13.
Вечер следующего дня выдался таким же тягостным, как и утро. Настроение было ужасное — ни сил, ни желания что-то делать. В груди всё ещё был этот неприятный ком, с которым я заснула вчера и с которым проснулась сегодня.
Сегодня суббота, и мама решила меня вытащить из дома — отвлечь, развеяться. Мы поехали в торговый центр, и, хотя я не очень хотела куда-то идти, её забота была слишком трогательной, чтобы отказываться.
Мы ходили по магазинам, перебирая одежду, обувь, какие-то аксессуары. Мама пыталась подшучивать, показывая мне то ужасные, то смешные вещи, но я лишь натянуто улыбалась. Всё время мои мысли были далеко — там, на той заброшенной стройке, рядом с Питером. Я снова слышала его слова, снова видела его слезу, снова чувствовала эту пустоту внутри себя.
Когда мы остановились в кафе и купили мороженое, мама внимательно на меня посмотрела.
— Эми, — мягко сказала она, — ты сегодня сама на себя не похожа.
— Я в порядке, — соврала я, ковыряя ложечкой растаявшее мороженое.
— Правда? — её голос был заботливым, но настойчивым. — Это как-то не похоже на «в порядке». Может, расскажешь, что случилось?
Я отвела взгляд, чувствуя, как всё внутри снова сжимается.
— Это просто… ничего важного, — сказала я тихо. — Всё нормально.
Мама вздохнула, но не отставала.
— Это из-за Питера, да?
От её слов я напряглась и крепче сжала ложку в руке.
— Мам… — начала я, но она перебила меня:
— Я же вижу, Эми. Ты переживаешь за него. Я же знаю, как он тебе нравится.
— Уже не нравится, — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать. Голос дрогнул, и я почувствовала, как к глазам подступают слёзы. — У нас ничего нет и не будет.
Мама внимательно на меня посмотрела, положив свою руку поверх моей.
— Эми… что случилось?
Я покачала головой, чувствуя, как к горлу подкатил ком.
— Он… — голос дрожал, — он мне мешает. Он так сказал. Что он только создаёт проблемы. И что мне лучше держаться от него подальше.
Мама нахмурилась.
— Это он тебе так сказал?
Я кивнула, уставившись в своё мороженое, которое уже почти растаяло.
— Но это неправда, — продолжила я. — Я не хочу держаться от него подальше. Я просто… я люблю его.
Мама чуть крепче сжала мою руку.
— Эми, иногда люди говорят такие вещи не потому, что не хотят быть рядом, а потому, что боятся. Боятся, что могут причинить боль.
Я подняла на неё глаза, полные слёз.
— Но я не боюсь. Я хочу быть рядом, несмотря ни на что. А он… он отталкивает меня.
Мама грустно улыбнулась.
— Может, ему просто нужно время. Иногда людям нужно разобраться в себе. Но если он действительно тебя любит… он вернётся.
Я хотела верить в её слова, но боль внутри была слишком сильной. Я кивнула, но ничего не сказала, просто уткнувшись в своё мороженое, пытаясь сдержать слёзы.
Весь день мы с мамой провели в центре города, стараясь отвлечься от моих мыслей. Мы заходили в магазины, выбирали одежду, пробовали всякие вкусности и даже смеялись. Я старалась вести себя нормально, не показывать, как мне тяжело на душе. Мама, конечно, всё понимала — иногда она просто обнимала меня за плечи или брала за руку, но не спрашивала больше о Питере. За это я была ей благодарна.
Ближе к вечеру мы решили пойти в кино. На экране шёл какой-то лёгкий фильм — романтическая комедия. Я смотрела, но почти ничего не запомнила. В голове крутились совсем другие мысли, а сердце всё ещё ныло. Питер… Я снова и снова вспоминала, как он сказал, что нам лучше не общаться. Вспоминала, как он развернулся и ушёл, оставив меня одну.
Когда мы вышли из кинотеатра, на улице уже стемнело. Нью-Йорк сиял огнями, улицы были полны людей, смеха, звуков машин и музыки. Мы с мамой неспешно шли по тротуару, разговаривая о фильме — точнее, мама говорила, а я просто кивала, время от времени вставляя какие-то слова.
И вдруг всё изменилось.
Раздался жуткий, оглушительный треск. Земля содрогнулась, и крики заполнили улицу. Я резко обернулась — и увидела то, что заставило меня похолодеть.
Из разломанного асфальта, посреди центральной улицы, медленно поднимался Ящер. Его огромная фигура выглядела ещё более жуткой в свете уличных фонарей. Чешуйчатая зелёная кожа поблёскивала, длинный хвост медленно двигался по земле, разрушая всё на своём пути. Он выпрямился, издав низкий, глухой рык, и вокруг началась паника. Люди кричали, убегая в разные стороны.
— Эми, бежим! — мамин голос был полон страха. Она схватила меня за руку, но я не сдвинулась с места.
— Нет… — прошептала я, не сводя глаз с монстра.
— Эми, пожалуйста! — она снова дёрнула меня, но я осталась стоять.
И тогда я увидела его.
Человек-паук.
Он появился внезапно, взлетев в воздухе на паутине и мягко приземлившись на фонарный столб. Мое сердце замерло, когда я увидела его знакомый красно-синий костюм. Питер… Он был здесь.
— Питер… — сорвалось с моих губ почти беззвучно.
Я почувствовала, как глаза наполнились слезами. Он был здесь — и он собирался сражаться с этим чудовищем.
— Эми, нам надо уйти! — настаивала мама.
— Нет… я не могу, — прошептала я, глядя на Питера.
Тем временем к месту происшествия приехала полиция. Машины остановились, сирены завыли, офицеры начали кричать в громкоговорители, требуя, чтобы люди отошли. Но Ящер даже не обратил на них внимания. Он смотрел только на Питера.
И бой начался.
Питер бросился в атаку, выпуская паутину, но Ящер был невероятно быстр. Он увернулся, ударив хвостом по земле, и Питер едва успел отскочить. Я видела, как он снова и снова пытался найти слабое место, но монстр был сильнее и быстрее, чем я могла представить.
Каждый их удар отдавался эхом в моём сердце. Питер кувыркнулся, избежав когтей, и в следующий миг влетел Ящеру прямо в грудь, оттолкнув его назад. Но тот быстро восстановился и ударил его с такой силой, что Питер отлетел в сторону и ударился об асфальт. Я вскрикнула, увидев, как он остался лежать неподвижно.
— Нет… Мама иди домой, быстро!— слёзы потекли по моим щекам.
— Эми, нет! — мама снова пыталась меня увести, но я не могла уйти. Я не могла оставить Питера. Но потом, мама всё же ушла.
Я видела, как он медленно поднялся, держась за бок. Его движения были медленными — он был ранен. Ящер уже направлялся к нему, и я знала, что Питер не сможет долго продержаться.
И вдруг раздался новый звук — резкий, металлический. Я обернулась и увидела группу людей с какими-то странными орудиями. Они выглядели как сотрудники «Оскорпа» — и у них было что-то в руках, похожее на оружие.
— Огонь! — раздалась команда.
И в следующую секунду по Ящеру ударила очередь — но не обычными пулями, а чем-то другим. Зелёные капсулы разбивались о его кожу, и он начал издавать яростный рёв. Казалось, что это вещество действовало на него, как яд.
Он пытался сопротивляться, но с каждым выстрелом его движения становились медленнее. В конце концов он упал на колени, а затем рухнул на землю, издав последний, глухой рык.
Вокруг раздались крики — но теперь это были крики облегчения. Люди начали аплодировать, полиция окружила место происшествия. Я смотрела на неподвижного Ящера и не могла поверить, что это закончилось.
А потом я снова посмотрела на Питера. Он сидел, тяжело дыша, и смотрел на меня. Я видела, как его плечи дрожат — от усталости, боли… или чего-то ещё.
Асфальт был разбит и искорёжен, вокруг звучали крики, мигали сирены, но я ничего не слышала. Ничего, кроме собственного сердцебиения и тяжёлого дыхания, которое сбивалось от ужаса. Питер…
Он лежал неподвижно, его костюм был порван, а вокруг него медленно растекалась кровь. Моё тело словно само двигалось вперёд — я бросилась к нему, упала на колени рядом и осторожно подняла его голову, положив её себе на колени.
— Питер… — прошептала я, трясясь от страха. — Питер, пожалуйста… очнись…
Он не шевелился. Лицо его было скрыто под маской, но даже через неё я видела, как тяжело он дышит. Руки дрожали, когда я потянулась к его маске.
— Прости… — сказала я почти неслышно и медленно подняла её, открывая его лицо.
Моё сердце оборвалось.
Его лицо было в крови — порезы, ссадины, губа разбита, на щеке багровел синяк. Он выглядел таким уставшим, таким… хрупким. Это был не Человек-паук. Это был мой Питер. Мальчик, которого я любила.
— Питер… — я погладила его по щеке, слёзы начали катиться по моим лицу. — Питер, пожалуйста, открой глаза… Пожалуйста, не оставляй меня одну… Я… я люблю тебя…
Я зарыдала, склонившись над ним, чувствуя, как мир рушится.
— Ты мне нужен… — мой голос дрожал. — Я не могу без тебя… Я была дурой, когда сказала, что боюсь. Да, мне страшно, но без тебя — ещё страшнее…
И вдруг я почувствовала, как его пальцы слабо шевельнулись, прикоснувшись к моей руке.
— Эми… — голос был слабым, едва слышным, но это было достаточно, чтобы сердце запрыгало от надежды.
— Питер! — я посмотрела на него, увидев, как его веки дрогнули и медленно открылись. Его взгляд был затуманен, но он был здесь, со мной.
— Ты… в порядке? — выдохнул он, пытаясь улыбнуться, но это вышло криво.
— Господи, ты спрашиваешь, в порядке ли я?! — я снова зарыдала, склонившись к нему и обняв его, аккуратно, чтобы не причинить боль. — Питер, я думала… я думала, что потеряла тебя…
— Ты не избавишься от меня так легко, — прошептал он, и я услышала в его голосе слабую улыбку.
Я немного отстранилась, посмотрела на него сквозь слёзы.
— Мы должны уйти отсюда. Питер, ты ранен… Пойдём ко мне, мама сделает чай, я перебинтую тебя… Пожалуйста, не спорь со мной.
Он тихо усмехнулся, но тут же поморщился от боли.
— Ладно… я сдаюсь, — сказал он едва слышно.
Я помогла ему снова натянуть маску — он не хотел, чтобы кто-то увидел его лицо — и осторожно подняла его. Он опирался на меня, его тело дрожало от усталости, и каждый его шаг был болезненным.
— Держись за меня, хорошо? — прошептала я, поддерживая его.
— Всегда, — ответил он, и в его голосе было столько нежности, что у меня снова защипало в глазах.
Когда мы подошли к дому, мама тут же выбежала в коридор, увидев нас. Её глаза расширились от ужаса, когда она заметила, в каком состоянии Питер — даже сквозь костюм было видно, что он ранен.
— Эмили, что случилось?! — она подбежала, но я подняла руку, останавливая её вопросы.
— Мам… я потом всё объясню, помоги мне, — голос мой дрожал, но я старалась держаться.
Она кивнула, не задавая вопросов, и помогла мне довести Питера в мою комнату на кровать.