Глава 24
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Что-то прохладное брызнуло на шерсть Торна, и он взглянул вверх. Упала еще одна капля воды, а затем еще одна, попала ему в морду и стекала по челюсти. Через несколько мгновений брызги дождя превратились в непрерывный ливень, и он от восторга раскрыл челюсти, позволяя свежему дождю падать ему на язык и стекать по пересохшему горлу. И тут его осенила ужасная мысль.
«Дождь! Она накормит огненную установку!» — выдохнул он. «Он снова начнет расти...»
"Нет!" - закричал Орех, от восторга стуча лапами по земле. — Смотрите, это убивает огненную установку! Он указал на опустошенный лес.
Торн с удивлением уставился на него. Там, где хлестал дождь, огненные цветы распылялись, плевались и превращались во влажный дым.
Вонь обугленного дерева все еще была ошеломляющей, но огненные цветы быстро умирали. Торн слышал их последнее сердитое шипение, когда дождь заливал пустошь от сожженных деревьев. Над землей все еще висела пелена дыма, но она начала рассеиваться, разорванная на клочья освежающим ветерком. Дым, с облегчением подумал Торн, выглядел гораздо менее угрожающим, когда его окружали огромные черные грозовые тучи, мчавшиеся по небу.
Вокруг него собирались обессиленные животные. Большая слониха покачивалась, и ее партнер плечом прижимался к ней, чтобы поддержать ее. Промокшие существа сбивались в небольшие группы, их шерсть была серой и потрепанной; Торн видел бабуинов, обезьян, пару зебр. У многих из них были необработанные шрамы и свежие следы ожогов на шкурах, но все они носили выражения триумфа и счастья. Торн понял, что многие, должно быть, погибли — он видел их обугленные трупы среди деревьев, — но многие тоже были спасены, и многие вернулись в ужасающий ад, чтобы помочь спасти других. Сегодня был ужасный день для Bravelands, но в то же время вдохновляющий.
«Великий Отец спас нас!» — ржала зебра, лапая выжженную землю.
— Да! Спасибо, Торн!» — хором закричала группа бабуинов.
«Слава Великому Отцу», — прошептала усталая верветка. Она была сгорблена, ее лапы свисали, как будто она слишком устала, чтобы стоять прямо. «Если бы не Торн, погибло бы гораздо больше».
— И для слонов, — добавил носорог, его бледная кожистая шкура почти бела от пепла. Он уважительно кивнул в сторону Валуна, Кометы и стад. «Без их силы это пламя не удалось бы сдержать».
"Да!" - сказал Торн, поднимаясь на задние лапы. У него болело все тело, но ему было все равно; План сработал. «Слоны заслуживаем нашей бесконечной благодарности, но факт в том, что вы все внесли свой вклад. Все существа Храбрых земель объединились перед лицом этой катастрофы, и каждому из вас я благодарен больше, чем могу выразить».
Орех подошел немного ближе к Шипу, а Паук прорвался сквозь ликующую толпу к ним. — Таков был твой план, Торн, — пробормотал Орех. «Я знаю, что вы хотите разделить славу, но это было потрясающе. Молодцы».
— Паук согласен, — объявил Паук, откинувшись на корточки и собирая пепел с уха. «Торн — один умный Великий Отец».
Нат толкнул Торна и ухмыльнулся. «Так что верьте в себя немного больше», — сказал он.
— Натс прав, — сказал чей-то голос.
Торн оглянулся и увидел Скай, смотрящего на него. Она улыбалась, ее глаза были мягкими. Рядом с ней стоял слон-бык, покровительственно прижимаясь к ней; Глаза быка были темно-зелеными, его шкура представляла собой странную пеструю смесь пепельно-бледного и черного, темного там, где по ней стекал дождь. Это осознал Торн с восторгом.
Сундук Скай нежно погладил Торна по плечу. — Ты сегодня принял правильное решение, — мягко сказала она. «Вы спасли так много и защитили Храбрые земли. Я уверен, что вы будете одним из наших лучших Великих Родителей. Великий Дух воистину с тобой, Торн. Никогда не сомневайтесь в этом».
В ее голосе и темных глазах Торну показалось, что он заметил что-то еще... Может быть, облегчение? Скай всегда была чем-то иным, кроме поддержки, сильным и крепким деревом, на которое он мог опереться, хотя внутри ей, должно быть, было трудно представить себе бабуина в качестве Великого Родителя.
— Я постараюсь этого не делать. Он хрипло рассмеялся. И все же, несмотря на победу, в его животе была ноющая тревога. Торн обернулся, оглядываясь по сторонам. «Но где же Берри? А грязь? Они тоже должны вернуться».
«Я уверен, что с ними все в порядке». Нат похлопал его по плечу.
Торн хотел бы быть таким уверенным. Конечно, с Мадом и Берри все было в порядке, конечно, они были в порядке... Здесь царил хаос, и многие животные еще не собрались. Его друг и его напарник были в порядке. Они могли появиться в любой момент, измученные, но улыбающиеся...
За исключением того, что что-то было не так, и если Торн чему-то и научился за последний сезон, так это довериться своей интуиции. Нервно вздохнув, он прорвался сквозь гул возбужденных животных и побрел обратно к тлеющим руинам леса.
Колючка замолчала, опершись на почерневший ствол; Он все еще был очень теплым. Он закрыл глаза, потянувшись к ее разуму.
Ягода... Где вы...?
Он крепче зажмурился, концентрируясь изо всех сил. Лес был большой, но он знал, что сможет найти ее; Он знал ее мысли, это нежное, доброе, иногда суровое присутствие. У него закружилась голова, и он почувствовал, как его сознание мерцает сквозь разрушенные деревья. Его глаза все еще были закрыты, он нахмурился. В этой части леса ее нигде не было. Сделав ровный вдох, Торн расширил свои чувства за его пределы, к нетронутым деревьям леса, к реке на его краю и окружавшим его травянистым равнинам; Достигать, искать...
Он вздохнул с облегчением и моргнул. Вот она. Берри, его любовь. Торн погрузил свой разум в ее разум, как будто это было самой естественной вещью в мире, как будто его мозг был создан Великим Духом, чтобы он соответствовал ее мозгу, как крепкие корни в глубокой, богатой земле.
Он стоял на поляне Великого Отца. Почему Берри приехал сюда из всех мест? Искала ли она его? Но она знала, где сейчас находится Торн, так почему...
И тут он увидел волков, которые выползли из-за деревьев.
— подумал он той частью себя, которая все еще была Торном. Убирайтесь оттуда!
«Где ваш Великий Отец?» Резвый волк шагнул вперед. «Великий отец Храбрых земель, да. Шип бабуинов, с его могучим сердцем! Где ты его держишь, хммм?
«Идиоты!» Берри презрительно сплюнула. — Ты думаешь, Колючий Высокий Лист — это Великий Отец? Он обманул вас. Мы вас всех обманули!
"Что?" - зарычал волк.
Что? — эхом отозвался у нее в голове Торн. Что она говорила?
Берри тяжело сглотнула.
Волк откинул свои огромные уши, а его стая обменялась озадаченными взглядами. — О чем ты говоришь, обезьяна?
— Колючка? Будь серьезен!» Берри выпрямился, с презрением глядя на волков. «Торн на самом деле даже не был павианом с высокими листьями, не говоря уже о Великом Родителе. Вы думали, что он... аха!
Ее смех был натянутым и фальшивым, но, казалось, он убеждал рычащих волков. Разгневанный работорговец капал из их челюстей.
— Вы ничего не знаете об изобретательности бабуинов, — продолжал Берри. «Торн был приманкой. Не что иное, как марионетка, иллюзия, чтобы отвлечь внимание от истинного Великого Родителя. Не очень умный марионетка, это правда, но он хорошо сыграл свою роль, я ему это отдаю должное.
Торн хотел зажать лапы над ушами. Но это были не его лапы; Это было не его тело. Он должен был ее услышать. Пожалуйста, остановись, Берри. Пожалуйста, остановись. Почему ты говоришь эти вещи?
— Так кто же, — мягко прорычал волк, — настоящий Великий Родитель?
Через ноздри Берри Торн чувствовал прогорклое дыхание существа.
— Да, — сказал Берри, — я верю. Я стою перед вами! Ягода, коронный лист отряда рассветных деревьев. Дочь Стингера, самого умного павиана, который когда-либо жил. Кого еще выбрал бы Великий Дух?»
Теперь он понял, слишком поздно. Все, чего хотел Торн, это сжать челюсти Берри. Но у него не было власти над телом, которое он занимал, и никакой власти над его разумом. Все, что он мог делать, это смотреть.
«Вы Великий Родитель?» Эти огромные волчьи уши торчали вперед. «Тогда наш Альфа съест ваше сердце и будет сильным! И мы тоже, ибо мы будем им!»
Нет. Нет, нет, нет. Ягода. Нет! Она боялась; Торн чувствовал это. Так боятся. Она должна бежать сейчас, она должна!
Сердце в теле Берри так сильно колотилось от ужаса, что Торн почувствовал слабость.
— Ни один жалкий волк не может съесть мое сердце, — усмехнулся Берри. Она снова рассмеялась. «Великий Дух живет во мне, и он защитит меня».
— Посмотрим, — прорычал волк. «Все мы. Посмотрим. Мы попробуем».
Ряды волчьей стаи расступились. Через них преследовал Альфа: так и должно было быть. Он был не более чем тень, но он был огромен и грозен, и глаза его были хорошо видны: они горели силой и неистовым голодом.
Торн больше не мог этого вынести. Он должен был что-то сделать. Вырвавшись из головы Берри сильным толчком, он развернулся и прыгнул через лес к поляне Великого Отца, бежав быстрее, чем когда-либо. Дождь хлынул потоком, темно-серым саваном над всей Храброй землей; Он мгновенно промочил его, намочил шерсть, попал в глаза. Обгоревшие скелеты деревьев никак не могли укрыть его; Даже когда он добрался до несгоревшего леса, дождь лил так сильно и сильно, что он мог бы оказаться на открытом лугу.
Сердце Торна бешено колотилось, и ему казалось, что он бежит по реке густой грязи; Он не мог заставить свои конечности двигаться достаточно быстро. Его лапы скользили и скользили по мокрой траве и опавшим листьям. Это было похоже на сон, страшный кошмар.
За исключением того, что это был не сон. Он видел все. Берри, я иду.
Теперь перед ним стояли деревья его собственной части леса; Торн узнал это бревно, ту ветку, эту смоковницу. Он нырнул в знакомый лес, бежал, прыгал, подпрыгивал с сердцем в горле. Я должен успеть вовремя. Я должен.
Последнее бревно, которое нужно перевернуть; Затем он пошатнулся и скользнул на поляну, лихорадочно оглядываясь по сторонам, задыхаясь.
Тишина стояла ужасная. Волков здесь не было. Там был только его друг Мад, склонившийся над бесформенным существом посреди поляны.
Дыхание Торна было резким и громким. Грязь превратилась. Глаза маленького павиана были шире, чем когда-либо, а лицо его было измучено горем.
Разум Торна казался странно холодным и отстраненным; его собственные конечности почему-то казались далекими, когда он, спотыкаясь, приближался к Грязи.
Он не хотел смотреть. Но он должен был это сделать. Торн оторвал взгляд от друга и заставил себя смотреть на то, что лежало на земле: обмякшее, разорванное мясо и рваная шерсть. Это не могло быть его парой, его любовью. Он не мог.
Он был Великим Отцом... Он не позволил бы этого. Конечно, сам Великий Дух помешал бы этому быть правдой.
Ягода.
Нет, этого не может быть. Этот павиан был безжизненным. Она уже замерзла. В ее глазах, таких теплых, золотистых и полных любви, не было никакой искры. Широко раскрывшись, они почти мирно смотрели на край поляны.
— Нет. Нет. Нет». Ноги Торна больше не держали его. Он рухнул на корточки, сгорбившись под проливным дождем.
Мад молчал; Казалось, он был не в состоянии. Торн заметил, что он положил цветы на тело, но только на грудь Берри. По центру ее грудной клетки Мад разместил кучу гроздей цветов, красных и желтых, зеленых и золотых. Только на груди. И с внезапным порывом невыносимого горя Торн понял почему.
Они забрали ее сердце. Волки забрали сердце Берри, ее дух, все, чем она была.
«Я пытался остановить ее». Голос Мада, когда он наконец смог заговорить, был разбит мучительным воплем печали. — Я пытался, Торн. Она не слушала. Она сказала, что это все, что тебя спасет. Она сказала, что если они возьмут ложное родительское сердце, волки не придут за тобой».
Торн хотел утешить своего друга, но это было невозможно. Его голос застрял в горле. Была только жгучая, глухая боль, хуже пламени уничтоженного леса позади них. И все же боль казалась болью другого павиана; Почему-то казалось, что его тело не принадлежит ему.
Подползая к Берри, Торн протянул руку и обнял ее. Он выбил цветы, обнажив ее истерзанную грудь, но это не имело значения. Это была своего рода Грязь, чтобы попытаться защитить его, но Шипу нужно было знать. Ему нужно было знать, через что она прошла после того, как он вырвал себя из ее храброго и испуганного разума.
Прижав ее к себе, Шип погладил ее красивый золотистый мех. Как он мог ее отпустить? Она погибла, защищая его, и он знал, что должен остаться здесь, убаюкивая ее тело, пока смерть не придет и за ним.
Она так сильно меня любила. И теперь у него никогда не будет шанса сказать ей, как сильно он любил ее в ответ. Если бы только он мог повернуть время вспять, он мог бы вернуться с ней в их тайное ущелье, встретиться в темноте, счастливый просто быть друг с другом. Он мог бы похвастаться перед ней в «Трех подвигах», стремясь быть достаточно хорошим в глазах отряда, чтобы быть ее партнером. Он мог вернуться на поляну Высоких Деревьев, которая была их домом, застенчиво предлагая ей манго и наблюдая, как загораются ее золотые глаза.
Но они больше никогда не зажгутся. Глаза, которые он любил, были мертвыми и уставленными, а ее дух исчез. Новый прилив боли охватил его. Волки забрали ее дух. Берри никогда не бегал среди звезд, взбираясь на сияющие деревья, полные золотых фруктов, которые ждали бабуинов, когда они умирали. Когда Торн сам умрет, она не будет ждать его, звездный свет сверкает на ее золотой шкуре, лунный свет светится в ее теплых и любящих глазах.
Что толку быть Великим Отцом, если он не может повернуть время вспять? Торн уткнулся лицом в ее шерсть, отчаянно пытаясь уцепиться за ее любимый запах. Но даже это было отравлено волчьим зловонием.
. . . И кое-что еще. Где-то в своем убитом горем сознании Торн понял это и почувствовал запах.
Это был запах, который он знал, боялся и ненавидел.
Земля, и кровь, и тьма.
.