Глава первая - Руками её не трогай!
Недалеко от посёлка Брусничное, в самом сердце лесного острова, куда сельчане осенью ходили по грибы, зимой спешили на охоту, а летом — за ягодой, случился пожар. В преддверии знойного вечера непотушенный костёр стал разрастаться, поедая травинку за травинкой, прутик за прутиком, дерево за деревом. Очень быстро выгорело пространство вокруг. Сосны падали, путались в колючих платьях друг друга и сгорали дотла. И только редкие берёзы стояли на месте: они протягивали голые длинные ветви к пепелищу, словно руки к людям, в немом упрёке.
К первым сумеркам на поляне остались обуглившиеся стволы да тлеющие кусты. Лес-призрак поглотил в свои недра всё живое, вдохнув в него страх и боль. Ближе к полудню следующего дня затаившиеся птицы совсем уж перестали дышать: над остывающей землёй раздался возглас, — человеческий.
— Пап, пап! Смотри, она сгорела! — шестилетний мальчишка в изношенном джинсовом комбинезоне резво спрыгнул с порожка кабины пожарной машины на остатки тёмной травы и указал на зверька у одного из упавших деревьев. — Па-па!
Отец заглушил мотор, громко хлопнул дверцей и без охоты подошёл к сыну. Сохранять спокойный нрав, когда едкий запах гари бил в нос и вызывал отвратительное чувство тошноты в пустом желудке, было нелегко.
Над поляной ещё клубились серые струйки дыма.
Удивительно, что расположенный так далеко от города и так близко к посёлку участок не своевременно, но всё-таки одарила вниманием городская администрация. Знал бы он, думал про себя мужчина, что рвался ни свет ни заря в родные края Брусничного ради природы, которая сама себя усмирила, дремал бы на посту, сонно махнув ладонью на зов о помощи. Он глубоко вздохнул и поморщился. Тяжёлую голову мучила хмельная боль, живот разъедало голодом, а рабочая форма, запачканная грязью, липла к изнывающему от жажды телу. Всё это — мужчина обвёл глазами мёртвый остров — ему не нравилось.
— Ну посмотри, папа! — Коля неуклюже присел на корточки в огромных галошах перед изувеченным стволом и через плечо умоляюще посмотрел на отца, строгое замечание ничего здесь не трогать только вызвало недоумение в его белокурой головке:
— Почему?
— Мало ли какая плешь у ней была, — пояснил Николай-старший и тут же добавил: — А доходяга дышит-то. — И обратил внимание сына на звериную грудку. Под грязной шерстью монотонно стучало маленькое сердце.
— Мы спасём её?
Большим наивным глазам полных надежды отказать было сложно, но когда ребёнок протянул руки к белке, отец снова его остановил, — у животного тельце обгорело и немудрено, что любое касание причинит боль.
— Иди в машину.
— Ну пап...
Под светлыми ресницами заблестели слёзы. Вот только что маленький человек, лишённый всякой самостоятельности, мог противопоставить необъятному миру, всецело принадлежавшему отцу. На очередное жалобное «пап» прикрикнули, мол садись да поскорее.
— За сиденьем олимпийка лежит. Сверни и поклади на колени, — мужчина вернулся к пепелищу, а Коля, пока отец не смотрит, утёр слёзы, вот-вот норовившие брызнуть из-под век.
Какого же было детское удивление, когда папа наклонился и осторожно взял белку. Мальчишка смотрел во все глаза на отца, не смея моргнуть, не смея выдохнуть. Детская печаль тут же сменилась на благодарную радость, к которой снова примешалась обида. И так всегда. Cначала родители что-то запрещают, а потом, прямо на твоих глазах, бесстыдно нарушают собственные запреты.
А ведь Коля смог бы точно так, аккуратно, поднять зверька и поместить в гнездо из спортивной кофты на коленях.
— Когда тронемся, следи, чтоб не выпала.
— Спасибо, папочка!
Отец потрепал сына по макушке — взъерошил прядки (чего Колька терпеть не мог, но смиренно покорялся), захлопнул дверцу кабины, чтобы Коля не вздумал мешать, и принялся доставать пожарный рукав из отсека для оборудования: стоило оросить землю и исключить повторное возгорание. Солнце в голубом небе, за это время ни разу не смутившись тёмными тучами, непреклонно вступало в свои права и потоки воздуха, горячего и удушающего, с привкусом испорченного жаркое, с каждым новым вздохом делали времяпровождение на поляне невыносимым.
Как ужасно лето на стыке парного мая и дождливого июня!..
— Руками её не трогай! — не глядя на сына отдал строгий наказ Николай и над увядшей на долгие годы землёй журчащим фонтаном забила прохладная вода. Солнечные лучи смотрелись в неё как в зеркало и красовались сотнями цветных отблесков: яркими белыми, бледными розовыми, красными, как огонь, и нежными голубыми, распадаясь ещё на столько же нежных, ярких и бледных искр.