проваливай

если ты примешь мой совет, может быть, ты выживешь.

лу, наверное, не стоит ненавидеть так свою жизнь. но он ненавидит сильнее. скулы сводит от постоянного осознания насколько она хуевая и как ему не повезло родиться здесь.

он мечтал, чтобы в его центре матрицы судьбы маячила и светилась «десять», в плюсе, конечно. он точно не разбирался во всем этом, но по словам саар знал, что они любимцы вселенной. удачники, черт бы их побрал.

он купался в океане жирных минусов, да и сам был одним из них. на фоне его горела, полыхала ярким красным огнем табличка с надписью «опасно». лу знал это прекрасно, ничего не собираясь делать. здесь это играло только на руку.

стоило бы окунуться в более чистую воду, утонуть в канале например?

ведь ему не везет и в этот раз.

вспоминая ту встречу со странным незнакомцем, с которым они вместе убегали от полиции, ему бы, честно, не хотелось встречаться с ним снова. никогда в этой жизни. они даже подраться нормально не успели. одно разочарование.

и он уж точно не ожидает услышать его голос в школьном коридоре, куда заявился впервые за целый месяц.

теперь он может его разглядеть с ног до головы, заметив всё, что раньше скрывал мрак ночи.

он оказался брюнетом, вряд ли этот парень знал, что волосы нужны хотя бы расчесывать, потому что на его голове творилось что-то непонятное. карие глаза смотрели с вызовом, тихой подступающей агрессией. его губы, на первый взгляд мягкие, не обветренные даже. у него что, нет привычки сжирать губы? странный. они искривлены в усмешку, злобную, перемешанную с игривостью. мягкие черты лица слишком остро контрастируют с его образом и стилем. он не одет дорого, но выбрал ту одежду, которая определенно ему идет.

он излучает ебучую харизму и уверенность, которые хочется размазать по наглому лицу.

— мы знакомы? — лу наигранно хмурит брови, кидая взгляд на саар, стоящую рядом.

иногда лучше притвориться откровенным придурком, чтобы не было лишней мороки.

— не помнишь? — в карих глазах вспыхивает удивление, — мы славно пробежались ночью, можно даже сказать, что мы теперь друзья.

лу даже не знал раньше, что почти незнакомый человек может вызывать такие сильные чувства. раздражение и тягу вписать кулак в свои скулы.

— точно! вспомнил. бегаешь, кстати, так себе, — гуссенс отвечает ровно, добавляя в свою интонацию немного скуки.

— мы не договорили, но надеюсь ты понял что я хотел донести в твою светлую головушку, — брюнет широко улыбается, а потом неожиданно протягивает руку и касается чуть вьющихся волосы лу.

гуссенс не успевает схватить его за руку, потому что тот убирает ее. сказать ему хоть что-то тоже не дают, вмешивается саар, молчавшая до этого момента.

— отвали уже, мариус, — девушка обвивает руку своего друга, закатывает накрашенные глаза и раздражается, кажется, точно так же, как и сам лу.

парень смотрит на нее спокойно, будто даже не злится, что она влезла в важный разговор между ними. он думает «глупая девчонка», саар и лу думают «тупой идиот».

полная идиллия.

после второго урока идет перемена в двадцать пять минут, подразумевая собой школьный обед. лу оставляет все деньги дома, поэтому саар покупает ему сэндвич с ветчиной и бутылку воды, а сама же обходится небольшой пачкой орехов, но не съедает даже половины.

— кто этот мариус? — гуссенс откусывает кусок от пресного обеда.

— если бы ты чаще ходил в школу, то точно бы знал, — качает головой девушка, откидываясь на спинку убитой лавки.

они сидят на заднем дворе школы, где тише, чем в обычной столовой. обычно все длинные перерывы они проводят здесь, вместе.

— он перевелся к нам в начале месяца, — продолжает роджерс, — мерзкий чувак, если честно.

— это я уже понял, — кивает лу, — что он тут забыл вообще?

— не знаю, не вдавалась в подробности, — девушка не может найти удобную позу, поэтому притягивает колени к груди и кладет на них голову, — он пользуется популярностью, кстати. к нему уже катит сюзанна.

лу морщится от упоминания этой девушки. с ней он и дрался несколько лет назад, когда защищал саар. после того раза, ее пыл, конечно, уменьшился, но она продолжала задевать подругу словами. слишком колкими.

— что между вами произошло? — роджерс наблюдает за тем, как лу доедает, запивая обычной водой.

— он помешал мне угнать машину, а потом мы убегали от мудаков, которым делать больше нечего, как с фонариками по району разгуливать.

саар хмыкает, отворачиваясь. ей никогда не нравилась деятельность своего лучшего друга, но она знала, что есть вещи куда хуже этого. знала, что ему нужны деньги, ведь никто его не обеспечит.

— обмудок, — выдает девушка, и лу полностью с ней соглашается.

— еще тот, зарядил мне по самое не балуй.

— вы еще и дрались? — она снова возвращает свой взгляд к гуссенсу.

— дракой это назвать сложно, но можно сказать и так, — парень пожимает плечами.

он достает из рюкзака почти пустую пачку сигарет, достает одну и закуривает. всем будет плевать, если он покурит именно здесь и именно сейчас.

— давай поедем загород в выходные? — саар морщит нос от неприятного запаха дешевых сигарет, но отходить не смеет.

лу отвратительно курит уже несколько лет, она не может осуждать, но принимает это с огромным трудом. он хочет прожечь себе легкие до летального исхода, думает она.

— я еду в дурку, — парень смотрит на плывущие по небу тучи, удивляясь тому, что дождя все еще не было.

значит накатит к вечеру и будет идти всю ночь. ничего нового.

— справишься?

— когда-то было иначе?

они улыбаются друг другу, а спустя пару минут возвращаются в школу. скорее бы этот день прошел.

всю ночь смотрю на небо и ни хрена не вижу

сейчас, посмотри на меня сейчас.

лу больно. нестерпимо больно, когда рёбра будто распарывают изнутри, вытаскивают все внутренности наружу, оставляя в таком положении, открыв изувеченное, криво перешитое белыми тонкими нитками сердце.

это отвратительно, когда родители добровольно отказываются от своего ребенка из-за нежелания подчиняться. из-за хрупкого желания хотя бы существовать в этом уебищном мире.

отцовские слова остаются выжженным клеймом, которое никогда больше не заживет.

«ты во всем виноват»

«ты отвратительный»

«я ненавижу тебя»

«я убью тебя когда-нибудь, обещаю»

в груди зияет дыра, заполнить которую может лишь перемещение во времени. он бы никогда не рождался, если бы у него была такая возможность. он бы сделал все, чтобы предотвратить свое появление на свет.

он отдаст все свои черные эмоции, чувства, деньги, только пусть это будет так.

боль разливается привычными пульсирующими волнами, а усталость поглощает всё тело, насыщая руки и ноги свинцом. лу тяжело, блять, не только морально, но и физически. на щеке след чужой ладони горит синим пламенем, обжигая унижением.

кровь капает из носа на пол, образуя непропорциональные кляксы. она багрового цвета, но из-за темноты в комнате, видится черной, как смоль. запах металла и такой же привкус во рту окутывает его, заполняет каждую клетку мозга.

«убийца»

лу вздрагивает, ближе наклоняясь к полу, вдавливая колени еще больнее.

— нет, нет, нет, — шепчет он, закрывая голову руками.

«ты убийца»

— ой, блять, — тянет парень.

дыхание окончательно сбивается, а в животе такое странное грубое ощущение тяжести, что становится больно.

липкий, тягучий страх покрывает кожу, а дрожь бежит по выступавшему позвоночнику.

он рывком поднимается с пола, ноги налиты свинцом. он шатается, сбивает по пути стоящие вещи и идет к окну. ему не требуется много времени, чтобы выпрыгнуть из него, ступив на мокрый асфальт.

дождь действительно пошел к вечеру. уебищно.

лу прикрыл окно в свою комнату, и прислонился к холодной кирпичной стене, пытаясь собраться с мыслями. вода ритмично, почти гипнотически стучала по стеклам. свежий воздух с трудом поступал в легкие, будто ему что-то отчаянно мешало, не давало пройти. руки тряслись, словно не могли успокоится после всего, что с ним было за последние полчаса.

его горящие щеки бессердечно остужал ветер.

забытая на несколько долгих минут боль в боку дала вмиг о себе знать резкой пульсацией, когда он попытался сделать хотя бы шаг прочь.

тишина в его голове заглушила стук дождя, оставляя лишь пустоту и что-то несуществующее, покрытое пылью.

он «брал» это осторожно, чтобы этот слой оставался на том же месте, чтобы никто не узнал, что он возвращается к этому постоянно на протяжении пяти лет.

это — воспоминания.

готовые собственноручно задушить его, грубо сжимая окостеневшими родными пальцами белую шею, лишая воздуха окончательно. чтобы там не осталось даже намека на него. намека на жизнь.

лу кусает нижнюю губу, переключает таким образом внимание боли именно на нее. он отталкивается от стены, медленно шагая по пустой тихой улице.

холодно, но ему так плевать. у него других проблем по горло, какие к черту физические ощущения наподобие этого?

лу доходит до переулка, где иногда, когда хочет побыть наедине с собой, сидит на трубах. весь путь сливается в единое целое, он не запоминает повороты, идет лишь по наитию, интуиции. на самом деле, он даже в кромешной тьме найдет дорогу к этому месту.

тени зданий — это лабиринт, заблудиться легко, а найти выход сложно. никому это не нужно на самом деле. блуждать по ночам, как потерянные призраки, прозрачные, неосязаемые.

лу рад, что на его улице меньше всего происходит движений. здесь почти всегда тихо.

он садится на холодные металлические трубы, которые обвиты узорами из ржавчины, опустившиеся со временем. здесь нет необходимости прятаться и делать вид что все в порядке. сейчас, когда его тело чувствуется куском отбитого мяса, он может на секунду, лишь на секунду, почувствовать себя уязвимым.

но не слабым.

звук шагов гулким эхом разрушает тишину, отдаваясь от стен домов. у гуссенса напрягаются мышцы, и он резко открывает глаза, готовясь ко встречи с тем, кто посмел нарушить его покой.

каждый шаг звучал глухо, как будто он ступал по земле в поисках чего-то, что могло бы его поглотить.

«за что?» — проносится в его светлой голове, как вихрь, пока он рассматривает приближающуюся фигуру уже знакомого парня.

— да я везунчик.

лу хочет убиться. невозможно, чтобы его жизнь настолько была повернута к нему спиной, что подбрасывает такие абсолютно неприятные неожиданности в самый неподходящий момент. голова кругом идет.

мариус стоит перед ним, сунув руки в карманы. снова улыбается этой опасно-агрессивной улыбкой, сверкая зубами в отблеске ночного фонаря, стоящего неподалеку.

— прячешься?

— ты преследуешь меня? — лу поднимает голову, смотря на парня.

— фу, — тянет в отвращении де загер, всматриваясь в лицо гуссенса, — урод.

лицо все еще в крови. каплям дождя не удалось смыть ее, только больше размазать, теперь на щеках и губах лишь виднелись красные разводы.

— извини, что не было времени привести себя в порядок для тебя, — саркастически отвечает лу, а после добавил, — и пошел ты нахуй.

— грубиян, — серьезно проговаривает по буквам брюнет, делая шаг ближе.

— повторить? пошел нахуй.

— а чего ты без девчонки своей? — мариус пропускает все слова лу мимо ушей.

гуссенс давится воздухом от раздражения. ну как человек может вызывать настолько сильное желание вмазать со всей силы? лу стиснул кулаки, чувствуя, как адреналин начинает бурлить в его алых венах. он не собирается уступать этому человеку, который слишком яро ищет поводы для конфликта, ни в чем.

отвечать на провокации — себе дороже, да только по другому не получается. еще и саар упомянул.

она, конечно, была «его девчонкой», но точно не в том смысле, в котором подразумевал де загер.

мерзкий.

— проваливай отсюда, — тихо говорит лу, пока тихая ярость настигает его со спины.

— и не подумаю, — мариус уверенно подходит еще ближе.

лу не знал что делать в такой ситуации. он бы кинулся на него с кулаками прямо сейчас, только сил не было даже руку поднять.

— мне скучно, — де загер садится рядом с лу, глубоко вдыхая ночной загрязненный воздух.

— мне похуй, — гуссенс отодвигается от него, но уходить не хочет.

это, черт возьми, его место. мариусу вообще не стоит здесь находиться, пусть так же уверенно вернется на свою улицу и делает там что захочет.

— кто тебя так? — с наигранной скукой в голосе спрашивает брюнет.

лу поворачивает к нему голову и смотрит так, что этот взгляд можно расшифровать лишь одним словом.

«пиздец»

— ты вальнешь уже или нет?

мариус смотрит на него в ответ внимательно. будто хочет залезть к нему в душу, растерзать ее еще больше на части и уйти довольным, будто свою главную цель выполнил.

его глаза, как черные бездны, поглощали каждый миг, каждую эмоцию, что проскальзывала на лице лу. в этом взгляде таилось не просто любопытство, а жажда понять, докопаться до сути, разорвать ту хрупкую оболочку, что скрывала все внутренние тайны. он словно искал в нем слабости и места, на которые с должной силой можно нажать и получить все что угодно.

казалось, что он замечает все: каждый вздох, каждое движение другого человека были для мариуса как открытая книга. он ловил мельчайшие детали: дрожь губ, напряжение в плечах, взгляд, который в ответ излучал лишь стойкость и усталость одновременно.

он ощущал себя охотником, жертва которого не подозревала о надвигающейся опасности.

мариус хотел не просто увидеть его страдания — он хотел их почувствовать, впитать в себя, словно это была его единственная цель в жизни.

словно в ответ на внутренние терзания собеседника, его собственное сердце билось быстрее. он знал, что может расшатать душевный покой другого человека, заставить его открыться и показать свои самые потаенные страхи. это было сродни искусству — разорвать иллюзии и оставить только голую правду, которую никто не желал бы видеть.

— ты ведь знаешь, что скрываешься за маской? — произнес он тихо, его голос звучал как шепот ветра в темной ночи, — я вижу тебя таким, какой ты есть. и это ужасно... прекрасно.

слова мариуса резали воздух, оставляя за собой шлейф напряжения. он ждал, жаждал реакции, предвкушая момент, когда лу начнет открываться, когда его внутренние барьеры рухнут под натиском этого мрачного обаяния. в этот миг он был не просто наблюдателем — он был судьей и палачом, готовым растерзать душу на части и уйти с чувством удовлетворения, словно выполнил свою главную задачу.

лу не мигая, напрягал челюсть, пытаясь сдержать предательскую дрожь.

от карих бездонных глаз стало жутко.

не страшно, а именно жутко.

ему казалось, что все страхи, которые он трепетно хранил в своих ладонях, сейчас обрели настоящий существующий облик человека, сидящего рядом. внутри заколотило, а мозг отчаянно пытался подавать сигналы об опасности. голова закружилась и весь мир вмиг начал казаться нереальным. руки занемели, загривок покрылся мурашками, которые жалили его больнее ос.

— молчишь? — мариус улыбнулся без тени ехидства.

«даже по-доброму» — мысль на секунду, пока другая, звучавшая как «это ложь», не заняла ее место.

потому что у де загера в глазах горел адский огонь, неукротимый, вечный и такой горячий.

потому что мариус не тот, кто по-доброму улыбается таким людям, как лу.

потому что в мариусе нет ничего доброго.

— проваливай, — повторяет гуссенс.

мариус смотрит на него пару секунд, а затем встает со своего места.

— до встречи.

лу впивается глазами в спину удаляющегося человека, следит, пока брюнет не скрывается за углом, оставляя его вновь одного.

гуссенс выдыхает воздух, накопившийся в легких и глотает новый. ему кажется, что все это время он не дышал совсем.

дождь усиливается, обливая лу холодной водой все больше, пока тот не решает вернуться домой.

к черту жизнь.

теперь я на грани, детка, посмотри на меня сейчас, посмотри на меня сейчас.