STOCKHOLM SYNDROM | Том Каулитц

PAST
15th of july

{When It's Cold I'D Like To Die – Moby}

Три машины ФБР, подоспевшие к дому моды, оказались бесполезны. Команда исчезла быстрее, растворяясь в ночи, оставив после себя лишь разбитые камеры и растерянных агентов, переговаривающихся по рациям с яростью в голосе. Хулагу, как всегда, продумал все до мелочей: канализационные тоннели, фальшивые номера на машинах, даже маршрут, который вел погоню в тупик заброшенного склада. Они ушли легко. Слишком легко.

Но Каулитц не чувствовал триумфа.

Он шагал по темным улицам, сжимая в одной руке букет гортензий, смешанных с розами, а в кармане телефон с десятком пропущенных вызовов от Каролины. В ушах еще звенели крики Нерона: «Ты нас подвел! Ты думал, что мы этого не заметим?!» Они были правы. Он провалил все. Задумался о Каролине, замешкался, чуть не угробил операцию. И теперь, когда адреналин схлынул, его накрывало чувство, с которым он подавно не умел справляться – стыд.

Он не звонил. Не писал. Просто пришел к ней, как раненый зверь к своему логову, и постучал в дверь, жмурясь от множества ссадин по телу. Виски сдавливала боль, Каулитц ловил себя на мысли, что как бы не пытался, Каролина не выходит из головы. Вернее, не она, а чувство вины.

А может быть, дело было и не в этом. Может быть, он просто из последних сил цеплялся за эту игру в команду, за бессмысленную надежду, что если рвать себя на части ради тех, кто когда-то вытащил его из темных уголков улицы, то однажды они станут настоящей семьей. Что когда-нибудь его обнимут не потому, что он принес деньги или закрыл чью-то спину, а просто так, потому что он есть.

Весь вид кричал о настороженности, стоило ему заметить на пороге не Каролину, нахмуренную Бэт. Ее светлые волосы торчали в разные стороны так, будто кто-то за них хватался.

— Привет. — рискнул войти в квартиру Каулитц, плотно захлопывая за собой дверь. — Что происходит?

— Каролин, тут...

И в этот момент до его слуха дошел неуверенный всхлип. Сердце напряглось до такой степени, что рухнуло вниз, веки залились тяжелым свинцом. Шелет упавшего букета выдал Каролине о его присутствии.

— Я покурю на улице. — предупредила подруга Эрнест, прежде чем не вышла из дома. Том оглянулся ей в след, все еще не понимая, какого черта творилось. В коридоре резко возрасла тень его любимой девушки.

— Где ты был? — спросила она с неествественной хриплостью. В голове Тома пронеслось тысячи вариантов событий, которые могли произойти за время его двухдневного отсутствия, а лицо приобрело настолько серьезный вид, что он сам не осознавал, как сильно хмурит брови.

— На работе. — И не соврал.

Он зашел ее в комнату, не постучав.
Каролина села на подоконник, обняв колени, демонстративно уставившись куда-то в окно. Свет был выключен. Только фонарь с улицы рисовал на полу тусклый прямоугольник.

— Зачем ты пришел? — Она не поворачивала голову, не позволяя рассмотреть ярко-красные глаза от пролитых слез.

— Я просто... пришел посмотреть, как ты. — Он надолго закрыл глаза, понимая абсурдность слов.

— Серьезно? — невесело усмехнулась Каролина. — Сейчас?

— Я знаю, что это не лучший момент, но...

— Не лучший? Том, ты пропал на два дня. Я хоронила отца одна. Без тебя! Где ты был, когда так нуждалась в тебе?

Он опустил глаза.

— Прости.

— Да иди ты со своими извинениями. — Сиплоть и ломкость пропитала голос Эрнест, как удушающий яд. Каулитц сам не заметил, что вокруг шеи невидимой нитью сдавливало горло, подобно змее. — Я просто хочу понять. Ты знал, что он умер. Ты знал, где я. Почему не пришел?

— Потому что... испугался. Я не знал, что сказать.

Искать оправдания ужасного поступка еще хуже, чем наглая ложь в лицо. Он решил не лгать. Испугался. Но далеко не состояние Каролины в порыве эмоций из-за умершего отца. Он испугался привязанности.

— Сказать? — она медленно встала. Сделала шаг к нему. — Ты не знал, что сказать? А я каждую ночь просыпалась от того, что мне слышалось, как он кашляет. Я думала, что это сон. А потом вспоминала. Его больше нет. А ты не знал, что сказать?

Ведет он себя то дружелюбно, то грубо и безразлично, сбивая с толку ее способность отличать холодное от горячего. Непринужденная поза идет вразрез со сдержанным порывом, который она прочла в его взгляде.

— Я не железная. Мне тоже хреново, понимаешь? А ты... ты всегда исчезаешь, когда мне хуже всего. Ты как будто специально ждешь, пока все сломается, и только потом появляешься, когда уже поздно.

— Я не хотел...

— Да насрать мне, что ты хотел! Я просто хотела, чтобы ты был рядом. Хоть кто-то.

Том сделал шаг ближе.

— Я рядом сейчас.

— А мне уже все равно. Ты был мне нужен тогда. А сейчас... я даже не знаю, кто ты.

Не нужно быть дураком для догадки, чего на самом деле хотела сказать Каролина, но из-за страха в выражении чувств умалчивала. Том смотрел в ее глаза без смущения.

— Я здесь.

— Надолго? Или пока снова не станет неудобно?

Если бы не подавляющие события, при которых Каролина почти потеряла смысл жизни и изо всех сил строила из себя сильную личность, Каулитц видел ее отчужденность к миру и разбитые на миллион острых осколков ожидание надежды. Его умение поддерживать близких в проблемах было таким же, как умение человека дышать под водой. Он ни при каких обстоятельствах не сумел бы подобрать нужных слов, чтобы достойно утешить девушку. Остатки человечности в глубине души позволили бы только прошептать: «Я с тобой, ты справишься». Но с его уст это выглядело крайне нелепо. А единственное, что действительно нужно Каролине – крепко обнять, поцеловать, позволить разрыдаться у себя на плече и сказать, что ей сочувствуют.

— Я... Послушай...

Вся жизнь, все любовные романы, все драмы по телевизору хором твердили о боли любви. Черпать знания о столь распространенном чувстве, Тому, к сожалению, было неоткуда. Сплошные разочарования, измены, ругань семьи... Вот и вышел парень, в детстве которого чересчур пугали жестокостью. Он был не в состоянии мыслить здраво.

— Я поступил, как мудак. Признаю свои ошибки и так далее...

— Ты думаешь, мне нужны твои признания, Том? Почему вопросы здесь задаю я, а не ты?

— Каких вопросов от меня ты хочешь? — процедил он сквозь зубы. — Ты перебиваешь меня каждую секунду, черт возьми.

— А тебе есть что сказать кроме того, что ты был на работе, которая не подлежит обсуждениям?

— Да. Есть.

Он внимательно всмотрелся в глаза Каролины, полные недоверия и недоговоренных колких фраз. Все-таки, обсуждение своих чувств, мыслей должно рано или поздно стать частью их отношений. Хотя бы на минуту.

— Я не говорю тебе о своей работе только потому что хочу тебя уберечь. Это не мафия и подпольное казино, где я... кого-то убивал. — Том замялся, непривычнось в словесных выражениях сквозила от него, как аура. Он усердно подбирал слова, чтобы не сказануть лишнего и не соврать в тысячный раз своей жизни.

В голосе Тома проскользнуло извинение.  Правда, потребовалось бы снарядить целую поисковую экспедицию, чтобы его там отыскать, но оно точно есть, где-то за всей этой чувственностью.

— Это просто дело, о котором я обязательно расскажу тебе позже. Когда все закончится.

— Что закончится, Том? — устало выдавила из себя Эрнест, сильнее сцепляя пальцы на краю футболки. — Не смей говорить загадками сейчас. Ты делал это беспечно долго.

Том рассказывал все это делеко не с целью оправдать свои поступки. Он отвлекал ее, пытаясь хоть на пару мгновений заставить забыть о потере.

— Я... был у знакомых. Ну, у Микеля. Мы работали над кое-чем. Просто работали.

— Кое-чем? Том, я два дня думала, что ты умер, что тебя схватили. А ты говоришь: «кое-что».

— Это... не проект в прямом смысле. Мы с ним пытались наладить систему с распознаванием движения для склада. Для хранилища.

Подробности пропажи Каулитца не особо интересовали Эрнест. Ее интересовало только одно.

— Почему ты не написал?

— Потому что думал, что все будет быстро и за один вечер. Но все это требовало больше конкретики. И... наверное, я просто подумал, что ты разозлишься.

— Ну, ты был прав. Я злюсь.

— Мне... жаль.

— Не надо.

— Все это время я думал только о тебе. Пока эти чертежи перед глазами расплывались от недосыпа, я представлял, как быстрее вернусь к тебе и утешу. Если ты... подозреваешь – спроси Микеля.

Каролина мотнула головой, стряхивая невидимую пыль с рукава.

— Все совершают ошибки. — безэмоционально резюмировала она.

— Я могу все исправить.

— И как ты собираешься?

Каролина посмотрела на него, медленно. В ее взгляде еще пламенно горела обида. Это напоминало подземный пожар. Неуправляемое горение, проходящее внутри, которое пойти невозможно погасить.

— Почему ты мне это говоришь?

— Потому что я не уйду. Сколько раз бы мы не ссорились по этому поводу, я не оставлю тебя одну, вернусь.

— А если не вернешься?

— Тогда ты найдешь меня и дашь по заднице.

Каролина тихонько засмеялась, вытирая выступающие слезы тыльной стороной ладони, а потом с нее словно сорвались все маски, и Каулитцу предоставится шанс узнать ее снова с другой стороны. Она обнажила невидимые раны, открывая взор на страхи, сомнения и внутренние переживания.

Том с осторожностью обнял ее, обращаясь с девушкой, как с хрупкой хрусталью. Она прижалась к его груди так крепко, что он на пару секунд перестал дышать, ведь все ссоры и ошибки, оставленные в прошлом, наконец отступили от него. Его обняли.

Просто так.

— Я даже не успела сказать «я люблю тебя», как его глаза стали безжизненными. Я очень устала переживать, винить себя, пытаться все понять... Смерть не так страшна, а скорее... осознание того, что это навсегда. И я абсолютно ничего не могу исправить. Только догадываться, как он там...

— Ты была достойной дочерью, слышишь? Помни, что он всегда будет рядом с тобой, нет лишь теперь его оболочки, но он никуда не ушел, а остался рядом – в твоем сердце, ведь пока жива память о нем, жив и он.