3
Неспешной походкой пробирается вглубь комнаты, бредет к шкафу и достает первые попавшиеся вещи. Нет смысла выбирать, все они начиная от нижнего белья, заканчивая курткой — черные как ночь. Так проще смешаться с толпой и не привлекать к себе лишнего внимания. Иногда ей кажется, что и собственная душа приобретает тот же, темный оттенок. Будто кроме черноты внутри больше ничего не осталось.
Джинсы доходят до середины талии, свисают свободным кроем. За пару недель они стали еще просторнее, излишняя худоба не давала о себе забыть, и с каждым днем, все больше и больше бросалась в глаза. Кожа, казалось бы, обтягивала ребра, как латексная маска, и если совсем недавно это выглядело сексуально, то сейчас казалось нелепым и каким-то отталкивающим. Словно скелет, который годами томился в склепе, шутки ради, решили покрыть кожаным мешком.
Поверх шла футболка, слегка растянутая временем и частой стиркой. Дальше худи, да такое объёмное, что можно было пару человек в него запихнуть. Рукава на четверть прикрывали худощавые пальцы, а по длине оно доходило до середины бедра. Казалось, будто несмышленый подросток, стащил его у старшего брата, чтобы выглядеть круче. Весь образ завершала косуха на пару размеров больше, а за счет общей худобы, она казалась совсем громоздкой. Завязав волосы в конский хвост, набрасывает капюшон, наспех завязывает шнурки на старых, потрепанных Vans, от которых пора было бы давно уже избавиться, да все никак руки не доходили купить новые. Да кого она обманывала, просто на самом деле, не было ни желания, ни сил. Надевает наушники. Ставит на повтор Sasha Sloan - The only. Хватает ключи и сломя голову вылетает из квартиры.
В груди тяжесть, словно из легких выкачали весь воздух. Сердце стучит так, что эхом отдает в ушах. Пространство вокруг давит стенами, с невероятной скоростью уменьшаясь в размерах. Хватается руками за холодную, отчего-то липкую поверхность. С отвращением отдергивает пытаясь рассмотреть ладони. Выходит с трудом. Перед глазами все расплывается, будто в тумане. Голова кругом. Ноги подкашиваются. Шатаясь от стены к стене старается добраться к выходу. Плечем цепляет потрескавшийся от времени кусок побелки. Он со скрежетом и треском ударяется о землю распадаясь на маленькие частицы, оставляя на косухе белый след своего поражения. Из последних сил нажимает на кнопку лифта, снова и снова и снова, а он, как последний в мире предатель, все никак не едет. Если не выбраться на улицу, есть угроза грохнутся без сознания на дочиста вымытый кафельный пол. Такое себе будет зрелище, будто черный квадрат Малевича забрызгали белой краской, вот только с точностью наоборот. Пальцы начинают неметь, а это явно плохой признак. До боли закусывает нижнюю губу, чувствуя на языке металлический привкус крови. Становится чуточку легче. Сжимает пальцы в кулак и собрав в него последние силы, что есть мочи костяшками ударяет в двери лифта. За первым ударом следует еще один, и еще. В голове проясняется. Картинки вокруг приобретают более четкое очертание. Пару минут отсрочки есть. Ковыляет к лестничному пролету. Благо не самый последний этаж. Всего каких-то 48 ступенек и свобода. Мнимая. Достаточно приоткрыть входную дверь как в глаза резко ударяет яркий солнечный свет, от которого сразу же становится дурно. А на улице весна. Хоть и ранняя, но все уже цветет и пахнет. Возрождается после долгого зимнего сна, как феникс из пепла. Вот бы и ей так, восстать. Целой и невредимой. Чтоб не носить с собой из города в город, истерзанную душу с сотней все ещё кровоточащих шрамов. Бредет по незнакомым улицам, сосредоточив опустошенный взгляд под ноги. А вокруг десятки прохожих. Все куда-то спешат, торопятся. Не замечая даже как задевают то плечом, то сумкой. Какое им дело до потерянной в этом мире, абсолютно одинокой девочки. У них свои дела, свои заботы. Ребенка с садика забрать. Мужа накормить. А у неё пустая квартира и на душе, как в той книге "то ли чаю выпить, то ли повеситься". Начинает приходить в себя, после 8 поворота на очередную улочку и 17 повтора трека. Останавливается, замирает, оглядывается вокруг. Жизнь кипит, а в ней дыра размером с картонную коробку. Хочется плакать, а выходит только, смеется в голос, громко, с надрывом. Люди начинают глазеть, оборачиваться. Думают сумасшедшая. А может так и есть. Разве нельзя сойти с ума от разрывающей сердце боли?