Дом на окраине

The Verve — Bitter Sweet Symphony

Я не слишком крепко спала этой ночью. Странные сны беспокоили меня, втискиваясь в сознание буйными назойливыми обрывками. Странные и до ужаса правдоподобные — будто бы из чужой, совершенно не моей жизни. В ушах повизгивал грохот, раскурочивая виски, духота сдавливала грудь. Легкие горели. Мне нечем было дышать. Хотелось вырваться. Вырваться на свободу, подальше от чужих удушливых глаз.

Кому, как жителю Москвы не знать,
Что переполнены сейчас все метровены,
Где люди копятся, как углекислый газ,
И кислотою дышат в метрополитене. *

Эти слова промелькнули в моей голове с первыми лучами солнца, плеснувшими яркие блики в окно. Я открыла глаза. Смахнув рассыпавшиеся пряди с лица, я потянулась за ручкой и блокнотом на тумбе. Хотелось поскорее записать строки, бившиеся где-то на периферии сознания звучной лирической птицей. Увековечить слова, рвущиеся наружу, прямиком из глубокой необъятной души.

И, дав им свободу, я писала. Запечатлевала каждое слово, надиктованное внутренним голосом, каждую мысль, каждый порыв, изливая всю себя на бумагу. Мне никогда не снились стихи о чужой жизни в невыразительном, отталкивающем городе, и оттого сердце мое трепетало в непонятном мне танце. Хотелось убежать, но бежать было некуда, ведь я и так находилась на своем месте. Да и от кого? От железного монстра, мчащегося со скоростью увядающих людских лиц? Странное чувство.

Я встретила рассвет, пытаясь разобраться в собственных каракулях. Давно меня не посещало вдохновение вот так внезапно. Не знаю, была ли я довольна написанным, но в этих строках было слишком много меня и моих невысказанных переживаний. И мне хотелось запомнить это, хотелось кому-нибудь рассказать, поделиться. Жизнь в крупном мегаполисе пугала меня до одури — я не могла представить, что должно произойти, чтобы человек по доброй воле отдался на растерзание толпы и погреб себя под ее бесконечным топотом. Если бы я жила в таком бешеном ритме, я бы, наверное, умерла.

Nazar: Как мы оба говорили ранее, жизнь прекрасна. До первой поездки в метро) Надеюсь, твоя пробежка подарит тебе заряд энергии на весь день и никакие люди не смогут тому помешать.

Nazar: Доброе утро, Деля.

* * *

Это утро немногим отличалось от моих привычных и размеренных подъемов. Но все-таки что-то было другим, как-то иначе ощущалось начало нового дня. Не снаружи — внутри. Будто кто-то прыснул оскомину, и теперь кровь под кожей беспокойно циркулировала по венам и артериям в обратные стороны.

Проверив почту, я закрыла ноутбук. Ответа от издательств так и не было. Поэтому я решила забыть о безуспешных попытках пробиться в беспощадный литературный мир и встретить это утро так, как позволяет мне мир — расслабленно и с любовью. Важно учиться терпению и легкости в любые моменты жизни, даже малоприятные. Все эти проверки, однозначно, для чего-то нам даны. А черпать из этого силу или нет — решать только нам. И я, как могла, училась не позволять ситуациям извне влиять на меня.

По обычаю я сидела за кухонным столом, закинув ноги на подоконник, и слушала литературный подкаст известного издателя. На фоне из колонки лилась приятная спокойная симфония The Verve — Bitter Sweet Symphony. Я пила сваренный в турке кофе с двумя порциями сливок и жевала яблочно-коричный круассан, время от времени поглядывая в окно. Особое наслаждение — забегать утром в ближайшую пекарню, чтобы сэкономить время перед пробежкой и не готовить.

Солнце расщедрилось на яркие, слепящие раструбы, скользящие по поверхности древесных макушек. Небо приветствовало ядерной голубизной. В начале апреля, особенно, когда на часах было 7:00, это чувствовалось, как глоток свежего воздуха. Но сегодня у меня не получалось нащупать должное умиротворение. Наверное, всему виной ведущий подкаста, уверенно призывающий молодых авторов к сотрудничеству с литагентами — по его словам, это повышает шансы быть замеченным крупным российским издательством и увеличивает ставку на успех.

— Да что вы говорите. — Я захлопнула крышку ноутбука, и голос диктора безапелляционно умолк.

Внезапно из моей руки выпал недоеденный круассан. Начинка, шлепнувшись на пол, растеклась по деревянным доскам. Я вздохнула. Давно пора было заняться ремонтом — советский антураж, несомненно, вселял жизнеутверждающую ностальгию, но временами вводил в уныние.

Я растерла сонные веки и, убрав остатки своего неряшливого завтрака, отправилась в комнату готовиться к утренней пробежке. Спустя время я уже стояла в прихожей и натягивала кроссовки, зашнуровывая узлы. Пришлось накинуть на топ широкую кофту с капюшоном, потому что погода еще не совсем благоволила к легкой открытой одежде.

Перед выходом я задержалась в коридоре. Заглянула неуверенно в зеркало. Отражение, сверкающее в свете солнечных зайчиков светло-салатовым — лесным — оттенком волос не сообщило мне ничего. Передняя прядь невесело выбилась из пучка.

Мне еще никогда не хотелось ответить и одновременно не отвечать на сообщение собеседника. Чего ради? Я совершенно не горела желанием разбавлять свою размеренную жизнь напрасным эфемерным чувством.

Только я дернула ручку двери, вставив наушник в ухо, как снаружи послышался хлопок — дверь напротив моей открылась. Эхо подъезда соткало размнóженные голоса. Это дало мне фору ровно в несколько секунд, чтобы я, не задумываясь, нажала кнопку «отправить» в мессенджере.

Adelya:

Метроартерии людей теперь полны.
Бегут они, как кислород по крови,
Их шум и топот днем всегда слышны,
И даже ночью душ здесь миллионы.

Кому, как жителю Москвы не знать,
Что переполнены сейчас все метровены,
Где люди копятся, как углекислый газ,
И кислотою дышат в метрополитене.

Усталость тут и давка, быстрый бег,
Куда, куда отчаянно все мчатся?
Здесь незаметен малый человек,
Легко тут можно потеряться.

Ах, если б были мы дружней
И не вводили злость друг другу внутривенно,
Тогда, быть может, было бы слышней,
Как дышат легкие у метрополитена. *

Adelya: Доброе утро, Назар.

Подъезд встретил меня сырым прохладным воздухом и тишиной. Солнце протискивалось в верхнее оконце, отражая отпечатки радостных бликов на сонных дверях соседей.

Дверь напротив моей снова открылась, выпустив на лестничную клетку тощую сгорбленную фигуру с курчавыми волосами. Это был мой сосед Паша. Я тихо вздохнула. Так я и думала, утренней встречи было не избежать.

Не то чтобы я не хотела никого видеть — просто это странное начало дня не совсем располагало к обмену любезностями с соседями. Хотя, надо заметить, к нему я испытывала заслуженное уважение.

В то время как все друзья и знакомые уезжали в крупные города, проповедуя в своих социальных сетях успешную продуктивную жизнь, Пашка единственный из всех, кого я знала, остался верен своему родимому краю. Помню, мы как-то разговорились на лестничной клетке, и он сказал, что ему нравится здесь жить, вне зависимости от мнения и устоев общества. Даже как-то не верилось, что харизматичный амбициозный парень променял мегаполис с морем возможностей на наше неприметное захолустье. Однако, это вселяло уверенность в то, что каждый горазд выбирать себе жизнь по сердцу. И меня грело, что я не одна слушала только себя.

В вечной погоне за успехом мы забываем, что и радоваться своей жизни такой, какая она есть, вопреки навязанным устоям, — тоже огромный труд. Необходимо титаническое мужество, чтобы противостоять целому обществу, которое нет-нет да нашептывает мерзким голосом разума, что ты живешь неправильно. Не по стандартам. Не так, как принято. Поэтому да, я считаю, что найти себе жизнь по сердцу и при этом не быть в системе — гораздо тяжелее, чем расти и добиваться поставленных высот.

А еще, когда-то, лет пять назад, я была влюблена в этого Пашу. Даже стихи ему посвящала — глупые и по-наивному детские. Тот мой период пришелся на мое двадцатилетие, когда в жизнь воплощаются все предрассудки о легко забывающихся юношах и долго страдающих девушках. Я нашла свое спасение в словах, отчаянно выплеснутых на бумагу и безжалостно выброшенных с окна балкона, навстречу хвойному необъятному лесу, что принял мелкие кусочки моей израненной души под свое крыло. А Паша... кажется, он так и не узнал. Хотя, стыдно признаться, где-то в глубине всех глубин я надеялась, что однажды мое послание, исписанное на клочках бумаги, попадется ему под ноги. Как сейчас помню:

...Но вот беда, герой программы
Не знает роли сей влиянья,
Что сердце бьется неисправно
При встречах с ним, таких случайных...

Слава богу, это закончилось быстро, так и не начавшись. В один момент, я поняла, что образ, в который я была долгое время влюблена, не имел ничего общего с реальной личностью человека. Парень-то он неплохой, но раздолбай по своей сути. Постоянно витал в облаках, держался беззаботно и расслабленно, а еще водил к себе домой разных девчонок. Тогда я поняла, что влюбленность в лирический образ очень обманчива и коварна. И просто продолжила жить дальше, с трепетом выстраивая вокруг себя свою тихую гавань. Ладить с соседями, не претендуя на что-то большее, тоже неплохо.

— О, Делька! Здорова. Что, поболтала вчера со своими персонажами?

— Привет. — Я вставила ключ в замочную скважину и надавила плечом на дверь, проигнорировав его непрошеную шутку.

Паша тем временем спокойно захлопнул свою.

— Нет, серьезно, когда уже ждать твою «Птицу»? Я, как тезка, просто обязан прочитать ее первым.

— Можно подумать, ты вообще книжки читаешь, — беззлобно заметила я. Крылов больше всех ждал мою «Запертую птицу». Символично.

— Не читаю. Но ради выхода твоего романа грех не начать.

Я закатила глаза. Начинать утро с дурацких шуток соседа — что может быть лучше? Паша не сдавался.

— А ты все так же бегаешь по утрам? Вот это у тебя дисциплина!

— А ты все так же водишь школьниц к себе домой? — отпарировала я, смотря на него несколько осуждающе. Я прекрасно видела в глазок, как минут пять назад из его квартиры вышла старшеклассница с ангельским непорочным видом. Поэтому специально подождала в коридоре, чтобы избежать неловкой, никому ненужной встречи. И не стыдно этому Казанове?

Паша собрался уже шагнуть вниз, но, едва переступив пролет, застыл на месте как вкопанный.

— Ты че, своим писательским умом тронулась, Дель? — Он посмотрел на меня изумленно. — Это моя сестра!

— Ой... — Я прикусила губу. Неловкая ситуация. Хотела ответить ударом под дых, но в итоге, не подумав, сморозила полную глупость.

— Ой! — поддразнил он. — Ты за кого меня принимаешь?

— Ну, прости. — Я выпятила ладонь в примирительном жесте. — Не думала, что у тебя есть младшая сестра. А... насколько ты ее старше?

Паша вернулся на один пролет назад и задумался, словно и правда силился вспомнить.

— Э... Что-то около семи. Или... подожди, нет, восьми.

— Ты что, даже не знаешь, сколько лет твоей сестре? — Я фыркнула.

— Ты, что ли, знаешь разницу со всеми своими родственниками? — возмущенно ответил он. — Вот сколько твоей маме лет?

Я задумалась.

— Вот и все.

— Ладно-ладно, — пошла на попятную я. — Извини, если задела.

— Да я не злюсь. — Паша искренне улыбнулся. — С молодости и не такое выкидывал, неудивительно, что ты так подумала.

Я усмехнулась. Молодость. Можно подумать, в двадцать шесть лет он уже старый. Неужели он правда нравился мне когда-то? Нет. Мне нравился образ, который я сама же себе придумала в порыве вдохновения и юношеского максимализма, а настоящего Пашу-соседа я, пожалуй, узнала только когда выбросила из головы все глупости. Простой и дружелюбный, он располагал к себе куда больше, чем несуществующий лирический персонаж. И в этот раз я явственно осознала, что такие парни, как он, никогда не были в моем вкусе.

«А Назар?» — усмехнулся ехидный голосок внутри.

«Какой еще Назар? — возмущенно отозвалась я. — Ты даже не знаешь, настоящий ли он!»

Паша издал подобие панического визга:

— Делька, все, я побежал! И так много времени с тобой потерял. Хорошей пробежки.

Не дожидаясь моего ответа, он уже слетел вниз по лестнице.

— И тебе хорошего дня! — успела выкрикнуть я, прежде чем дверь внизу нетерпеливо захлопнулась.

Бетонные стены размножили эхо по всему подъезду.

А я отправилась рассекать утренние лесные тропы, сбрасывая с себя все мирское и бренное.

* * *

Nazar: Как думаешь, загробная жизнь существует?

Adelya: И вам доброго дня, молодой человек.

Nazar: Понимаю, этот вопрос — далеко не тот, который хочется услышать в разгар спокойного рабочего дня.

Adelya: Все в порядке, у меня сегодня свободный день. В четверг приходит меньше всего посетителей, и почти никогда нет мероприятий. Школьники еще сидят за партами: грызут гранит науки и упорно стараются игнорировать весенний ветер перемен, стучащий в окна. А взрослые и подавно не будут заглядывать в библиотеку посреди пресного рабочего дня, ничем не отличающегося от других — монотонных и однообразных.

Adelya: Как я завидую школьникам, Назар! У них все еще впереди. Они такие юные и живые, еще не обремененные скучной взрослой реальностью. Но есть, конечно, и свои плюсы в этой нашей «взрослости»: например, пока кому-то предстоит сделать самый сложный выбор в их жизни, я могу прятаться за книжным стеллажом и, сидя на полу, спокойно размышлять над глобальными вопросами, будучи той самой взрослой. Шах и мат, скептики!

Nazar: Ты права, Деля, у школьников еще целая жизнь впереди, и проблем у них, по меркам нашего полета, куда меньше. Но минусов все же больше. Например, едва ли они могут позволить себе скупить целый прилавок мороженого и завалиться смотреть сериалы в гордом уединении (особенно в выпускном-то классе). А нам вот ничего не мешает устроить набег на конфетно-мороженый рай, и никакие взрослые нам не запретят это сделать.

Nazar: Я вот недавно зашел в магазин и на моих глазах развернулась просто величайшая трагедия века — Шекспир и рядом не стоял со своими Ромео и Джульеттой.

Nazar: Какой-то малец выпрашивал у бабули купить ему вишневое мороженое, на что она твердо ответила ему: «Ты не заслужил». Ты бы видела глаза бедняги! Я чувствовал себя врагом народа и самым счастливым человеком в мире, когда схватил целых три вида рожков и потащил на кассу. Так что быть взрослым иногда намного лучше, чем подростком, Деля) Больше свободы.

Nazar: Свободы, которую мы сами же у себя отнимаем почему-то.

Я оторвалась от телефона, с тем чтобы посмотреть в окно. Между двумя плотно набитыми стеллажами открывался вид на зеленое, выжженное солнцем поле и лес вдалеке, зажатые деревянной рамой. Под окнами бежала еле слышная дорога. Я бережно погладила нагретый экран.

Мы переписывались уже неделю. Всего неделю назад его даже не было в моей жизни, а теперь какая-то внутренняя часть меня, спрятанная где-то глубоко-глубоко, будто и не представляла себя без этого собеседника. Немного наивного, умного, богатого на слова и речевые обороты, каких не встретишь в переписке с обычными людьми, наверняка напрасного и... непохожего ни на кого другого. И ни разу наш диалог не начинался с пресловутого: «Привет. Как дела?» Назар куда охотнее врывался в мессенджер с размышлениями о мироустройстве, нежели допускал мысль о том, чтобы отдать дань глупым традициям. И когда я успела так легко распахнуть двери незнакомому виртуальному пользователю?

Я отложила книгу, томившуюся у меня на коленях, и вновь взяла в руки телефон. Как удачно мне сегодня попались мифы о древних богах во время наведения порядка в историческом секторе.

Adelya: В чем-то ты прав, Назар. Отвечая на твой предыдущий вопрос: неужели в «опен-спейсе» сегодня настолько скучный рабочий день?

Nazar: Как часто ты умудряешься читать мысли собеседника?)

Nazar: Да, я сижу сейчас на самом нудном в своей жизни совещании, и вот что странно: вместо закостенелых финансовых стратегий мне в голову лезут мысли о нашем бытии. Задумайся только, путь у всех разный и абсолютно неповторимый, а вот конец — до безобразия един. Даже как-то неинтересно, не находишь?

Adelya: Мы можем строить бесконечное множество теорий и гипотез об истине нашего существования, но никогда этого не узнаем. Возможно, после того как умрем, кто-то добрый сжалится над нами и приоткроет завесу тайны, поведав, в чем же был весь смысл. Да и то, нет никаких гарантий, что после смерти нам обязательно откроются все секреты бытия.

Adelya: Остается только гадать и верить во что-то лучшее, продолжая строить теории заговоров.

Adelya: К примеру, древние племена верили в богов дождя, солнца и плодородия, а мы верим в то, что человек сам управляет своей жизнью и чуть ли не является сверхразумом. И то, и то может быть неправдой. Простой человеческой выдумкой из жажды доказать самим себе, что наше существование не напрасно. А может, оба варианта — верны, кто знает? Каждый сам должен найти для себя ответ. Наверное, в этом и есть весь смысл. Задумка сложного и непонятного нам мироздания.

Nazar: Вся соль в том, что, как бы сильно ни продвинулась эволюция, нам по-прежнему будет одиноко существовать под бесконечными непостижимыми звездами, которые просуществуют и повидают куда больше нашего. Зато в такие моменты приходит четкое осознание: нам нечего бояться. Все самое страшное с нами уже случилось — мы пришли в этот мир, заранее зная, какой конец нас всех ждет. Приговор настолько окончателен и не подлежит обжалованию, что в ожидании его можно потерять самое ценное, что есть в нашей жизни — саму жизнь.

Nazar: Да, вот такое вот скучное у меня совещание. Я бы охотно поразмышлял на тему жизни и смерти с тобой, нежели слушал нудный бубнеж о финансовых стратегиях продвижения книжного рынка. Что на уме у всех этих толстосумов? Неужели они и впрямь грезят быть частью литературного мира и популяризировать духовное словесное творчество? Если так, то я совершенно ничего не смыслю в этой жизни!

Adelya: На уме у этих «толстосумов», в первую очередь, — продажи и выручка) Иначе как строить книжный бизнес и продавать книги с нуля, не имея стратегии? Должна быть хорошо выстроенная, а главное, надежная, модель. Наверное, поэтому книжный рынок ломится от всех этих ромфантов и дарк академий про эльфов. Спросом пользуется не то, что развивает духовно, а то, что точно принесет деньги. Хотя, кому я это говорю, ты лучше меня все знаешь.

Adelya: Как бы мы ни утверждали, что духовное развитие человека стоит во главе, на первом месте все равно будет финансовая составляющая. Без нее мы элементарно не обеспечим себе базовые потребности, не говоря уже о проявлении творчества. Да, вот в таком капиталистическом мире мы живем, и ничего с этим не сделаешь.

Adelya: Что-то меня унесло в иные дебри... Обычно я так не разглагольствую, видимо тема слишком болезненная для меня. Впрочем, вполне возможно, что я очень долго сижу на полу посреди пустующей библиотеки, и необузданная аура знаний давит так на подсознание.

Nazar: О, кто-то явно хорошо знаком со структурой современного книжного рынка! Если бы не знал, что ты счастлива быть там, где ты есть, непременно бы поборолся за тебя у конкурентов.

Nazar: Ох уж эти уютные камерные библиотеки на краю глубинки. Утаскивают из-под носа самые лучшие умы — просто управы на них нет! Надо будет непременно составить петицию в Правительство о том, чтобы делали их менее привлекательными. И в особенности, как можно дальше от леса.

Я невольно рассмеялась и, на секунду оторвавшись от экрана, перехватила чужой заинтересованный взгляд. Улыбка сошла на нет. Я неловко выпрямилась, расправив длинную клетчатую юбку, и кивнула незнакомому дедушке. Пока я была отвлечена дискуссией века, мой слух упустил чужие шаги, принесшие с собой в библиотеку нового посетителя. Хорош библиотекарь, развалившийся на полу посреди рабочего дня на пару с книжкой и телефоном.

Схватив улики моего разгильдяйства, я последовала к кафедре. Мой рабочий день медленно, но верно подползал к концу, и я как никогда желала скорейшего его завершения. Что-то долго сегодня нет Ростислава.

Adelya: Вы мне явно льстите, господин исполнительный директор))

Adelya: Я не горю желанием окунаться с головой в современный книжный рынок, но приходится. Без этого мне в издательство, к сожалению, путь заказан. Он и так мне заказан, но, разбираясь в его внутренней подоплеке, я хотя бы имею представление, с чем мне предстоит бороться. А теперь у меня есть живой пример, подтверждающий, как там на самом деле все скучно и серо. Просто тоска смертная.

Nazar: Не знал, что имею дело не только с талантом, но и с циником))

Adelya: Скорее реалистом. Приходится подстраиваться под реалии этого мира. В привлекательной глубинке тоже есть свои минусы. Например, некоторые люди у меня спрашивают, зачем я напрасно трачу время на свои «писульки», если они мне ничего не принесут. Можно ведь провести это время с пользой для себя: например, сходить в бар или зависнуть в клубе, чтобы подцепить себе «мужика»)

Adelya: Когда уже изобретут громоотвод от таких людей?

Adelya: Наверное, поэтому я все бросила и почти ушла скитаться в лес, одной ногой оставаясь в цивилизации)) Уж очень хорошо тут — жалко оставлять все удобства.

Nazar: Деля.

Adelya: Да?

Nazar: Я говорил тебе, что ты удивительная?

Adelya: Не говорил.

Nazar: Теперь говорю. Просто захотелось сказать тебе это перед тем, как уйду. Мое выступление следующее.

Nazar: У меня будет просьба. Напиши мне отрывок из своего романа. На удачу.

Я приложила телефон к груди и тихо выдохнула. Сердце пропустило удар. Затем второй. После чего забилось ровно. И почему я придаю так много значения этому случайному знакомству? Детство ведь давно закончилось, пора переставать верить на слово людям, которых ты даже в глаза никогда не видел. Я зажмурилась и вдохнула полной грудью свежий весенний воздух, протискивающийся в открытую форточку. Пальцы напечатали все за меня.

Adelya: «Победитель — это проигравший, попробовавший еще много раз».

Назара уже не было в сети, но я отправила ему вдогонку сонату Дебюсси «Лунный свет». Я обожала ее слушать по вечерам, когда в пустующей библиотеке уже никого не было, и мне оставалось расставить неубранные книги по полкам перед тем, как уйти домой.

__________
* Стихотворение «Метрополитен» Маргариты Дубасовой.