STOCKHOLM SYNDROM | Том Каулитц

(chihiro - billie eilish обязательно к прослушиванию. песня в тгк: liabelww)

Когда надоедливая группа грабителей разделила всех заложников на группы для работы, я в очередной раз застала себя на мысли, что не помню своего детства до четырех лет. Родители не спорили, какое первое слово я сказала: мама или папа, не говорили, каким ребенком я была, не помнили точное время рождения. Они пытались прикинуть часы, поэтому я получила только неуверенный ответ – в пять утра.

Какое-то время мне приходилось самой разбираться, почему так. Обратившись в источникам в интернете, психологи говорят о травме. Какой, к черту, травме? Я помнила некоторые обрывки из детства, где играла с ребятами – это был особенный садик, в котором все девочки ходили в синем платье, а мальчишки бегали в костюме. Но даже намека на насилие или криков не было. Со мной обращались, как с принцессой. И я поняла, что дело было в низкой эмоциональности воспоминаний и... если верить специалистам, незрелости мозговых структур.

Бывает, ты привыкаешь к той жизни, которая у тебя есть и не видишь другой. Смирно принимаешь ее, не требуя больше и прося взамен. А потом появляется кто-то или что-то. И ты осознаешь, что так глубоко зарыл мечты и грезы, закопал и застелил газоном, чтобы больше никогда их не увидеть.

Из мыслей меня вывел мужчина, подгоняющий к действиям – нужно было упаковывать огромные пачки денег в небольшие сумочки с множеством отделов. Наверно, открыть хранилище этим преступникам удалось не так трудно, зная, что они были подготовлены с ног до головы, но я не могла пожаловаться на то, что обращались плохо, нет. Здесь слушали жалобы, выполняли любую потребность и даже разговаривали с нами так, словно мы знакомы тридцать лет.

— Не жамкай, а укладывай ровно. Чего стоишь? — раздался сзади ленивый голос, как у человека, который не любит торопиться, даже в разгар ядерной войны. Я обернулась.

Передо мной стоял самый огромный мужчина, которого я когда-либо видела. Ростом под два метра, плечи как дверной проем, жилетка на теле так туго натянута, что казалась тканевым компромиссом между грабителем и боксером. Но его угрожающую сосредоточенность испортил леденец в форме петушка, который он посасывал, будто это самая желанная сладость в мире.

— Задумалась. — небрежно ответила я, продолжая сворачивать купюры в трубочки и складывать в сумочку. Мне казалось, что сейчас каждый из заложников строит план, как отсюда выйти и обвести вокруг пальца натренированных преступников. А удастся ли мне, если я попытаюсь? Если на кону стояла моя жизнь, даже горы могут показаться малюсеньким камешком.

— Ты из Северной Америки, да? — У него был старческий голос, борода завязана в косичку, придавая ему нелепый вид. Он держал пистолет, как младенца, ни на секунду не отвлекаясь от конфетки.

— Да, а как вы догадались? — недоверчиво покосилась я.

— Акцент не здешний. Здесь на английском все тараторят так, словно несколько лет в хоре пропели. — забурчал он в ответ. — Аж голова трещит от такого шансона...

— Вы из Техаса?

— Не-ет. Если я скажу, то ты будешь знать, где меня искать. — наигранно нахмурился мужчина.

— Боитесь, что я найду вас и увижу, как вы танцуете под Карди Би? Небось и пиво с красотками разливаете. — усмехнулась я тихо, а вот конский раскатный смех разнесся по всему коридору, где другие, как я, упаковывали деньги. Мужчина подошел ко мне, сунув между купюрами палочку из под леденца.

— Я всегда так делаю. Территорию помечаю. Я люблю леденцы с петушками красными. Знаешь такие?

Я кивнула, не отрываясь от дела.

— Только в Техасе такие крупные старички, да еще сладкое любят.

— И крепких женщин. — добавил он, услышав, как поплелись тихие смешки от заложников, видимо посчитавшие это слишком смешным.

— Вам бы приглянулась миниатюрная какая-нибудь.

— Тело не важно, деточка, если внутри одна гниль. — разразился тот новым смехом, а в уголках глаз показались морщинки от улыбки, сделавшие его лицо неожиданно располагающим. Я засмеялась вместе с ним, понимая, что он не выглядел таким жестоким, как могло показаться сначала. — Если бы тут было радио, я бы включил грустный джаз и хлебал пиво.

Я закончила и отложила полную сумку денег. Пальцы слегка зудели и покрылись красной сыпью от частого контакта с купюрами, но, зато, свою долю работы выполнила и могла быть свободна. Мне приходилось до сих пор обрабатывать рану от выстрела, а я вдруг поняла, что разговариваю с тем, кто в меня и засадил пулю.

— Ты слишком хорошо меня знаешь! — загоготал он и хлопнул большой ладонью по столу. И мне стало интересно, почему он вообще со мной заговорил. Вроде как, его звали Нерон, и он любил поболтать с другими, пока те потеют над заданиями, что им дали. Но со мной – зачем? Или он забыл, как чуть не убил ту, которая осмелилась сбежать отсюда?

И почему-то в моей голове вспыхнул план.

***

У меня сразу создалось ощущение, что все эти бандиты несерьезные и могут сломить свой дух от одной неудачи. Мне пришлось сделать слишком много, чтобы узнать, в какой комнате они спят и во сколько засыпают – всего лишь собрать еще пару сумочек денег. Поэтому к концу дня кончики моих пальцев покрылись мозолями. Нам раздали еду, воду, а особо уставшие люди разложили спальный мешок и сладко храпели, создавая отвлекающий шум.

Сидя в позе Лотоса и пережевывая мясо, я смотрела вниз, наблюдая, как Стюарт ходит между рядами и внимательно осматривает каждого. Я подумала о Томе – если я даже попытаюсь сорвать их план, есть гарантия того, что мы можем снова где-то пересечься? Допустим, я смогу сбежать, а начну ли новую жизнь? Вся семья, друзья и карьера должна была строиться в Лиссабоне, а не во Флориде только потому, что моему умершему отцу согласились помочь именно здесь. Все врачи писали отказ на просьбу о реабилитации, но исключением оказался этот город, в который мы позже незамедлительно переехали.

Моя злость к бывшему парню возрастала в геометрической прогрессии, стоило мне осознать, в каких масштабах его манипуляции проникли в мою голову и заставили жить в ватными мозгами и единорогами перед глазами от мимолетной любви. Это даже нельзя любовью назвать. Страсть. Потребность. Мы были нужны друг другу в физическом плане и изрядно поспешили, не чувствуя ту связь, которая есть во всех любовных романах между героями.

Казалось бы, нужно вести себя как взрослые люди, сказать: «ладно, расстаемся, прощай». Но нет. Вселенная как назло выкидывала обстоятельства, при которых обязательно мы должны были оказаться в одной ситуации. Только перестроив все так, что я нахожусь под его властью и влиянием, а он умело управляет мной, позабыв все прошлое. В голове у меня назревал план мести, тесно связанный с Томом. Убить его, может? Но нет. Вся суть проста - подождать, когда все уснут, использовать свое обаяние и отобрать оружие у спящего грабителя. Все просто. И прямо сейчас операция наступает через три... два... один.

— Простите, мне срочно нужно в туалет. Живот крутит. — прошептала я, стараясь говорить сиплым голосом. Но получалось так, словно у меня похмелье после пьяной вечеринки под караоке.

— Ты простыла? — невежливо заговорил парень, оглядывая меня с ног до головы. То, что сейчас он ходил в очках давало понять - я могу быть поймана на лжи. Никаких признаков болезней нет. Нужно включать актрису.

— Нет. У меня непереносимость лактозы, а рис сделан на молоке... — Боже, что я несу?! Остается надеяться, что он не гурман. Для правдоподобности своего состояния специально прижала ладонь ко рту и выпучила глаза, создавая звук, словно меня сейчас вырвет.

— Так-так, пошли. Фонтан тут еще устроишь. — Он среагировал быстро, взяв меня под руку и убегая к туалетам. Парень что-то крикнул Стюарт, попросив о его замене, и я залетела в кабинку. На этом моменте разум моих умных мыслей резко отключился. Что мне делать? Изображать рвоту? Продемонстрировать симфонию непрекращающейся диареи? А бандит, как назло, заметил мое бездействие. — Эй, у тебя там все нормально?

— Да! Еще пять минут, очень плохо! — ответила я, вставая на корточки. Пальцы снова пульсировали от попыток лечь на живот в узкой кабине и начать ползти вдоль туалетов, чтобы выбраться. В нос ударялся запах химикатов и хлорки, стоило мне бесшумно вдохнуть воздух. Оказавшись в последней из всех, замечаю, насколько тяжело дышу и специально прижимаю ладонь ко рту, заглушая любой звук.

Я громко всхлипываю.

Понимаю, что меня засекли.

Собираю волю в кулак.

И бегу.

— Эй, стой, сучка! Тебе же хуже будет! — Его не смущал тот факт, что от громких криков и тяжелых шагов мог поднять хаос и разбудить и так уставших людей, но я бежала все сильнее, прижимая ладонь к остро колющему боку от бега на пятый этаж. Во рту, словно яд, растекся металлический привкус крови, и мне необходимо было отдышаться, прежде чем очень мягко и беззвучно приоткрыть скрипящую дверку в комнату и заметить спящую Жанну в сомнительной вальяжной позе. Одной рукой она обнимала автомат, а другую закинула за голову в качестве мягкой подушки.

Назад пути нет. Даже если и страх кричал сам за себя – беги, пожалеешь! – я медленно стащила оружие и также тихо покинула помещение, оставаясь в темном коридоре одна. Тишина пугала даже больше, чем непрекращающийся ор. Очередной выброс адреналина повлек за собой череду неприятных последствий – тряску рук, бессилие над своим частым дыханием и настороженность. Я оглядывалась на каждый шорох, пока передо мной не возник парень вместе со Стюарт.

— Опусти оружие. — предупреждающе чеканил он, угрожая револьвером. Откуда-то у меня возникло желание сделать также, и я поддалась.

— Девка, ты в себя поверила?! — От птичьих криков девушки проснулась Жанна. Она щурила глаза при выходе из помещения и непонимающе переводила взгляд с одной на других. — Отдай пушку, иначе я тебе глотку вырву!

— Только попробуй. — зашептала я, но не дергалась с места, дабы поправить выбившиеся пряди из хвоста, которые мешали рассмотреть все вокруг себя.

— Да чего с ней церемониться, выстрели и дело с концом. — укоризненно ответила Жанна, а от ее возмущение у нее чуть пар из ушей не пошел. — Ты думаешь, самая умная тут? Пристрелишь одного – ничего страшного не случится.

— А вот с тобой – да, случится. — закончил за нее Микель, имя которого узнала только что. — И поверь, тебе наказание очень не понравится.

Меня раззадоривал тот факт, что эти преступники считали себя выше заложников. Могли управлять мной, заставлять делать все, что им вдумается. Но мне хотелось другого –буйствовать. С самого рождения я делаю все наоборот, если мне насильно прикажут что-то делать.

— Я тебе дам меньшее наказание за то, что ты разбудила народ и посмела украсть оружие, если отпустишь пушку. — все таким же убийственным тоном сердился Микель.

— Послушай его, деточка. Иначе ты умрешь с позором. — пристыжала Жанна, хотя я знала, что ее удерживает от моего растерзания только наличие пушки в моих руках. Они ждали моего раскаянья, но не знали того факта, что перед ними стоит самый упрямый человек, который только может существовать.

Удар под колени. Я на полу, автомат мигом отлетел в сторону.

Все упрямство вновь было урезано, когда Том Каулитц схватил меня за предплечье и поставил на ноги. Жанна дала пощечину, от чего перед глазами затанцевали звезды, а Микель еле успокаивал себя от того, чтобы пустить мне пулю в лоб.

— Спектакль закончился, Каролина. Приди в себя. — Он никогда прежде не разговаривал так со мной. Как с чужой. Как с чертовой больной из больницы, которую никак не могут усмирить! Мои руки заводят за спину, поэтому я окончательно лишаюсь зрения из-за волос перед лицом.

— Где Нерон? — запыхавшись, спрашивает Микель.

— Храпит в комнате. Аж стены крошатся от этого звука. — недовольно забурчал Том, зная, что сейчас скажет его напарник.

— Тогда убей ее. Прямо сейчас.

***

Не послушаться приказа Том не мог. Выполнить его – тоже. Пока он толкал Каролину к туалетам, откуда она сбежала, он пытался собраться к очередному убийству в своей жизни.

— Иди, говорю! — Он снова толкнул ее к двери, от чего Эрнест ударилась лицом, зашипев. Он не мог прийти в себя от негодования и ярости к этой девушке. Что она позволила себе?!

— А раньше говорил, что я ценнее любого бриллианта для тебя. — подлив масла в огонь, прошептала она.

— Раньше ты была моей девушкой.

— А сейчас я для тебя кто? — Том мог поклясться, что на долю секунды мог увидеть в ее голубых глазах надежду, которая так же быстро исчезла, как комета.

— Заложница! — зарычал он.

— Я уже догадалась об этом еще с первого дня нашей встречи. Строил иллюзии, врал, а потом вообще изменил.

Том Каулитц впервые понял, как сейчас Каролина смотрела на их отношения и как относилась к нему. Он не ждал тепла или понимания, он ждал от нее больше агрессии и грубых слов, когда она наконец поняла, с кем решила завязать свою судьбу.

— Встань на колени. — тихо велел Том, сжимая пистолет в руке. Каролина подчинилась, хоть и стыд разгорался в ней, как от грозового разряда. В голове у нее не укладывалась мысль, что стало с тем человеком, которого она любила, с кем делила ложе и строила план на жизнь. Сейчас он наводил на нее оружие, приставив ледяной ствол к разгоряченному лбу, а на лице была нарисована явная решительность.

Что может говорить человек перед смертью? Просить прощения? Говорить о любви в последний раз или делиться сокровенным, зная, что в гробу секреты бесполезны? Беспокоиться о том, чего нельзя уже изменить, не имеет смысла.

— Тогда слушай. Я ненавижу тебя. И презираю. Ты воспользовался мной в самом уязвленном состоянии, в котором я только была в своей жизни и бросил. Я нуждалась в тебе, ждала, ждала и ждала, когда наконец ты расскажешь мне о себе, начнешь доверять, а ты только врал.

— Заткнись, черт возьми! — Он стиснул зубы так, что выступили жевалки, в глазах неизвестная Каролине жестокость. Он был, есть и будет являться чудовищем.

— Я тебя и на том свете достану, Том.

Прогремел выстрел...