6
Позже в её жизни появился другой мужчина, которого она любила и ненавидела, боготворила и презирала. Очередное нездоровое увлечение. Как будто все, что вызывало, какие-либо, эмоции заранее должно было быть отравленным, чтобы разъедать, разрушать изнутри. Словно по другому, в её мире и не было, не должно было быть. Она ставила к слову любовь знак «равно» и приписывала рядом боль, и честное слово, даже не представляла, что бывает как-то иначе. Самые сильные чувства вызывали жутчайшие страдания, и она варилась, растворялась, плавилась в них. Это как девиз по жизни «все или ничего». Но парадокс заключался в том, что когда она отдавала все, что имела, включая себя, целиком, обратной связи не было и ей приходилось оставаться один на один с собственной пустотой.
После первого раза, казалось бы, она зареклась. Запретила себе, что либо чувствовать. Запретила подпускать к себе кого-то. Поставила невидимый замок на сердце, и ходила с этой каменной ношей очерняющей душу. Она считала это правильным, самым верным решением. Тебя не смогут ранить, если ты всегда будешь находиться на расстоянии вытянутой руки.
Первое время даже помогало. Она куталась в своем одиночестве, словно в теплом, обволакивающем кожу, одеяле, и не хотела выбираться наружу. Это была её зона комфорта, которую крайне опасно покидать. Пришлось поверить в собственное заблуждение, «Что так, больше ни с кем, и никогда. Что такое случается только раз. Поставив все на кон, ставка не сыграла, а значит не стоит питать наивных надежд и пытаться дальше. Карманы пусты как и душа, и с этим придется жить».
Сейчас, кажется, что она просто посвятила себя одному человеку и не хотела предавать их любовь. Свою любовь, которая продолжала в ней жить. Она спала, ела, встречалась с новыми людьми, а в груди зияла огромная рана, которую никто не мог заполнить. Чувство глубокого одиночества то накрывало с головой не позволяя дышать, то отступало в сумрак, притаившись, как хищный зверь, готовый в любой момент набросится, на ни в чём не повинную, жертву. Она смирилась и просто продолжала жить жизнью, которая больше напоминала существование. А потом случайно встретила его. Это было бессмысленно и в то же время, судьбоносной. Он перевернул её мир, хоть сам так никогда не считал. Тот же типаж нагловатого, самоуверенного мерзавца. Он всем своим видом показывал, что знал, насколько был хорош. Это подкупала. Высокий, немного худощавый, с цветом волос, чуть темнее её собственных и насмешливой, мальчишеской улыбкой. Когда он улыбался, смех всегда отражался в глазах, цвет которых она до сих пор не могла разобрать. Они были то светло-серыми, то казались синими, а иногда приобретали глубокий оттенок лазури. Он первый, кому за долгое время, ей так страшно было смотреть в глаза, потому что они казались живыми. В них отражалась множество эмоций, и боль, которую не каждый смог бы пережить. Чуть позже она осознала, что просто видела в нем себя. Искалеченный ребенок заточенный во взрослом теле. Озлобленный, раненый, больше всего на свете жаждущий любви и в то же время бегущий от неё, как от проказы. Пару невзначай брошенных фраз, для него, возможно не имеющих никакого значения, а она тонула в них, даже не пытаясь спастись. Чуть позже начала находить и другие сходства, кроме глубокого одиночества и съедающей пустоты. Цеплялась за каждую мелочь, ощущая родство. И держалась так крепко, что костяшки рук белели и млели пальцы. Она так долго не чувствовала совсем ничего, что одна мысль о потери приводила в ужас. Он словно стал её домом, дорогу к которому она уже даже не пыталась найти. Вот только дверь была закрыта и внутрь никто не пускал. Она стучала в окна, ломилась в двери, ходила вокруг да около как запертый в клетке лев, как истерзанный, раненый волк выла на луну, садилась на порог и часами просто ждала. Но ничего не происходило. Порой в окнах загорался свет или слегка приоткрывалась дверь, но внутрь все равно никто так и не впустил. И это было ещё мучительнее, ведь её пробирал озноб от этого ледяного холода и все, что нужно, это пустить к огню, и подставить к нему озябшие руки. Она представляла, как это будет и только одна мысль согревала изнутри. Но это была изощрённая игра «смотреть, но не трогать» которая порой сводила её с ума. Он то подпускал, то прогонял прочь. И она уже не понимала ни себя, ни его, ни всего того, что происходило. Задавалась вопросом, неужели так искусно можно врать, неужели все, что видела и чувствовала, лишь обман да блажь, и не более? Это был вопрос в пустоту, на который она возможно никогда не получит ответа.
Так длилось почти год, то затихая, то накрывая по новой.
Они познакомились жарким августовским днем, а сейчас была весна. Он часто вспоминал ей, то алое короткое платье в цветок и испачканные красной помадой губы. Говорил, что потерял дар речи, что не мог думать ни о чем другой, что руки тряслись. Говорил, а она верила. Он смотрел так, как никто и никогда, точнее кто-то, кого уже давно не было рядом. И она купилась. Поверила в то, что ей дан второй шанс на счастье. Возможность переиграть старую историю на новый лад. Она вместила в другого человека, того кто однажды её покинул. Верила, что если в этот раз получится, она наконец-то обретет долгожданную свободу. Снова поднимет крылья, которые когда-то так жестоко оборвали, и воспарит к небу. Она видела в нем спасение от старых ран. Будто он мог их излечить. Может и мог, но не хотел. Он играл, в понятную ему одному игру, не думая о том, что огонь, который он поджег, может обжечь тех, кто находился рядом. А ей хотелось гореть.
Он когда-то привел интересную аналогию. Что люди, как фейерверки, им важно ярко пылать. Но они забывают о том, что в конце все, что горит, прекращается в пепел. А ей было все равно. Она готова была на все, лишь бы это чувство в районе груди не проходило. Лишь бы тонуть в его глазах, растворятся в тембре голоса, видеть улыбку. Ей нравилась собственная сказка, волшебный сон, от которого не хотелось просыпаться. Казалось, она его совсем не слышала, и возможно даже видела то, чего на самом деле не было. А потом сон, превратился в кошмар и пришлось просыпаться. И все то светлое, что она хранила в себе – исчезло. Мурашки по коже, которые он вызывал одним только касанием, уверенный взгляд от которого внутри все переворачивалось, нелепые шутки и колкости, только им двоим понятные фразы, общие переживания и воспоминания. Это как будто стерли в одни миг невидимым ластиком, не оставив после себя ничего, кроме маленького пореза, чуть выше груди, слева. В это раз было не так больно, или она просто заставила себя в это поверить. В голове сурово гремел знакомый голос, едко напоминая о том, что она, глупая, так и не научилась разбираться в людях. Но ей было плевать. Ведь то, что она испытала, стоило нескольких подобных ран, а может даже большего. Он показал ей, что чувства не умираю, не уходят вместе с человеком. Они всегда будут храниться в ней, согревать, наполнять изнутри. И совсем не важно, чем закончится очередная история. Имеет значение только то, что после неё останется. И если проснувшись утром, тебе все ещё хочется радоваться солнечному свету, что растекается по всему телу и чувствовать жизнь во всех её проявлениях, значит оно того стоило.