Дом на окраине

Lifehouse — Everything

— И вот это сюда. — Ростислав торжественно оббил ладони друг о друга, стряхнув с них пыль. Он только что закончил выстраивать книги по верхним полкам, которые и без того ломились от фантастики и постапокалипсиса. Так что приходилось тщательно выкраивать свободные просеки для новых изданий.

На неделе у нас была поставка сбыточных экземпляров из магазинов, некоторых школ и издательств. Как всегда, разбор полетов прилетел на нас с Ростиславом — молодых и энергичных по меркам местного дружного коллектива.

— Все уже? — нетерпеливо спросила я, подавая ему очередную стопку книг, предназначенную для средних, менее загруженных полок.

Ростислав принял потертые корешки, пристроил на свободном месте и повернулся вполоборота, задержав на мне взгляд в подозрительном прищуре.

— Я не понял, ты куда-то торопишься?

— Да нет... — Я отвела взгляд на окно. Яркое весеннее солнце за деревьями дышало жизнью, завлекая в необъятные лесные широты. Свежий воздух манил. Вместе с апрельским дуновением в помещение залетал регулярный шум дороги, разделяющей два противоположных мира по разным сторонам. Пахло распускающейся молодой сиренью.

— А чего тогда?

— Просто хочу домой, а мой рабочий день уже подошел к концу. Какие-то проблемы?

— Я валяюсь с тебя, Дель! — Он недовольно упер руки в бока. — Живешь в пяти минутах от библиотеки и еще умудряешься возмущаться. Попробовала бы с Рудника поездить, я бы на тебя посмотрел.

«Рудник» был у нас самым дальним районом, граничащим с поселком городского типа. Некоторые даже не считали его частью города, уж очень далеко он находился — на чужбине. Дорога оттуда занимала около часа, а это, по меркам нашего маленького захолустья, считалось катастрофически много. Назар, услышав это, наверное бы рассмеялся.

Эта мысль побудила меня выпрямиться и невзначай бросить взор в сторону кафедры. С тех пор, как пришел Ростислав, мне было уже не до приятного бездельничества наедине с собой, поэтому пришлось отложить все отвлекающие меня факторы и полностью погрузиться в работу. Тем более под вечер ее стало много. Но какое-то странное нетерпение, подтачивающее изнутри червем, не давало мне держать фокус на внешнем. Поэтому, когда я отвернулась от Роста, мое внимание зацепилось за телефон, оставленный на рабочем столе еще в середине дня. Черный экран не сообщил мне ничего нового. Так что пришлось снова вернуться к Ростиславу, который продолжал пристраивать списанные книги к собратьям.

Вообще Рост работал у нас техником и отвечал больше за техническую часть мероприятий, которые проходили каждые выходные. Но так уж сложилось, что нам не хватало людей, и Вера Павловна, заведующая библиотекой, уговорила его выходить на полставки. По ее словам, он был самый энергичный и неунывающий духом, а такие работники — на вес золота. Я ему и в подметки не годилась в золотом эквиваленте энтузиазма.

Хотя со мной у Роста было куда больше точек соприкосновения, чем с другими сотрудниками. Хотя бы потому, что он тоже испытывал любовь к ярким оригинальным образам. Достаточно было взглянуть на его высветленные волосы, зачесанные назад и открывающие эпатажную серьгу в левом ухе. Все его существо так и источало врожденную укорененность в своей свободе. Вера Павловна любила в шутку называть нас «поехавшими».

— Где ж вас берут-то таких? — удивлялась она, глядя на нас поверх круглых очков в толстой оправе. — Теперь понятно, почему вы пришли работать в библиотеку. Следующая станция — кофейня? А потом и до психотерапии рукой подать (слово «психотерапия» она всегда выговаривала через «тэ»). Сейчас ведь так модно?

Ростислав упорно игнорировал старческие увещевания, занимаясь своими делами. Меня же они приводили в веселье. Уж очень было забавно слушать аккуратные намеки на то, что я неправильно живу. Не так, как принято у взрослого поколения, идущего вразрез с юношеским сумасбродством.

— Ну все-все, не кипятись, — ответила я на очередной косой взгляд в свою сторону. — Я же не специально выбирала жить рядом с библиотекой. Хоть и попала в самую цель. — Рост насмешливо закатил глаза. — Ростик, ну я уже все сделала и тебе еще помогла. Отпустишь меня, нет?

Он снова посмотрел на меня, задрав брови. Сдул упавшую прядь с лица и недовольно закинул последние книги на полку.

— Дель, твой лес убежит от тебя, что ли, я не пойму?

Рост не рассчитал удар и случайно задел локтем нижние ряды. Зал вспыхнул звучным грохотом. В нашу сторону любопытно обернулись посетители. Я демонстративно развела руками. Ростислав едва не отвесил мне щелбан по лбу, но в следующий момент из-за моей спины раздался бодрый женский голос:

— Так, поаккуратнее там, молодежь!

Мы не заметили, в какой момент каблуки нашей заведующей вплыли в главный читальный зал, слившись с другими посетителями.

— Что за бунт тут устроили? — Вера Павловна поправила очки на носу и сощурила раскосые глаза. — А-а-а, никак наши звезды Марлезонского балета казенное имущество тут портят.

Рост резко выхватил у меня книги, которые я успела подобрать с пола, и, не оставив мне шанса занять чем-то внимание, уведомил:

— Она твоя.

После чего обогнул меня и невозмутимо последовал в соседний сектор. Я успела лишь шикнуть ему в спину.

— Аделина, ты все на сегодня? — поинтересовалась наша заведующая, исподволь посмотрев на мои салатовые волосы, собранные в узел. Ей, наверное, казалось, что делает она это незаметно, но я с ходу выхватила искры неодобрения, сверкающие на поверхности карих радужек.

Я улыбнулась. Попытки старшего поколения сдерживать себя изо всех сил почему-то смешили меня. Ничто не могло испортить мне настроение в этот солнечный весенний день. Ведь я уже предвкушала, как проведу сегодняшний вечер в любви. К себе, к словам, к моим неискоренимым медитациям и домашним ритуалам.

— Да, Вера Павловна. И как раз собиралась уходить домой, пока Ростислав не задержал меня дольше обычного. Так что я, пожалуй, пойду.

— Стой, стой. — Она ненастойчиво придержала меня за рукав моего болотного кардигана. Телефон снова пропал из поля зрения, скрывшись за ее спиной. — Я вот что хотела спросить. Как там твоя книжка-то поживает? Пишешь сейчас что-нибудь?

— «Запертая птица»? — удивилась я. — Все также, спасибо. Я уже давно отпустила гонку за издательствами и просто наслаждаюсь самим процессом созидания. Объемного ничего не пишу — в основном пока мелкие зарисовки да... стихи. Но недавно потянуло на новую рукопись.

Последнее я произнесла неуверенно, снова скосившись на кафедру. Я поймала себя на мысли, что становлюсь зависимой от внимания неодушевленного предмета. И мне это не нравилось. К счастью, секундная заминка ускользнула от проницательного внимания Веры Павловны.

— Хорошо, — мелко покивала она, задавая мне направление в сторону кафедры. Я взяла ее неспешный шаг. — Я вот о чем хотела с тобой поговорить. Ты, наверное, слышала о всероссийском книжном фестивале, который ежегодно проходит по всей стране? И что организовывает ее ЦБС*?

— Да, как раз на утреннем подкасте Звенигородского слышала.

— О, Звенигородский? — подхватила заведующая, приподняв тонкие брови. — Тот самый популярный литературный агент? Скверный тип!

Я рассмеялась.

— Вы абсолютно правы.

— Даже не вздумай слушать его! Он в литературном мире настоящий Эдисон. Жаден до славы и денег, хоть и привносит, конечно, полезные вещи.

— Думаете лучше быть Теслой, умершим в бедности, но оставшимся верным своему любимому делу?

Вера Павловна внимательно поглядела на меня поверх круглой оправы очков. Из ее замысловатой прически выбилось пару крашеных седых волосков.

— Ох, Аделечка, думаю, во всем нужно искать свой баланс. Перетягивать чашу весов в ту или иную сторону чревато последствиями.

— Понимаю.

Мы остановились у кафедры. Взгляд непроизвольно скользнул к моим вещам. Мозг отчаянно пытался обмануть меня тем, что всего лишь интересуется временем, но я ведь и так все знала.

— Понимает она! — беззлобно кивнула Вера Павловна. — Вот поэтому я и говорю, что все сферы должны быть в балансе. В балансе, понимаешь? Работа и дело всей жизни не должны перетягивать чашу весов на себя. А то так ведь и без личной жизни остаться можно. Оглянуться не успеешь, как вон, — она указала на себя, — проснешься старой девой.

Я предпочла проигнорировать очередной тонкий намек на то, что мне необходимо, выражаясь местным языком, завести себе «мужика» и как можно скорее соединить наши жизни узами брака, дабы не остаться белой вороной на ярмарке взрослой жизни. И просто кивнула. Мой взор перехватил насмешливый взгляд Ростислава, маячащего между книжными стеллажами. Я решила перевести тему.

— А про фестиваль вы к чему спросили?

— Ах да! — Она поправила дужку очков. — ЦБС проводит в честь фестиваля конференцию молодых библиотекарей в Москве. Мы тут далече с Раисой Степановной обсуждали возможность финансирования нашей библиотеки, чтобы выдвинуть одного нашего сотрудника на съезд. Уж о нас-то с ней говорить и нечего, а вот ты или, на худой конец, Ростислав вполне могли бы выступить представителями нашего сообщества. Решила предложить сначала тебе, ты ведь пишешь, и жить тебе там, насколько я знаю, есть где. Думаю, это отличная возможность выйти в свет и обзавестись полезными знакомствами. 

Под «полезными знакомствами» Вера Павловна, конечно, имела в виду не только профессиональные отношения. Потому меня не сильно вдохновила эта перспектива. Стыдно признаться, в первую очередь я подумала о нем, а уже потом о своих литературных возможностях. Но все-таки я была не настолько близка с Назаром, чтобы с ходу соглашаться даже на одну поездку в огромный мегаполис, мироточащий чудовищно-бешеным ритмом жизни. Тяга к толкучке, каменным высоткам и большим возможностям мне по наследству от нашего семейного древа, к счастью, не передалась. Так что на моей чаше весов точно превалировало равновесие.

— Я подумаю над вашим предложением. Спасибо.

— Думай, думай. — Она участливо похлопала меня по локтю. — Время еще есть.

Я наконец-то добралась до своего телефона. Вера Павловна еще какое-то время повертелась на кафедре, перебирая формуляры, после чего ушла в каморку. Я осталась наедине со своим виртуальным миром. Волнительное предвкушение, разбухающее в груди тягучим медом, подталкивало меня скорее разблокировать экран.

Но он был пуст.

Я долго не могла понять, что за странный диссонанс уколол меня. Мне стало как-то... странно. И пусто. Словно что-то отвалилось от моей идеально выстроенной картины.

Испытала ли я разочарование, не увидев иконку с черно-белой фотографией в профиль, ставшей мне такой значимой за какой-то несущественный срок? Вовсе нет. У Назара ведь тоже есть своя реальная жизнь, и он не обязан посвящать все свободное время интернету, который мистическим образом превращает часы в секунды. Я это прекрасно понимала. Но все-таки... Все-таки я успела соскучиться по нашим живым наполненным разговорам. Что-то внутри меня поднывало, когда я слишком долго не касалась слов, выведенных на экране с особым трепетом.

Adelya: Как твое выступление?

Ответ пришел не сразу. Чтобы не томиться в бессмысленном ожидании, я заняла себя сборами. Захватила с собой кое-какие книги, которые давно хотела прочитать, привела в порядок рабочее место. Махнула Росту на прощание, получив в ответ короткий кивок, и накинула на плечо шопер. Прямо перед выходом мой телефон завибрировал. Сердце беспокойно шевельнулось в груди.

Nazar: Все хорошо, Деля. Спасибо.

Adelya: Уверен?

Nazar: Да. Как твой день?

Adelya: День как день, ничего необычного)) Разве что немного выбивающих факторов, но все они настолько незначительны, что я решила не позволять им влиять на меня и портить настроение. Поэтому чувствую полное умиротворение. И планирую провести этот вечер с любовью к себе и этому миру.

Nazar: Я рад, что все так.

Adelya: И почему мне кажется, что все не так хорошо, как ты утверждаешь, Назар?)

Nazar: Деля...

Adelya: Тебя что-то беспокоит, я угадала? Что случилось?

Nazar: Деля, прости, я крайне не хочу нагружать тебя своими проблемами. К тому же, это и не проблемы, а простые житейские трудности, с которыми все рано или поздно сталкиваются. Это все решится в скором времени, я уверен. Извини еще раз, если мои ответы показались тебе сухими. Я не хочу, чтобы ты думала, что свое плохое настроение я транслирую на тебя.

Adelya: Я так и не думаю. Всем иногда необходимо побыть с собой. Все решится, ты прав, потому что мы сталкиваемся с подобным всю свою жизнь и всегда из этого выходим. И этот случай не исключение. Я не буду лезть тебе в душу, но все-таки, если тебе понадобится слушатель, ты всегда знаешь, куда написать. Просто помни об этом.

Nazar: Спасибо, я очень ценю это. Я заметил, что ты очень хорошо чувствуешь людей. По переписке, конечно, сложно судить на все 100%, но по ней все равно можно сделать определенные выводы.

Nazar: Спасибо за отрывок из романа, кстати. Он послужил для меня ориентиром.

Nazar: В жизни большая редкость найти тех, с кем ты чувствуешь себя полностью на одной волне. Ты удивительная, повторю это еще раз. И сейчас я очень рад, что написал тебе в тот вечер, ничем не отличавшийся от моих других таких же.

Adelya: А я рада, что ответила тебе в тот же вечер, ничем не отличавшийся от моих других таких же) Спасибо за открытость, Назар. Для меня это важно.

Nazar: Так ты расскажешь мне подробнее, как прошел твой день? Чем сегодня прославилась уютная камерная библиотека у леса, отбирающая у меня самых лучших сотрудников?))

Adelya: Конечно. Только для начала отдам дань своей вечерней пробежке в лесу, после чего обязательно расскажу тебе все подробно.

Nazar: Хорошо. А я пока совершу ритуальный путь до дома в огромном железном монстре. Он, кстати, не такой уж страшный, как может показаться на первый взгляд. Главное, подружиться с ним. Он та еще душка!)

Nazar: До встречи, Деля.

Adelya: До встречи, Назар.

* * *

Больше всего в своих размеренных вечерах я любила медитации на свежем воздухе. После пробежки найти себе укромный закуток в глубинах леса и полностью соединиться с природой. Пропустить ее чистое первозданное дыхание сквозь себя. Обрести единство со всем миром. Почувствовать всеми каналами тела свою целостность — свободу, дарованную свыше.

Медленный вдох. Неторопливый ровный выдох. Полностью синхронизироваться со своим дыханием. Почувствовать, как раскрываются ребра, грудная клетка, нутро. Как свежий воздух проходит от живота к ключицам. Мышцы расслаблены. Голова легкая, воздушная. В ней нет ничего, что могло бы обеспокоить здесь и сейчас — лишь пение птиц, щебечущих в унисон лесному шуму.

Верхушки сосен шелестят на ветру. Плавное дуновение скользит по свежему разнотравью. Молодые побеги едва касаются рук. Щекочут пальцы. Сплетаются с кожей. Вдох. И снова выдох. Все бренное и мирское истончается. И кажется, что лоно природы полностью поглощает. Чаша медленно, но верно наполняется вновь. Равновесием. И только равновесием. Она никуда не кренится. Она в балансе, подвластном лишь мне.

Но вот я распахиваю веки. И потихоньку возвращаюсь обратно в себя. Все тело опутывает неземная легкость, что кажется вот-вот, и я взлечу. И никакие тревоги больше не озаботят. Они утекли, как песок сквозь пальцы, и навсегда затерялись меж сосновых лабиринтов.

Эта практика всегда помогала мне настроиться и сбросить с себя напряжение. Солнце доживало сегодняшний день вместе с трелью лесных соловьев. В хвойных лапах сверкали закатные блики. Как можно променять все эти пейзажи на бездушное железное чудище, мчащееся глубоко под землей под звуки измученных лиц?

Сердце буквально пело, когда я выпархивала из леса, навстречу свежему апрельскому ветру, срывающему с меня всю тяжесть мира. Вкус молодой зелени оседал на губах. Редкие почки прорезались на голых узорах ветвей. Ах, апрель. Самое чудесное время в году! Время, открывающее новые непроторенные дороги.

Настроение было таким радужным, что еще немного, и я бы побежала в ближайший парк собирать букет луговых ромашек. Просто так, без особого повода. Впрочем, я слабо представляла, что должно было сподвигнуть меня на столь взбалмошный поступок. Наверное, бабочки в животе, щекочущие бесшумным опьяняющим рокотом.

Все-таки я решила оставить идею с ромашками. Но необузданные эмоции переполняли меня через край. Мне просто необходимо было деть их куда-то. Сублимировать во что-то хорошее, теплое, важное. Попросту подарить их этому миру, ничего не ожидая взамен.

В этот момент я подумала о своей маме. Я ведь кошмар как давно не видела ее! Мы жили порознь с тех пор, как я закончила университет, а папа принял решение переехать в Москву на заработки, к моему брату, который врос туда корнями еще со студенчества. Так и существовал каждый в нашей семье: врозь, по-своему. С мамой мы хоть и остались жить в родном городе, но виделись редко в силу того, что были разными, и каждой из нас становилось трудно понять и разделить ценности другой. И хоть я давно жила отдельно, выстраивая вокруг себя свою гармонию, это не отменяло того факта, что я безумно соскучилась по материнскому теплу и запаху незаменимого уюта, ждущего тебя дома, несмотря ни на что. 

Мой второй этаж располагался в конце самого последнего района нашего маленького городка, у истоков леса. А через дорогу начиналась иная сторона мира, немного монотонная и безликая, хоть и тоже не обделенная уютом. Впереди тянулись пяти- и девятиэтажки, соединенные старыми постсоветскими дворами, дорога огибала микрорайон вкруговую. Там-то, за ее длинным поворотом меня и ждал мой старый родительский дом.

Оказавшись на другой стороне, я последовала сразу прямо. В ушах играла песня Lifehouse — Everything. Вечер апреля потихоньку близился к концу. Алое солнце умывало верхушки деревьев и ласкало напоследок крыши домов. В окнах отражались приветливые солнечные зайчики. Хотелось улыбаться. Словами не передать, как сильно и безусловно я любила свой маленький родимый край! Каждый закоулок был частью меня, моего взросления, моей целостности. Каждая улочка и каждый дом хранили в себе особую память. Каждый закуток был воспоминанием об определенном периоде жизни. Как болезненном, так и прекрасном, неповторимом, моем.

Дошла я минут за десять. Стоит ли говорить, какое впечатление произвели на мое сжимающееся в ностальгии сердце двор, стены подъезда, простая железная дверь, с которыми я шла бок о бок с самого рождения.

Ключи от родительского дома были привязаны к моей связке, так что я без проблем попала в квартиру. В нос тут же ударил запах советского линолеума и чего-то теплого, родного. Воздух в прихожей был соткан из спокойствия и щемящей тоски по былому. Из кухни лился свет, очерчивая квадрат в темном коридоре. Я открыла рот, чтобы окликнуть маму, но в ту же секунду услышала ее беззаботное лопотание за стеной:

— ...да-да, конечно, Надюш! Я все помню. Ага. Захарчик? Да, у него все в порядке, спасибо...

Я даже не предполагала, что соскучусь по этому голосу настолько сильно. У разлуки нет границ. Мама неумолчно щебетала по телефону с тетей Надей — своей лучшей подругой. Я не стала ее отвлекать, поэтому сняла с себя обувь, рассчитывая пройти в кухню так, чтобы не напугать ее.

— Да-да, все также в Москве, все по-старому, Надюш. Конечно. Получает сейчас второе высшее, подрабатывает в банке по специальности, параллельно еще где-то практикуется. Недавно вот нашел себе партнеров, чтобы открыть небольшой бизнес. В общем, вертится как может. Да, спасибо, я ему передам. Что? Деля как? Ох...

На этой ноте я остановилась, словно налетела на невидимую стену. То ли от того, что мои коленки внезапно подогнулись, то ли от резкой смены маминой интонации, скакнувшей в фальцет, я остолбенела посреди прихожей, не в силах сдвинуться с места. И лишь тень, падающая на текстильные обои в цветок, говорила о том, что я все еще находилась здесь.

— Не знаю, Надь, как донести до нее это. Я стараюсь не лезть: она взрослый человек и сама решает, как ей жить, но все-таки... Не могу я спокойно смотреть на то, как она страдает ерундой. Ну просто глупостью несусветной, понимаешь?

Что-то внутри меня надорвалось. Треснуло по швам, как тонкая нить в хитросплетении сложного узора.

— Не то чтобы я не горжусь. Я горжусь своими детьми и люблю их обоих одинаково, но... Не могу я смириться с тем, что Захар из кожи вон лезет, чтобы добиться чего-то в жизни, вырасти, выйти в люди, а Деля... предпочитает просто прозябать в нашем захолустье и никак не шевелиться. Устала я уже. Устала бороться с ее инфантилизмом. То эти волосы разноцветные, то жизнь «в одиночестве», то писульки какие-то непонятные, которые в жизни не принесут ничего. Почти двадцать шесть, Надь! Не хочет карьеру строить, так хоть бы о создании семьи задумалась. Нет же! Застряла в своих шестнадцати и дальше никак не сдвинется...

Дальше я слушать не стала. Трясущимися пальцами нащупала ручку двери и буквально силой вытолкнула себя на лестничную площадку. Мне не хватало воздуха. Казалось, все, чем мое существо только что наполнилось в свободном и ничем не обремененном лесу, вытекло наружу. Погреблось под толстым болотным илом.

Наверное, я чересчур громко лязгнула замком, потому что в следующую секунду голос мамы призывно окликнул:

— Кто там? Деля, ты пришла?

Но у меня не было сил оставаться. Я захлопнула дверь и ушла прочь.

* * *

Я любила свою жизнь за то, что она была полностью подвластна мне. Я никогда не жаловалась на одиночество и с благодарностью проводила время наедине с собой. Вставала в шесть утра, встречала рассвет на своем уютном балконе, смотрела на утренний лес, неспешно пила кофе, отправлялась на пробежку, медитировала. Дышала свежим лесным воздухом, приветствовала этот мир. Шла на любимую работу. Возвращалась обратно. И так проводила день за днем. С любовью к себе, к этому миру, к жизни. В гармонии, которую возводила, точно краеугольный камень, в фундамент своего естества.

Меня даже не огорчало, что моя семья на самом-то деле была разрозненной, поломанной, неправильной. Чего сокрушаться, если каждый сделал свой осознанный выбор? Я просто научилась принимать обстоятельства жизни такими, какие они есть. И вне зависимости от них распалять свой внутренний огонь.

Но все-таки... чего-то в этой картине мне не хватало. Я поняла это в тот вечер, когда внезапное сообщение неизвестного пользователя пробудило во мне необъяснимую дисгармонию. Мне казалось, будто какой-то зыбкий обтекаемый кусочек недосказанности витал в органично выложенной мозаике. Но я никак не могла понять, какой именно.

Ох уж эта врожденная человеческая жадность, заложенная природой и укрепившаяся изменчивостью мира. Сколько бы у нас ни было, нам всегда будет мало. И захочется больше. Еще больше. Этот процесс не остановить, покуда человек жив и покуда дышит.

Странное дело. Мне всегда казалось, что моя чаша наполнена до краев, и больше мне ничего не нужно для счастья. Но... неужели даже в наполненной чаше сыщется прорезь для чего-то нового, затмившего все привычное и понятное?

Когда я вернулась сегодня затемно, я поняла.

И впервые за последние несколько лет дала волю слезам.

Мне стало очень одиноко. Не в квартире. Не в обыденной жизни. Не в череде дней, недель и летящих лет. Мне было одиноко под бесконечными непостижимыми звездами, которым на самом деле не было никакого дела до существования маленького незначительного человека в потоке короткой, как мгновение, жизни, безвозвратно канущей в лету однажды.

Телефон зажужжал где-то в прихожей. Я испытала обманчивый впрыск радости. Но ее тут же поглотила разверзшаяся до краев пустота.

В тот вечер мне не хотелось читать ничьи сообщения.

__________

* ЦБС — Централизованная библиотечная система. Это центральная организация, созданная для управления и координации операций и услуг внутри или между различными центрами, зданиями или филиалами библиотек и посетителями библиотек.