STOCKHOLM SYNDROM | Том Каулитц

PAST, 16th of July

Холодная сталь пистолета совершено не констатировала с теплой кожей Каролины, куда он касался, чтобы в очередной день утешить ее от смерти отца. Это стало привычкой – считывать ее настроение по невербальным жестам. В последнее время слезы с щек Эрнест не высыхали, словно волны цунами, которые на некоторое время то успокаиваются, то штурмуют в совершенно случайное для человека время. Том был крайне осторожен с выражениями к ней, проявлением несвойственной заботы и ласкам. Если раньше он мог легко похохотать с ее глупых шуток, то сейчас серьезность не оставляла лица обоих. И это пугало.

Каулитц разрывался на части. Не мог врать в лицо, придумывая никчемную ложь. И не мог рассказать девушке, кто он такой и с кем она имеет дело – в любом случае, как грабитель, он может случайно засветиться на экранах телевизора и распотрошить отношения в непрекращающееся месиво разочарований.

Круглый стол, стоящий в середине просторного пыльного дома, был усеян объедками, пустыми стаканами, потухшими свечами и окурками дешевых сигарет. Поморщившись, Том надеялся, что все давно спят и не заметят очередной пропажи на несколько часов. Хулагу спит, как младенец, команда должна валиться с ног после тренировки, только храпа Нерона не слышно...

Один Бог, черт возьми, знал, почему люди не любят разговаривать о проблеме, когда она висит над ними, как надоедливая паутина. Вместо выяснения ссоры, банда предпочитали молчать и делать вид «ничего не произошло», будто молча подтверждая детскую позицию. Смиренно ждут, что ситуация сама рассосется, а на деле вырывается кусок доверия. Раздражение Каулитца поднималось к вершине эвереста, стоило кому-либо в банде строить из себя обидчика, забывая, что каждый из них мог войти в книгу Рекордов Гинесса по количеству грабежей.

Тем не менее, сейчас Том навис над своей сумкой, войдя в комнату, в которой никто не спал, как в свою. Формально, ночные посиделки проводились в «гостиной», устланной серыми коврами и отсутствием приличной мебели.

— Ты вообще понимаешь, что мог все испортить? — голос Нерона резанул тишину, прерванную перешептываниями девушек.

— Понимаю.

— Да ты, походу, ни черта не понимаешь.

— Понимаю, — повторил он тем же ровным голосом, не пытаясь оправдываться.

— Чего ты добиваешься? Характер показывать начал? Ты не нам должен бунт устраивать.

— Где я говорил, что устраиваю бунт? — Каулитц устало протер глаза от сонливости.

— Ты не говоришь, а делаешь. И твои действия сейчас вредят нашей группе.

— Не пытайся пугать меня выгоном. Один раз меня из дома выгнали, больше я не испугаюсь. — твердо отчеканил он. Казалось, белки глаз Фреда покраснели от гнева и негодования.

— Да ты никому не нужен, чтобы тебя выгоняли, Македо. Когда ты смотришь на мир сквозь огонь, ничто не кажется безопасным.

— А я тебе говорил, как глупо ты выглядишь, когда читаешь такие морали? — невесело заметил Том, не сбавляя своего гнева.

— Нет. Лучше тебе вообще ничего не говорить. Мы все здесь в опасности. Постоянной. Если Хулагу и говорит, что связями вытащит из тюрьмы, мы не можем верить азиату с оригами в комнате.

— Можем, если он четыре года готовит нас к такому ограблению. Мы знаем все от и до.

— Как ты, черт, не понимаешь?! — буйно выплюнул Фред. Том медленно повернулся к нему всем корпусом, изрядно потрепанный от очередных одинаковых лекций. Нерон говорил одно и тоже, изредка перефразируя свои слова. — Мы под прицелом всю жизнь. Всю жизнь под ним и будем. Нравится тебе это или нет, но ты сам выбрал этот путь, как все здесь! У тебя не будет любви! Ни-ко-гда!

— Я чертовски устал от твоей нервотрепки. Словно если я пару раз пропустил занятия с Хулагу это карается казнью. Успокойся. Мы с ней осторожны, и она почти ничего не знает обо мне. И...

— Так, все, хватит. Замолчи. — вдруг прервал его Нерон. — По твоей вине чуть не скопытились все мы, а ты до сих пор ищешь отговорки, как какой-то педик. Ты должен быть благодарен, что мы не выкинули тебя после выходки.

Роль «наставника» и «строго родителя» обычно выполняли все, кроме Нерона с его противоестественными точками зрения. Никто не видел в нем действительно знающего человека под масками жестокости и напускного юмора. Но даже если на секунду прислушаться, можно удивиться его масштабным познаниями. Не хватало только виски, одиночества вокруг и разговоров по душам, чтобы открыть в нем личность психолога.

Как взрослые люди, Микель, Жанна и Стюарт всем видом давали понять, что заняты расфасофанием документов по стопкам. Мысленно они прислушивались к буйному разговору.

— Ты пытаешься строить из себя героя. Заметил, что они живут недолго?

— Да. Из-за смелости. Которая есть здесь только у меня. — дерзко резвился Каулитц, разряжая пистолет, словно показывая, что ссора для него не настолько серьезная, чтобы держать оружие наготове.

— Не восхваляй себя. Если ты не засветился перед мусорами еще не значит, что ты не засветишься перед Хулагу. — Тон голоса Фреда понизился до опасно-предупреждающего.

— Он все знает. — коротко бросил он, не оборачиваясь. В зале застыла такая давящая пауза, что ее можно было увидеть невооруженным глазом.

— Ты все рассказал? — шокировано оживилась Жанна, выстраивая в голове самые мощные оскорбления, на которые она способна.

— Нет. Он сам догадался. Неужели, черт возьми, это было непонятно?

— Мы, в отличие от тебя, хотя бы пытались скрыть правду. Ты же, как самовлюбленный идиот, даже не старался спрятать переписку с ней или смыть помаду с шеи!

— Почему это вас так колышет?! — взорвался Том. — Я выполнял свои поручения, держал рот на замке, поддерживал каждого, а вас волнует только одно!

— Да. Деньги. Тебя они тоже волнуют.

— Если в твоей жизни все строится на грабеже, найди себе другое развлечение. У тебя разводов немерено, а ты пытаешься дать мне совет.

Никто, кроме Фреда, не осмеливался влезать в словесную перепалку, дабы сохранить себя от удара горячей руки. Секретные заявления, договоры, указы были намного важнее, чем детские споры о любви. Ребята вскрывали истину с помощью кражи бумаг бесчисленное количество раз. Даже на пальцах рук и ног не сосчитать. И взгляд Стюарт уже несколько пробегался по одной и той же строчке уже трижды. Она прервала задумчивость и вышла из комнаты, привлекая внимание Жанны.

Из помещения до сих пор доносились непрекращающие громкие разговоры, где никто не хотел уступать друг другу и предпочитали настаивать на своей правоте.

— Ты видишь? Хулагу говорил что-то о подобном. — нахмуренно напомнила Стюарт, ее руки заметно тряслись.

— Эй, успокойся, крошка. — Эмбер плотно закрыла дверь. Рев мужчин звучал приглушенно и отвлекающе, как в телефонной будке. — Не обращай внимания. Поцапаются и успокоятся. Повтори еще раз.

— Валерина Альварес-и-Монтеверде-Вилларрубиа.

— Ч-чего? — непонимающе нахмурилась Жанна. — Не знаю, под какими порошками они были... Но даже поэт это не выговорит.

— Дело не в этом. Что имя, что фамилия из династических происхождений.

— Типа, голубая кровь?

— Да. Помнишь, что говорил Хулагу? На эту девушку записано триста тысяч евро в наследство.

— И хрен выговоришь.

Жанна выхватила листок и вчиталась в документ. Кроме названия, бывшего места жительства и количества денег больше ничего не говорилось.

— Черт, даже маленького шрифта нет. Когда мы будем в банке, нужно изучить крупные операции на эту фамилию.

— Такое чувство, что она из Латинской Америки. Сочетание Боливии и Уругвая.

— Чушь. Азиатик сам говорил – обеспеченные мажорики склонны к подделыванию имен, чтобы такие, как мы, не украли у них все наследие.

Кличка «Азиатик» пришла у ребят именно после запрета Хулагу на раскрытие личностей малознакомым людям, а вскоре – вообще всем. Кроме Нерона с испанскими корнями и Каулитца, все проживали в Америке на протяжении жизни. Парни любили глумиться над Микелем и девушками тем, что Америка не гордится благополучными районами и из бродячих воров обычно случается «это». Господи, сколько же споров было...

Множественность мнений внутри банды приводила к постоянным нравоучениям и бессмысленным усложнениям. Они не могли найти компромисс – каждый хотел сделать по-своему, занять свою позицию при ограблении или руководить. Но в чем-то они были похожи. Их объединяла не только жажда больших денег, а еще... схожая история. Из бездомной потерянной жизни они спаслись благодаря Хулагу – единственному, кто увидел в них инструмент для более интересных грабежей, кроме как местных рынков и клубов.

Они во многом похожи друг на друга, но в то же время настолько разные, что от осознания хочется кричать в пустоту.

— Я понимаю, ты намекаешь на связь с той, о которой рассказывал Азиатик, но нет ее! Сама видишь, у нас нет веток связи, чтобы откопать информацию. Ее словно не существует вообще...

— Ты... Боже, это ужасно странно. Наследие в столько денег и ни одного упоминания в газетах. Может, имя перепутали?

— Знаю. В банках подделать имя – раз плюнуть, учитывая их недомощь.

— Я возьму с собой, когда проникнем туда. Все равно не запомню. — хихикнула Стюарт, прислушиваясь к крику Нерона. — У кого-то сегодня разобьется сердце.

— Чего? — вопросительно покосилась Эмбер, отрываясь от изучения документов. Пара ее светлых косичек упала на бумагу, невольно мешая прочитать.

— Не слышала? Македо сказал, сегодня все поменяется.

— Да конечно. Придурок влюблен настолько, что готов полиции себя сдать, лишь бы, — Жанна на секунду остановилась, пискляво повышая голос. — «его солнышко» было в порядке.

Вэлл бесшумно захохотала.

— Ей ничего не угрожает.

***

Бывает, перед принятием важного решения человек колеблется, не доверяет своему выбору, успокаивает тем, что любое последствие сделает его сильнее и приведет на путь истинный. Что-то в этом есть. Но никто не говорит – правильного выбора нет вовсе. Бессмысленно думать о совершенном поступке. Так или иначе это уже свершенный факт...

Том не понимал, почему так трудно расставаться с человеком, впервые увидевшем в нем личность, а не просто обертку, покрытую тайнами. Пусть даже он и скрывал большую часть своей жизни, заменяя истину ложью и неприятными словами. Руки дрожали, хотя раньше такого не было даже при дикой паники, губы сжались в тонкую линию. За три часа он сумел выкурить оставшуюся пачку сигарет и всматривался в мутное небо.

Голос Каролины ни на секунду не прерывался ее глупыми оправданиями после их ссоры. Она пыталась связаться с ним дважды, ошибочно виня в его молчании ужасную связь.

— Том, ты слышишь?

— Каролин, прости меня.

Прости, что мне приходится откровенно врать. Прости, что я не смог поддержать тебя, как достойный парень. Прости, что мы встретились не в то время и не в том месте.

Том мог придумать любую причину расставания, начиная простыми разногласиями. Игры в «горячо или холодно», привязанности, навязчивые мысли... Он должен придумать то, от чего он сам возненавидит себя.

И придумал.

Он прекрасно осознавал, на что соглашался, когда говорил это. В его голове за одну секунду из разных уголков сознания приходила одна и та же фраза, как неугомонное насекомое.

«Ничего не исправить».

И он сломал все окончательно.

— Я изменил тебе.

_________________________________
тгк: liabelww, нравится глава - ставьте звездочки, тогда быстрее выйдет новая глава. там будет пекло)