Глава вторая - Ярко-алые лампочки
Ветеринарная клиника находилась далеко — в городе, — через два перекрёстка со светофорами от пожарной станции, отцовской работы. Добираться пришлось бы долго, белка могла и не пережить ухабистой дороги, поэтому Николай (первый раз на памяти Коли!) прислушался к лепету несмышлёныша и прежде, чем вернуться на рабочее место с отчётом и к прочим неотложным городским делам, второй раз за день свернул в Брусничное. Там жил его знакомый доктор и по совместительству ветеринар в единственном на всё поселение медицинском пункте, а ещё, там, на маленькой кухоньке с запотевшим окном, наверняка кипит обед в большой кастрюле. Он и белку спасёт для сына, и впервые за день хорошо отобедает. Дома.
— Палыч, рад застать на рабочем месте.
Коля отметил как смягчился голос отца, когда он приятельски похлопал по плечу Палыча, дядьку крупного и широкоплечего (но на голову ниже отца), нерасторопного в своих движениях, и указал на него, скромно теснившегося у стены узкого коридора с белкой на руках между старушками, озабоченными горьким запахом дыма.
— Смотри, кого домчали.
— Та-а-ак, та-а-ак. Кто тут у нас? — слова доктора звучали подстать его движениям: медленно и внушительно; невозможно не дослушать.
Если Колька и внимал от и до долгим монологам отца, так это потому что отец обладал характером, который обращал голос своего хозяина в необычайной силы оружие, время от времени распаляя в Коле неприятные переживания. Они мигали: «Раз, два. Раз, два», как ярко-алые лампочки под потолком пожарной станции. К счастью, случалось это редко, как и путешествия на станцию. (Коля разочарованно вздохнул: как ни крути, пожарная часть — увлекательное место!)
Что до Палыча, так у него голос был другой, и походка — другая, и характер, наверняка... правильный, на него похожий.
Коля перевёл взгляд с белого халата на чёрно-синюю робу отца. Призадумался. И призадумался настолько глубоко, что чуть не утонул в потоке загадочных, до сих пор неизвестных мыслей самого разного толка, неистово мчащихся на его маленькое сознание против мыслей знакомых и привычных. Вынырнув на поверхность —столкнувшись с заинтересованным лицом Палыча, оказавшегося неожиданно ближе, чем несколько минут назад, — мальчишка смущённо отвёл взгляд и торопливо «забегал» им в пространстве, желая найти отца как можно скорее.
Николай-старший стоял у входа, опрокинув худое тело на хлипкую мебельную конструкцию из четырёх парт в два ряда, поставленных друг на друга и накрытых белой простынёй с табличкой, — место встречи прибывших в медпункт, — за которыми восседала нелюбимая Колькой медсестра. Несколько дней назад она и женщина постарше (Колька по незнанию, из-за белого халата, принял её за новую нянечку) пришли в детский сад, отменили «тихий час», разложили свои чемоданчики у окошка на столе воспитательницы и объявили время вакцинации. Лучше бы три «сончаса»!
Отец воодушевлённо что-то рассказывал, а медсестра, как тогда в детском саду, молча смотрела. Только губы под тёмной помадой недовольно поджимались.
Коля нахмурился и от безысходности обратил всё своё внимание на Палыча. Не хотелось, чтобы медсестра его заметила.
Палыч сверху вниз глядел на него со знанием дела, а быть может, всего на свете, и улыбался. Он никого не торопил и сам не торопился: спрятал шариковую ручку и штуку со страшным названием «стетоскоп» в громадных карманах халата, дождался, пока Николай вернётся к сыну, ещё на шаг приблизился к ребёнку и заглянул в спортивную кофту в детских руках.
— Где нашёл пациента? — он обратился к Коле.
— Да в роще, за мостом речкинским. Колька истерику устроил: «Давай заберём, давай заберём!» Как откажешь?
— А-а... Ты сегодня на работе, — заключил Палыч и заметно расслабился. И, как будто, стал ещё больше. Он вынул руки из карманов и раскрыл ладони, призывая Кольку передать ценную ношу.
Этого дядьку он тоже однажды видел; сквозь горячку и тусклый свет лампы, разгонявшей ночные тени по углам дома, непременно холодевшего с наступлением зимы, и представить не мог, что он и животных лечит! Знай это, Колька первым делом обратился бы к Палычу за помощью, когда заболел кот Кузя: у него отвалился розовый нос, а подушечки белых лапок разошлись по швам.
— Повезло зверю, — улыбнулся Палыч.
Он бережно принял из детских рук белку, прикрытую от любопытной очереди капюшоном.
Дверь в его кабинет закрылась.
Притихшие старушки вновь загалдели: «Как это, белка да без очереди!»
— Пойдём, Коль. Опаздываем, — подгонял сына Николай, находу просчитывая сколько времени займёт дорога домой и обратно в город: мало, не мало, а выходило больше часа и недовольство от этой мысли постепенно расползалось по угрюмому лицу. Он и так изрядно задержался, когда позволил себе сентиментальную глупость и с утра, вместо прямого следования к тлеющему объекту, заехал повидаться с Колькой.
— Можно я останусь? Белку подожду, — пробормотал Коля.
Вопросу Николай не удивился: детская философия никогда не славилась внятностью; потому, как самый мудрый родитель, он махнул рукой в знак согласия и поспешил к выходу. Его планы стремительно сменили направление.
У порога он не мог не обернуться.
— Валь, присмотри за Колькой, пока по делам мотаюсь, — обратился он к медсестре за стойкой из парт и ушёл.
Медсестра Валя покачала головой и некрасиво, с лицом строгой воспитательницы (других слов мальчик подобрать не смог) посмотрела вслед отцу. Потом, всё такая же недовольная — наверное не хотела возиться с ним, маленьким ребёнком, — обратилась к Коле:
— Чай с пряниками будешь?
Не такая она и строгая, подумал Коля, взбираясь, с помощью тёти Вали, на освободившийся высокий стул сооружения с гордым названием «Регистратура».