проваливай

мне все равно, я все потерял, мои глаза красные, моя душа ушла. мне все равно.

лу помнит ее ярким красочным воспоминанием, которое преследует каждый день на протяжении нескольких лет.

это воспоминание настолько

важное, что откладывается глубоко в сердце, там где нет больше ничего и никого другого. лу часто возвращается к этому воспоминанию, словно к старой, но драгоценной книге, страницы которой выцвели, но смысл остается неизменным. это был момент, когда жизнь казалась полной, когда мир наполнялся яркими красками и теплом. тогда жизнь была другой.

странно осознавать то, что одно событие может провести жирную черную черту, разделившую жизнь на «до» и «после». вспышка ярости или мгновение нежданного страха могут обрушиться на нас, как грозовая туча, затмевающая солнце.

внутри раздается глухой удар — сердце замирает, а разум пытается схватиться за ускользающие мысли.

воспоминания о том, как все было до, становятся призраками, которые навсегда останутся в тени. каждое место, где когда-то была радость, теперь пропитано горечью и тоской. взгляд на старые фотографии вызывает не только ностальгию, но и болезненное осознание утраченного — тех дней, когда смех был искренним, а будущее казалось безоблачным.

после события приходит тишина, которая давит на грудь, как тяжелый камень. мы начинаем замечать детали, которые раньше игнорировали: треснувшую краску на стенах, шорохи за окном, знакомые запахи, которые теперь вызывают только тревогу.

каждый шаг становится осторожным, каждый разговор — обременительным. мы словно проходим через пустыню, где однажды цвели цветы, а теперь остались лишь колючие кустарники.

время не лечит. оно лишь добавляет слоев к нашему горю, превращая его в нечто более сложное и запутанное. мы учимся носить свою боль как тяжелую одежду — она становится частью нас, как шрам на коже. и в то время как мир продолжает вращаться, мы остаемся застывшими в этом мрачном моменте, пытаясь найти смысл в том, что произошло.

но смысла нет и никогда не существовало.

и принять новую реальность не получится.

лу вспоминает ее голубые глаза. они холодные, вот только были самыми теплыми в его жизни. мягкие светлые волосы, черты лица, еле заметные веснушки на щеках. и руки... ласковые руки, которые обнимали его, гладили по голове и лицу.

она была лучшей в его жизни.

лу закрывает глаза, понимая, что снова погружается в это болото воспоминаний из которого выбраться почти невозможно. он стоит возле двери в свой дом, оперевшись о косяк. внутрь заходить не хотелось, он бы провел здесь всю ночь, только холод медленно пробирался под ветровку, заставляя переосмыслить свое решение.

гуссенс покачал головой, выпрямился и вошел в дом, стараясь быть, как можно тише. снял кроссовки в коридоре и тихо выдохнул, надеясь, что отец спит.

но он не спал.

сидел у телевизора с банкой дешевого пива в руках.

лу молча показался из-за угла, мечтая прорваться в свою комнату и не получить новые синяки, но дойти он не успел до нужной двери, как остановился, услышав голос. ноги вросли в пол, по спине пробежался холод, а все мышцы в теле напряглись до предела.

— почему ты еще жив?

— пап... — прошептал гуссенс, до боли сжав ладони.

воздух сгущается, окутывает с ног до головы цепями и держит крепко. каждая молекула словно становится оковами, сжимая грудь, заставляя сердце биться в неистовом ритме страха.

— никогда не называй меня так, — подступающая агрессия сочится в голосе мужчины.

лу не может сдвинуться с места, ему холодно и жарко одновременно. ему страшно. он чувствует спиной, как отец поднимается с дивана, слышит стук жестяной банки о стол и медленные тяжелые шаги.

лу сжимает руки в кулаки, пытаясь удержать себя в рамках реальности, но ощущение безысходности накрывает его, как волна. холод пронизывает его до костей, а жар, исходящий от страха, заставляет потеть. он не может понять, как одно и то же чувство может одновременно сжимать его грудь и разжигать пламя внутри.

шаги отца становятся все ближе, и лу чувствует, как сердце колотится в унисон с каждым звуком. в голове крутятся мысли, но они разбиваются о стену паники. он знает, что не может позволить себе дрогнуть, но тело предательски отказывается подчиняться.

он не может повернуться, не может посмотреть на отца, который приближается. в голове звучат предупреждения: «не смотри, не показывай слабость». но страх растет, и он понимает, что этот момент — это не просто страх перед отцом. это страх перед тем, что он может сделать.

шаги становятся тяжелее, и лу ощущает, как земля уходит из-под ног. он пытается сосредоточиться на чем-то другом — на звуках улицы за окном или на том, как свет лампы резко мигает. но ни один из этих образов не может отвлечь его от реальности.

— ты даже представить себе не можешь, как заебал меня, — его голос сравним с громом, — почему ты не умер? почему она, а не ты?

лу осторожно, с огромным трудом поворачивается к нему и встречается с темными налитыми кровью глазами.

— пап, пожалуйста... — гуссенс знает, что в этом нет смысла, но он пытается остановить.

— если бы ты не был таким бесполезным, она бы сейчас была жива!

— я не... — начинает светловолосый, но его тут же прерывают.

— ты всегда был ее любимчиком! она ради тебя жертвовала всем, а что сделал ты? если бы ты не родился, мы бы были настоящей семьей! а теперь у меня нет ни её, ни моего сына!

— я любил ее так же, как и ты! — выпаливает лу, подается вперед и зло смотрит на отца, — я страдаю так же, как и ты!

— ты даже не знаешь что такое настоящая боль! ты прячешься за своими оправданиями, ублюдок, — мужчина заносит кулак, намереваясь ударить лу, но тот уворачивается.

— я ненавижу тебя, — кричит парень, бросаясь в свою комнату.

лу, действуя на автомате, резко потянулся к двери, пытаясь захлопнуть ее и оградиться от гнева отца. но прежде чем он успел это сделать, отец схватил его за волосы, словно дикий зверь, вырывая его обратно в гостиную.

в этот момент лу ощутил, как его тело словно замерло в воздухе, а мир вокруг превратился в хаос. он почувствовал резкую боль, когда отец потянул его назад, и в то же время страх охватил его, как ледяные щупальца.

отец резко отпустил волосы лу, и тот упал на колени, пытаясь восстановить дыхание. сердце стучало в груди как сумасшедшее. он поднял взгляд на отца, и увидел в его глазах не только гнев, но и глубокую печаль, смешанную с безнадежностью.

— ты не понимаешь! не понимаешь, что я чувствую! — кричит мужчина, наклоняясь ближе к лу.

— я тоже страдаю! — произнес гуссенс, чувствуя, как его голос дрожит от эмоций, — я тоже потерял ее!

— мне плевать на тебя, я хочу, чтобы ты сдох. только ты виноват в ее смерти, ты, блять, тварь.

лу сгибается, когда в его живот прилетает удар. весь воздух покидает легкие, а голова начинает кружиться. его, еще не заживший с прошлого раза, нос разрывается от второго удара. отец что-то говорит, но получается разобрать лишь «виноват», «ненавижу» и «сдохни».

лу пытается поднять взгляд на отца, но в глазах все плывет туманом. в груди жидким огнем разливается обида.

за этим следует еще череда ударов. лу лежит на полу, свернувшись, он чувствует лишь адскую боль. ему кажется, что руки отца такие горячие, такие смертоносные. он закрывает глаза и вспоминает, как долго мечтал о свободе — о том, чтобы уйти от всего, что его тяготит.

и сейчас, когда сознание тихо покидает его, он думает, что так и нужно. так будет правильно.

но все резко прекращается.

тишина воцаряется на пару секунд, а после лу начинает слышать тихие рыдания и всхлипы. сначала он думает, что это он не сдержался, но на его лице только кровь и ни одной слезинки.

это отец.

лу хочется закрыть уши, чтобы не слышать этого. убежать, спрятаться, все что угодно лишь бы не эти разрывающие на части звуки.

«мне нужно встать!»

собравшись с последними остатками сил, лу медленно поднимает голову и осматривает комнату. пол в каплях крови, в осколках разбитой маминой вазы, он даже не слышал, как та разбилась.

сначала он пытается встать на колени, но боль пронизывает его тело, заставляя зажмуриться. лу делает глубокий вдох и, опираясь на стену, поднимает себя на ноги. каждое движение дается с огромным трудом, но он не может позволить себе сломаться. внутри него горит желание добраться до своей комнаты — места, где он сможет хоть немного укрыться от всего происходящего.

он медленно начинает двигаться к двери, делая шаг за шагом. пол кажется ему бесконечно далеким, и каждый шаг отзывается болью в ребрах и ногах. лу сжимает зубы, стараясь не издавать ни звука. он не хочет привлекать внимание, не хочет снова столкнуться с тем, кто причиняет ему страдания.

щелкает замком на двери и садится рядом с кроватью. здесь он может быть один, здесь он может попытаться собрать себя по кусочкам и найти силы для следующего шага.

но следующий его шаг оказывается сделан назад. он дрожащими руками вытаскивает из-под кровати свернутый лист бумаги, пропитанный багровыми пятнами, разворачивает его и достает тонкое острое лезвие. он точно не знает сколько раз оно ранило его, но сосчитать точно не получится.

глаза слипаются, но ему плевать. он закатывает рукав кофты и приставляет лезвие к тонкой коже. она уже покрыта шрамами, белыми и розовыми, видимыми не вооруженным глазом.

лу давит так, на сколько ему хватает своих сил. кровь сразу проступает, но этого не достаточно, чтобы все прекратить.

ему больно, но это не сравнимо с тем, что творится у него внутри. его накрывает так сильно, что начинает казаться будто в этом мире не осталось воздуха даже на один единственный вдох. ему хочется зареветь, но слез нет, глаза правда щипает сильно из-за чего они становятся краснее красного.

он давит еще раз, только старается сильнее. в голове темнеет, в глазах появляются белые пятна, а ноги немеют. резкая легкость пугает, но притягивает все ближе.

а сознание незаметно покидает его тело, погружая все в непроглядную страшную темноту.

хотя, казалось бы, куда еще темнее?

перед вратами ада говорю с тварями, они говорят, что это тот самый день. день, когда я не справлюсь.

весенний ветер осторожно касался детской кожи на щеках и пшеничных мягкий волос. солнце светило в небе, одаривая своим заветным теплом,

играя на окнах непоседливыми бликами. время на часах стремилось в десяти часам утра. лу зевнул, потер глаза руками и потянулся. его макушки коснулась знакомая

рука, поглаживая. мальчик развернулся, и его встретила родная улыбка.

— ты не выспался? — женщина обеими руками обхватила деревянный ящик, стоящий у порога и сделала шаг вперед.

— немного, — гуссенс последовал за ней.

— прости, что разбудила тебя, — она улыбнулась еще нежнее,

чем раньше, рассматривая своего сонного ребенка.

— я же сам попросил... я хотел тебе помочь.

— спасибо, лу, — женщина кивнула, опускаясь ближе к земле и ставя ящик рядом.

светловолосый присел с ней рядом, поправляя кепку, съехавшую

на глаза. в нос ударил цветочный аромат, наверное, слишком сильный для его детских чувствительных рецепторов, он чихнул пару раз.

— ух ты, как здесь пахнет! — сказал он, потирая нос и улыбаясь, — наверное, эти цветы решили устроить праздник!

мама засмеялась, поправила длинные светлые волосы, чтобы те не мешали и начала вытаскивать горшки с цветами из ящика.

— мама, а что это за цветы?

— тебе нравятся? это гортензии. мои самые любимые. когда мы только познакомились с твоим папой, он часто дарил мне их, — женщина окунулась в приятные воспоминания, а на ее лице не переставала играть улыбка, — нам нужно пересадить их сюда, чтобы все лето они нас радовали.

— я не умею, — расстроено протянул лу, рассматривая белые лепестки цветов.

— ничего страшного, я же здесь, помнишь? и я со всем тебе помогу.

— хорошо!

— какой хочешь пересадить первым?

лу задумался, но уже через пару секунд ткнул пальцем в сторону цветка, лепестки которого были почти небесно-голубого цвета.

— хочу этот!

лу внимательно слушал, стараясь запомнить все советы. мама начала с того, что аккуратно выкопала один из кустов, стараясь не повредить корни. лу подбежал ближе, чтобы посмотреть.

— смотри, как нужно правильно делать! — сказала мама, показывая на корни, — нужно взять их за основу и осторожно вытянуть из земли.

лу попробовал сделать то же самое с другим кустом. он сосредоточился, стараясь не сломать ничего важного. когда ему это удалось, он с гордостью поднял гортензию и показал маме.

— отлично, лу! теперь давай подготовим для них новое место, — она указала на участок, где земля была рыхлой и солнечной.

они вместе выкопали ямы для каждого куста, добавляя немного компоста для удобрения. мама объясняла лу, как важно обеспечить растениям хороший дренаж и пространство для роста.

когда всё было готово, они аккуратно посадили гортензии в новые ямы и засыпали их землёй. мама полила каждую из них из канистры.

— теперь они будут расти здесь. это лучше, чем ютиться в небольших горшках.

лу посмотрел на свои руки, покрытые землёй, и почувствовал удовлетворение от того, что помог маме.

— я надеюсь, что они вырастут большими и красивыми! — сказал он с надеждой.

— уверена, что так и будет! — ответила мама, обнимая его, — главное — заботиться о них и не забывать поливать.

перед вратами ада, все ли в порядке? нет, не в порядке. это день, когда я все потеряю.

лу резко открывает глаза от резкого звука будильника. секунды казались вечностью, пока он пытался понять, где он находится. голова гудела, а тело было в ужасном состоянии. он прижал ладонь к лбу и почувствовал, как боль пронизывает его виски. мало того, что его тело покрыто новыми синяками, так он уснул в самой неудобной, для сна, позе на полу. гуссенс проморгался, замечая, что у него в руках до сих пор лезвие, которое он сжимал всю ночь. на ладонях царапины, но больше его волновали те два глубоких пореза чуть выше запястья.

кровь уже засохла, превратившись в корку.

— пиздец, — шепчет он, поднимаясь с пола.

последние минуты до школы он тратит на душ, где горячая вода обжигает его кожу, но в то же время помогает прийти в себя. лу старается не думать о том, что произошло, но образы всё равно всплывают в сознании: лицо отца, крики, хаос. он сжимает зубы, пытаясь прогнать воспоминания, пока мыло стекает по его телу, смешиваясь с холодным потоком воды.

в зеркале на него смотрит чудовище, а не он сам. ссадины на лбу, щеках, разбитые губы, а левый глаз вообще заволокло лопнувшими капиллярами.

он выходит из дома, нацепив на себя кофту с длинными рукавами, чтобы скрыть все свои слабости и звонит саар. девушка говорит ему, что будет ждать возле перекрестка, поэтому он сразу направляется туда, закуривая по пути сигарету. каждый шаг давался ему тяжело, а сигарета, которую он закурил, лишь ненадолго отвлекала от навязчивых мыслей.

когда он подошел к перекрестку, его взгляд метался по сторонам в поисках саар. он знал, что она всегда была рядом, но в этот момент ему казалось, что между ними возникла непреодолимая пропасть. он сделал глубокий вдох и попытался успокоиться, но дым только усугублял его тревогу.

наконец, он заметил ее. саар стояла у края тротуара, облокотившись на столб и смотрела в его сторону. ее волосы развевались на ветру, а в глазах читалась забота. лу почувствовал, как в груди что-то ёкнуло, когда рядом с ней вырос силуэт на голову выше нее.

роджерс пошла к нему на встречу, а после, когда смогла почти на сто процентов разглядеть его, побежала.

— лу! — ее обеспокоенный голос врезался в израненное сознание, — что случилось? кто это сделал?

лу покачал головой, краем глаза замечая, как знакомый брюнет приближается к ним.

— отец, — тихо прошептал гуссенс, чтобы никто кроме подруги не смог его услышать.

мариус, как обычно спокойный, подошел к ним, не забыв нацепить издевательскую улыбку на губы. он был одет вновь не по погоде: белая футболка с каким-то абстрактным черным принтом и шорты. идиот.

— а ты хули здесь делаешь? — лу с вызовом посмотрел на парня, но тот проигнорировав этот взгляд, вдруг нахмурился.

— опять отпизженный. это за твой длинный острый язык, да?

слова из его уст звучали так, будто он пытается задеть его, уколоть острыми иглами, сделать больно, только вот в глазах читалось реальный интерес и что-то еще, что разобрать не удалось.

— лу, все в порядке. я ждала тебя, а мариус просто шел в школу и заметил меня, — саар вмешалась, рассказывая всю правду другу.

— мог и не замечать, ублюдочный, — тихо произнес светловолосый.

— так кто тебя так? — де загер чуть наклоняет голову в сторону, впиваясь внимательным взглядом в парня.

— тебя ебет? отъебись от меня, — лу взял саар за руку и шагнул вперед, а мариус последовал за ними.

— опять грубый. я думал, что мы с тобой уже друзья.

лу резко разворачивается, осторожно толкает саар в сторону, чтобы та отошла и почти вплотную подходит к брюнету. берет его за ткань футболки в районе груди и смотрит так агрессивно и зло, что любому другому на месте де загера, стало бы страшно.

но тот и глазом не повел, остался стоять, выпрямив плечи и наблюдая за лу.

— я не знаю что тебе от меня нужно, но мы никогда, блять, не станем друзьями. слышишь? ты меня пиздец, как бесишь. отъебись.

— как мило. ты думаешь, что можешь просто отмахнуться от меня? я сказал тебе, что я не собираюсь оставлять тебя в покое, — мариус уже не улыбался, смотрел на него серьезно, метаясь глазами по всему лицу.

лу закатил глаза, его терпение иссякало.

— неужели ты не понимаешь, что твое поведение раздражает всех вокруг? — выпалил он, его голос стал громче, привлекая внимание прохожих, — ты сам себе враг.

он чувствовал, как внутри него закипает ярость, и это придавало ему смелости и сил, наплевав на болезненность в теле.

— смешно слышать это от тебя, — ответил мариус, скрестив руки на груди, его лицо осталось бесстрастным, но в глазах читалась неприязнь, — ты не лучше, лу. может поэтому я и не могу.

— ты думаешь мне это интересно? интересно слушать хуйню от тебя? ты думаешь, что хорошо меня знаешь, но это нихуя не так. я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, сучара.

— о, я знаю больше, чем ты думаешь, — произнес мариус с легким наклоном головы, — и именно поэтому я здесь. чтобы выяснить, насколько далеко ты готов зайти.

его улыбка была полна уверенности и провокации.

между ними возникло напряжение, словно воздух стал электрическим. лу чувствовал себя на грани — между гневом и чем-то другим, более интригующим. ветер продолжал шептать свои тайны вокруг них, а их взгляды встретились — два огня, полные вызова и притяжения.

— ты знаешь, мариус, — начал гуссенс, отступая назад и сжимая кулак крепче, впиваясь ногтями в свежие раны, — ты так заебал меня.

— тебе это нравится, ты не можешь этого отрицать. или ты просто не знаешь, как с этим справиться?

— ты со всеми себя так ведешь?

— только с теми, кто мне интересен, — де загер ухмыляется, — и ты определенно попадаешь в этот список.

лу закрыл глаза, тяжело вздохнул, а через пару секунд со всей силы впечатал в кулак в скулу брюнета.

мариус отшатнулся назад, его глаза расширились от неожиданности. удар лу пришёлся точно в цель, и он почувствовал, как боль пронзила его, но вместо того чтобы упасть, он лишь слегка покачнулся.

— тебе так нравится пиздить меня? ты действительно думаешь, что это поможет? 

— я устал от твоих игр, долбоеб. ты не можешь просто так приходить в мою жизнь и разгуливать здесь, как будто всё это — твой личный театр, — лу стиснул кулаки, его дыхание стало более резким.

— ты думаешь, что я играю? я просто пытаюсь понять тебя.

— понять? и ты решил, что лучше всего это делать, нападая на меня?

— я не нападал. наоборот, это ведь ты постоянно нападаешь на меня. но ты заставляешь меня действовать. ты прячешься за этой стеной, и я просто пытаюсь пробиться к тебе, — мариус пожимает плечами.

— зачем тебе это нужно? — лу истерически вскидывает руки вверх.

де зегер, нахмурившись, ловит его правую руку и притягивает к себе с такой силой и скоростью, что лу чуть ли не падает. он смотрит на порезы, а гуссенс от шока не может выдернуть руку из чужой. мариус проводит по ранам большим пальцем, а потом давит, чтобы сделать больно.

лу шипит, наконец отдергивает руку и его вновь накрывает злостью.

мариус протягивает в ответ свою раскрытую ладонь, на которой заметным белым тянутся полосы, почти такие же, как у него самого. только у него свежие, а шрамам мариуса года три. лу хмурится и проводит параллели, пока все чувства притупляются.

— я не знаю зачем, — отвечает де загер.

он убирает руки в карманы, кивает саар и идет вперед, оставляя растерянного гуссенса с кучей вопросов в голове.

лу думает, что ему пора вообще перестать думать, бросить в мусорный бак эту идиотскую идею. может просто забить хуй и не обращать внимание?

звучит хорошо, только не хочется.

и это раздражает даже сильнее, чем сам мариус де загер.

может быть, если я напишу тебе, ты прочтешь? но имеет ли это значение, если я больше не дышу?