеей и был Кирилл. А начиналось все красиво: цветы, подарки, красивые ухаживания. Именно он помог ей с поступлением в университет, чтобы бабушка со своими нравоучениями не доставала. Она влюбилась в каждую клеточку его тела. По коже пробегали мурашки только от одного звука его имени. Через месяц отношений забрал ее к себе, а через три сделал предложение, правда до ЗАГСа так и не дошли, решив, что штампы в паспотре — это пережиток прошлого и им и без него хорошо. Тогда Маша еще не знала, что это очередная манипуляция Кирилла, ведь как показало время, жениться он никогда на ней не собирался. Через полгода букетно-конфетный период закончился и настало время, когда безоблачная жизнь Маши стала превращаться в самый настоящий кошмар. Скандалы, крики, драки — каждодневные атрибуты их совместной жизни. Кирилл измывался над влюбленной девушкой как мог: флиртовал с ее подругами, заигрывал с совсем незнакомыми девушками, откровенно, при друзьях, указывал Маше на ее недостатки, оскорблял и даже мог поднять руку. Отчаянно нуждавшаяся в любви Маша прощала каждую его выходку, готова была стерпеть все, что угодно, только бы он не оставлял ее. Случалось и такое, что на крики соседи вызывали полицию. Кирилла забирали на сутки, а Маша била себя в грудь, что больше не позволит с собой так обращаться, порывалась уйти, разорвать эти больные отношения, но Кирилл не отпускал. Он возвращался с цветами, так яро клялся, что больше никогда в жизни на нее не то, что руку, он голоса на нее не поднимет, вымаливал на коленях прощения, обещал измениться, и Маша прощала. Раз за разом. Раз за разом. Но кошмар продолжался. Все обещания забывались в который раз. Чувствуя, что эмоции накрывают, Маша осторожно вылезла из-под одеяла и направилась на кухню, чтобы выпить воды и немного успокоиться. Пару глотков холодной воды приводят девушку в чувства. Она тяжело дышит, проводя мокрыми ладонями по разгоряченной коже шеи, наваждение и воспоминание отступают куда-то в темноту, а на душе становится легче. Кто знает, может быть пройдёт время и она вовсе сможет отпустить свою прошлую жизнь. — Не спится? — тихий голос позади заставляет девушку вздохнуть от неожиданности. — Нет, — Маша не оборачивается, совершенно точно зная, кто стоит у нее за спиной. — Ночь лунная, наверное, поэтому. Сергей знает, что она врет. Луна совершенно не виновата в ее бессоннице. — Вы красиво поете, — он сделал еще один шаг в сторону девушки. Теперь их разделяли считанные сантиметры. Есенин мог поклясться, что кожей ощущал невидимые разряды, исходившие от нее, будто бы защититься хотела от чего-то. — Не думала, что Вы слушали, — хмыкнула Маша, смотря через окно на залитые лунным светом крыши соседних домов. — Маша, — Сергей преодолел ничтожное расстаяние, разделявшее их, уткнувшись лицом в светлые волосы. Маша не воспротивилась, даже не шелохнулась. — Скажите, есть ли у меня хоть один шанс? Девушка обернулась, внимательно вглядываясь в голубые глаза напротив. Совершенно не похож на Кирилла внешне, но там, глубоко в душе, все те же демоны. Маша видела их в его светлых глазах, да и они ее узнали. — Ответьте, — Есенин был тверд в своем намерении получить ответ здесь и сейчас. — Я не могу, Серёжа, — Маша устала от боли, а согласиться быть с Сергеем, значит вновь наступить на те же грабли, что и четыре года назад. — Нет шансов. Извините. Маша решала, что больше не позволит никому издеваться над собой, манипулировать, смеяться над чувствами.