5
Помнила, как впервые кормили голубей. Тогда тоже была весна. Ярко светило солнце. Кажется, был день её отъезда, и они пытались убить время, гуляя по старым улочкам. Купили хлеба и уселись на свободную лавочку. Хмурясь от света, она отламывала небольшие кусочки и бросала на землю. Это был, её первый раз и казалось, такого восторга как тогда, она потом очень долго не испытывала. Птицы слетались одна за другой, и спустя пару минут, рядом с ними собралась целая орда. Он тогда ещё шутил, что они нападут на них, как на эти крошки, если она не остановится. А она смеялась во весь голос, не в силах унять резко накатившую радость. Тогда для счастья было так мало нужно.
Помнила, как подолгу обнимались на перроне, ни в силах друг от друга оторваться, отпустить руки, разорвать объятья. Как не успев зайти в тамбур хваталась за телефон и набирала номер, который знала наизусть. Говорила, что уже безумно скучает. Что ей ненавистно это расстояние и все, что способно хоть на время забрать его у нее. Что считает дни, часы, минуты, секунды до следующей встречи. Почему-то ей даже в голову не приходило, что одна из этих встреч может оказаться последней.
Были, конечно, и другие отправления.
Вокзалы видели двух уже казалось бы чужих людей.
Кричали друг на друга не замечая вокруг никого. Они тогда знатно повздорили. Она, собиралась уезжать домой, собрав за ранее большую часть своих вещей. Уже тогда знала, что в его дом больше не вернется. Он не мог её проводить, какие-то задержки на работе и она, воспользовавшись возможностью, сбежала на несколько часов раньше. Она всегда находила выход в побеге, он избавлял от пустых разговоров, объяснений, не требовалось говорить никому не нужное «прости».
- Прости за то, что не оправдала твоих надежд.
- Прости за то, что разбил тебе сердце.
Сбегать всегда было проще.
До отправления оставалось еще несколько часов. Она нашла свободное место, достала книгу. Нужно было отвлечься. Но каждые пару минут поглядывала на дверь, в надежде, что она распахнется и в проеме будет знакомый силуэт. Ждала его и в то же время боялась встречи. Объявили посадку. Взяв, не такую уж и легкую сумку неспешно побрела к своей станции. Рядом проходил какой-то юноша, который ранее сидел в паре метров от неё и тоже читал. Сейчас уже и не вспомнишь, что это была за книга. Но тогда она её заинтересовала. Завязался разговор, он предложил свою помощь. Она согласилась.
Кольцо, которое он подарил ей на день рождение, как знак их вечной преданности друг другу она уже давно не носила. Сейчас на её безымянном пальце правой руки тоже было кольцо. Знак «бесконечности». Она купила его около года назад, и с тех пор, если и снимала на несколько часов, то чувствовала себя как-то не так. Голой и опустошенной. Без него она уже не была собой.
Подходя к нужному вагону, она оборачивается и замирает. В груди сковал немой страх, во рту пересохло. Рядом с незнакомцем стоит он, пытаясь вырвать её вещи из рук парня. Тот не особо сопротивляясь, отдает сумку, вежливо поинтересовавшись, все ли в порядке, удаляется прочь. Тогда он был зол, как никогда. Глаза горели алым пламенем, и казались не серо-голубыми, как обычно, а иссиня-черными. Уже сложно вспомнить, что они тогда говорили друг другу. Но это был совершенно иной разговор и они совсем не напоминали двух, до беспамятства влюбленных, людей. В каждом читалась недосказанность, обида и злость. Каждый был по-своему ранен и вместо того, чтобы залечивать порезы друг друга наносили новые. Хотелось кричать во весь голос, навзрыд, броситься под поезд как Каренина, лишь бы унять эту раздирающую, всепоглощающую, никак не утихающую боль.
Чуть позже, уже расставшись, в привычном для общества формате, она задала ему вопрос, когда они неспешно прогуливались в парке:
- Почему мне так невыносимо больно без тебя, а у тебя, как будто ничего и не случилось?
- Посмотри, я ведь вечно напален.
Тогда она поняла, что каждый справляется с болью по-своему. И на какое-то время нашла свое собственное решение. Спасательный круг, от того, что разрывало внутри, не давая ни есть, ни спать, ни дышать, ни думать. Далее было несколько недель беспамятства. Он оказался прав, это действительно помогало. Все становилось абсолютно пустым и неважным. Пропала потребность, что-то чувствовать и понимать. Требовалось только спать и есть. Обычные нужды, с которыми у неё без труда выходило справляться. Но однажды утром, проснувшись, она обнаружила, что кроме так сказать «целебного лекарства» ничего не имело значения. Все обесценилось, все потеряло краски, став угольно-серым, а возможность снова различать цвета, чувствовать вкус, мог подарить лишь маленький сверток. Но его не было и становилось чертовски грустно, и тоскливо, и как-то пусто. Накатывала безысходность. Казалось, что если в считанные минуты его не найти, мир рухнет, превратиться в руины и засипит её обломками, из-под которых уже не выбраться.
Она тогда чертовски испугалась. И больше никогда не прикасалась к этой гадости, как бы порой не хотелось. Конечно, позже она находила мнимое спасение в алкоголе, утопая в нем с головой, но это уже другая история.
На самом деле, за все то время, что он был с ней, их жизнь напоминала американские горки в которых были и взлеты, и падения. С ним было невероятно хорошо и так же невыносимо больно. Он большую часть времени, находился в себе, вел лишь ему понятную войну с собственными демонами. А она была его единственным зрителем. Аплодировала, когда он чего-то достигал. Когда терпел неудачу, проживала это вместе с ним. Они были как Бонни и Клайд, двое обезумевших влюбленных против целого мира. Она так это видела, и возможно для него все было совершенно иначе. Сейчас уже и не узнаешь.
Помнила, как сидели рядом на свадьбе его, кажется, троюродного брата. Все такие красивые, нарядные. Он одел светло-голубую рубашку и темно-синий пиджак, которые ему безумно шли, оттеняя глаза. Она тогда не могла от него оторваться, так он был красив. Сидели на заднем сидении машины, которую вел его отец, а она только и думала, как бы сорвать с него этот дурацкий пиджак, расстегнуть одну за другой, до последней, пуговицы и прикоснуться ладонями к его обнаженному телу. Тогда все уже шло к концу, и наверное, это была агония, финальные вздохи любви, перед её неминуемой кончиной. Она будто сама того не понимая, пыталась спасти их обоих, возродив то, что уже давно умерло. В начале он был сама галантность. У него отлично выходило играть на публику, когда ситуация того требовала. Идеальная пара, счастливая, очарованная друг другом. Он отодвигал для нее стул, и каждый раз наполнял бокал. Рядом сидели подружки невесты и не отрывали от него взгляд, а он смотрел только на неё. И она тонула в этом взгляде. Чуть после, не сдерживая накатившую страсть, пытались спрятаться за дверью, рядом с лестницей. Обжимались, как голодные школьники, которые впервые почувствовали вкус любви на губах. Их застукала его мать, пристыдила и велела вести себя подобающе, а они, не чувствую ни грамма стыда, только хихикали и кивали. Несмотря на то, что пару часов до этого, когда шла церемония, она спросила:
"Видит ли, он её, на месте этой невесты? Видит ли, себя, в роли жениха?"
Подаренное кольцо, все так же, мирно, покоилось на её пальце. Но тогда он сказал – нет. И хоть она уже давно понимала, что это конец, его слова все же больно ранили, попав в самое сердце. Он не собирался меняться, ни ради семьи, ни ради неё, ни даже ради себя. Она нашла его в туалете с каким-то парнем, и это было прямым подтверждением её опасений. Он ни думал завязывать или прекращать. Его как раз таки все устраивало, а у неё мир поплыл под ногами. Он, как обычно, отмахнулся, мол:
- Перестань, ты все не так поняла. Мы просто говорили, так как в зале слишком шумно.
Она сделала вид, что поверила. Так было проще. А по дороге домой, не в силах была остановить слезы. Он снова, в сотый раз, просил прощения. Говорил, что недостоин её, обещал, что изменится, что этого больше никогда не повторится. Загвоздка была в том, что он сам не верил в свои слова и прекрасно знал, что это ложь.
Спустя пару недель она ушла. Просто не смогла смириться с тем, что в его жизни было нечто, что он любил больше чем её.
Прошло почти 4 года, а она, казалось бы, все ещё его не простила и не отпустила до конца.