STOCKHOLM SYNDROM | Том Каулитц

NOW

Что чувствует человек, находясь в заложниках? Обиду, гнев, разочарование? Может быть, страх от беспомощности за свою жизнь и чувство небезопасности? В восьмидесяти процентов случаев человек чувствует потерю. Да-да, именно потерю! Потерю от мысли, сколько всего он не успел сделать, а жизнь буквально проскальзывает сквозь пальцы, как песок, который невозможно удержать в руках навсегда. Он начинает жалеть о том, что тогда не сказал незнакомке в кафе, как красиво ей смотрится с вишневой помадой на губах, как не сфоткался с кумиром из-за стеснения или не познакомился с тем, кто приглянулся, от страха быть отвергнутым.

В голове у заложника сразу появляется потеря от собственного бессилия и вопроса - как?! Можно прятаться всю жизнь до самого конца, упускать шанс за шансом, чтобы ночами прокручивать каждый из них в голове. Но однажды всему приходит конец. Либо трусости, либо жизни. Круг обязан замкнуться. И это единственный закон жизни.

Поэтому когда я услышала многочисленные выстрелы, мне захотелось разозлиться. Я кинула взгляд на открытую дверь банка и, недолго думая, быстро рванула, сломя голову, к выходу. Перед глазами заплясали тысяча маленьких звездочек, которые бывают, когда ты резко встаешь с кровати, а ноги словно залились свинцом от долгого пребывания в сидячем положении. Еще два метра... Еще один метр... Совсем скоро...

Но тут раздается еще один выстрел. Я перевожу медленный взгляд на грабителя в маске и гляжу вниз – капельки крови медленно падают на пол... Я ничего не чувствую, будто мое предплечье парализовало. Смотрю снова и вижу пулю, которая застряла в руке. И тут острая боль, как вода, ошпарила по всему телу так сильно, что я рухнула на пол и надрывно застонала от спазмов по всему телу.

— Эй, Жанна, отнеси девку наверх, мы сейчас придем! — Я слышу низкий голос мужчины и рыпаюсь как могу. Но какая-то Жанна самовольно схватила меня за здоровое предплечье, положила к себе на шею и повела наверх по лестнице. Я замечаю, какую физическую силу она имеет, но раздумывать об этом сейчас очень глупо.

Меня садят на диван, и я панически рассматриваю уродливое ранение. Все тело трусит от боли, но девушка говорит

— Потерпи, сейчас вколю обезбол. — грубым голосом сообщает она, наполняет шприц неизвестным веществом и вкалывает около выстрела, доставляя еще большее недомогание. Я закусываю губу, сжав кожаную обвивку дивана до посинения пальцем и закрываю глаза, когда наконец боль уходит. — Тебя в школе не учили, как нужно вести себя с грабителями? — риторически спрашивает она, чтобы отвлечь разговорами, когда извлекает пулю и принимается зашивать рану. Сколько времени прошло между этими событиями – я не смогла сообразить. Все тело стало слишком ватным.

Пытаясь что-то сказать, из рта выскакивает только писклявое мычание, от которого становится еще постыднее. Я закрываю глаза, погружаясь в дремоту, но могу слышать все разговоры, что происходят в комнате, когда пришли еще два грабителя.

— Сильно выстрелил? — Это был слишком суровый и тяжелый тембр голоса.

— Нормально, жить будет. — отвечает Жанна и шуршит медицинскими принадлежностями.

— Что ты ей вколола? — задает другой вопрос девушка.

— Не морфин, не беспокойтесь. В девочку просто первый раз выстрелили, нечего переживать. Она оклемается через пару часов. Нерон и Македонский в зале?

— Да. Им людей уже бессмысленно запугивать, эта дурочка послужила отличным примером. Сейчас ждем указаний от Хулагу. Он не отвечал долгое время. Сигнализация давно была отключена.

Дверь с грохотом открывается, и я хмурю лоб от такой резкости и боли. Какой-то парень, до жути знакомым баритоном говорит:

— Долго чесать языки будете? Наденьте жилеты, приготовьтесь к зачищению. При необходимости в комнате организаций включим сигнализацию. — Тяжелые шаги отдаются эхом по всей комнате. Дальнейших разговоров я не слышу - чувствую только руки на щеках и касания по телу. Но точно знаю, что мне это приснилось. Потому что когда я разлепляю глаза, на меня таращутся пары глаз. Не грабители.

Заложники.

— Милая, попей воды. — Пожилая бабушка протягивает мне стакан воды и яблоко, чтобы восстановить силы. Я дотягиваюсь, ведь жажда была неутолимой, и окидываю взглядом присутствующих.

— Что... Что тут происходит? — спрашиваю я сиплым голосом и отставляю стакан на тумбочку. Это была одна из комнат банка, по всей вероятности, бухгалтерия. Везде были только папки и документы, в которых в основном ведутся отчеты. Стены покрыты незамысловатыми темными рисунками, аристократические картины, старомодная мебель...

— Сюда привели тех, кто, по их мнению... может вызвать опасность или случайно разрушить план. — говорит тихо мужчина, а у него на бейджике написано имя - Кристофер.

— Что вы сделали, бабушка? — спрашиваю я сквозь слабую улыбку.

— Ударила их ходунком, что же еще... Этих уродов нужно бить сразу, пока людей не поубивали!

Видимо, все восемь человек тут посчитали. что им стоит рассказать, почему их вообще отправили сюда.

— Я ударил одного из них.

— Я тоже. Напал на громилу.

— Я позвонила полиции, что-то прокричала, но меня сразу же пресекли автоматом и отключили телефон, сказав патрульным, что ложный вызов.

— Я пытался включить сигнализацию.

Почти все смелые здесь являлись работниками банка, раз умело могли обвести вокруг пальца грабителей, но им не удалось.

Еле оправившись от слабости, я решаю встать с дивана и заглянуть в окно. Вокруг здания столпилась военная техника, следователи, полиция, ФБР, кого только не было! Я сжала пальцы в кулак, задумываясь о Томе. Я и раньше догадывалась о его скрытой жизни, но чтоб настолько... Но почему-то я была полностью уверена в том, что он меня и пальцем не посмеет тронуть. Эти грабители заинтересованы в деньгах, дерзости и бунте, намереваясь заявить о себе всему миру. Слишком предсказуем их план...

— Они заперли комнату изнутри. — почему-то предполагаю я, но парень лет шестнадцати отвечает.

— Да. Пару часов назад здесь были выстрели, ругань... Все кричали, такой гул стоял.

— Почему стреляли?

— Они вышли из здания, скрывая лица и попытались повыпендриваться - постреляли в воздух, а один из них был ранен.

Мне вдруг захотелось узнать, кто. Пусть будет Том. Он заслужил. Боль от нашего глупого разрыва все еще засела в груди, подобно запертой птице, бьющейся о клетку. За два месяца случилось слишком много противоречивых событий, чтобы я могла справиться самостоятельно.

Вдруг внизу разносятся еще выстрелы, и это действительно походило на гул. Я села на пол около окна и прижала руки к голове, как велела мне бабуля, мысли крутились в голове, и не хотелось ничего, кроме крепкого сна. Предплечье все еще болело и пульсировало, а боль отдавалась во всем теле.

В комнату заходят грабители, видимо, проверить, нормально ли тут все, и они не были глупы, как кажется. Специально завели нас в комнату с решетками на окнах, будто мы сбежали из психиатрической больницы. Я кинула взгляд на людей в темно-серых костюмах и меня передернуло от вида пистолета в их руках.

— Ты, темная и паренек в рубашке - с нами.

Я встаю с пола, пошатываясь от резкости, и иду впереди преступника с каким-то пареньком, который дрожит, будто осиновый лист на ветру. Мы спускаемся вниз, а десятки людей смотрят на нас с мольбой, страхом, злостью. Все в поту, напуганные. Потом толкают спиной к выходу из банка, и вдруг внутри поселяется чувство надежды, что меня выпустят. Слишком наивно.

Ледяной твол уперся в мои лопатки и к нам подключились другие грабители, открывая дверь к репортерам, которые готовы снимать все происходящее внутри даже ценой собственной жизни.

— Этим двоим нужна медицинская помощь, они ранены! — кричит громила это у всех на виду улицы. Мне казалось, что я не была на воздухе вечность, и солнце светит в лицо, лишая возможности все рассмотреть. — Заложники в целости и сохранности, но им нужна еда и медикаменты. Внутри три диабетика, две беременных и несколько инвалидов. — информирует он, словно показывая, на какие пойдет жертвы страна, если полиция попытается заложить бомбу внутрь путем обмана.

Я чувствую себя жалко от происходящего. Мама, Бэт... Они наверняка смотрят новости и видят, как я стою около этих бандитов и вынуждена показывать им свое ранение, которое получила по собственной глупости. Грабители делали это только ради запугивания граждан, ведь знали, что ни ФБР, ни спецназ не будут открывать огонь по мирным жителям, когда рядом стоят они.

Меня удивляло безразличие преступников, они не боялись направленных на них сотни пистолетов, камер и глаз, что готовы пристрелить в один момент. Меня снова толкают внутрь, мощная железная дверь с грохотом захлопывается и отводят в комнату обратно, но здесь уже никого нет...

— Посиди тут, сейчас сюда отправят врача, он тебе залатает рану, как положено. Я с этим плохо справляюсь. — говорит женщина, снимая с себя маску, что плотно закрывала лицо. Ее волосы заплетены в много косичек, на лице угрюмость, а в янтарных глазах одна уверенность. Спортивное телосложение, хотя выглядит она на лет тридцать. Да и бицепсы широкие, что каждый мужчина позавидует. — И никаких вопросов. Не нервируй меня, красавица.

***

Врача, которого мне отправили, обыскали очень хорошо – чтобы не было никакой прослушки, скрытых камер или попытки поймать бандитов. Мне снова вводят наркоз, и я не помню ничего с того момента. Что говорю или что делаю. С моей рукой хорошенько возятся, заново обрабатывают, делают другой шов, а когда я просыпаюсь, то вижу перед собой двух девушек и сразу понимаю, что они грабительницы. Только без масок. Они переодевают меня в другую одежду, не задевая ран.

И лучше бы в меня не вводили наркоз. Лучше бы усыпили так крепко, чтобы я проснулась одна. Но промежутки между временем не помню. Помню только, как лежу на диване, а когда приподнимаюсь, мне в руки суют помятую одежду. Слыша их разговоры, я усомнилась, говорят ли они свои настоящие имена.

— Проснулась уже, любительница секса на балконе? — хихикает темноволосая девушка. Я рассматриваю ее сквозь пелену глаз: тонкие губы, карие глаза, нос с горбинкой. Она улыбается мне, помогая встать, а я нахожу в себе силы, чтобы тихо спросить:

— Откуда...

— О-о-о... Ты совсем ничего не помнишь? — ржет еще громче другая. — Ты битый час, что проходила в себя после наркоза, говорила какие-то несвязные слова, материла Македонского и рассказывала, где вы трахались с ним, как ты по нему скучаешь, и что этот сорванец тебе изменил.

— Македонского?

— Ну, да. Его так зовут у нас. Это прозвище. Ты с нами проведешь еще много времени. Я Жанна.

— д'Арк?

— Догадалась. Это тоже прозвище. Но мы не похожи, да? У меня светлые волосы и косички. Вот Стюарт бы подошла. — Уголки губ Жанны приподнимаются, и она смотрит на Стюарт.

Девушки начинают вести меня по коридору, что был ниже первого этажа. Я даже понятия не имела, что в банке будет столько служебных ходов, скрытых мест от посторонних глаз.

— Стюарт – это шотландская королева. У нее трагическая судьба, вот я и выбрала ее.

Я не стала спрашивать почему женщина выбрала себе имя Жанна Дарк. И так было понятно – мужество, храбрость и вера. Она сразу понравилась мне, хотя и выше на голову, а одна нога, как две мои.

— Посмею спросить, почему Том - Македонский? — заплетающимся языком спрашиваю я, когда мы заходим в помещение, похожее на душ. В банке есть все, люди работают там безвылазно, поэтому все услуги есть в одном здании.

— Не называй его при заложниках настоящим именем. — грозит Жанна.

— А что, боитесь, что поймают вашего поддельника?

— Ты не в том положении, чтобы дерзить. Сними одежду и помойся, только рану не затрагивай – еще хуже будет.

Я встала под струи, сбросив с себя все, и ледяная вода остудила разгоряченную кожу.

— Он сам выбрал себе это имя. Александр Македонский же прославился... — Я слышу, как Жанна пихает рукой в плечо Стюарт. — Чем он там прославился?

— Захват обширных территорий. — Они снова смеются, а я переспрашиваю, чтобы мои догадки оправдались.

— Всмысле?

— Всмысле, трахаться он любит, дорогая. Вот и все.