13. Море Спокойствия
13. Море Спокойствия
Каждый раз, возвращаясь домой с раскалывающейся головой и еле живым от усталости, Хион давал себе слово покончить с этой работой навсегда.
Он запирался в своей холостяцкой капсуле и только тогда давал себе волю.
Сначала с ним случалась неприглядная, отвратительная, чудовищная истерика. Затем он опустошал бутыль успокоительного и засыпал часов на двенадцать.
Весь следующий день он мрачно бродил из угла в угол и ел всё, что попадалось под руку.
Через сутки он, как правило, приходил в себя. Выходил из дома, виделся с кем-нибудь из немногочисленных друзей. К этому времени он оправлялся настолько, что ему даже не хотелось жаловаться. Он рассказывал о работе с улыбкой, словно о чём-то далёком и не имевшем к нему отношения.
Так оно и было – пока он оставался на Земле.
Через пару недель с ним связывался кто-нибудь из «Альмагеста». Называл дату, спрашивал, готов ли он работать.
- С выходом в открытый? Или без?
Хион задавал этот вопрос рассеянно, машинально, просто для того, чтобы потянуть время. В действительности его удовлетворял любой ответ. За выход в открытый космос он получал больше денег, без выхода – тратил меньше нервов.
- Да. С радостью, - говорил он в очередной раз. И каждый раз он говорил искренне.
Но на борту «Ауриги» он вновь ощущал себя до ужаса жалким.
- И почему только всё на мой корабль сваливается? – цедил, бывало, сквозь зубы капитан Навард. – То монахов каких-то ко мне сажают, то вот пастухов вроде тебя с этим твоим, - тут он кривился, - стадом!
- Мы проводники, а не «пастухи», - огрызался в ответ Хион. – А что до наших клиентов... Говорили бы потише. Они, какими бы они ни были, всё-таки не глухие!
- «Проводники»! - орал на это капитан. – Напридумывали профессий, ничего не скажешь! Теперь что же: каждый, для кого выдумано название - мастер?
Из всех членов экипажа только у одного Хиона не было технической подготовки.
- Знаешь, сколько лет я учился, прежде чем мне доверили этот корабль?! Знаешь, сколько всего должен уметь любой из команды? Даже этот сопля Оррин, сопля Оррин этот, иллюминаторы который чистит - знаешь, сколько всего у него в башке? В рыжей его башке — сколько там всего - знаешь?! Да у меня на корабле любой сможет и брешь залатать, и электромозги вправить, и курс выправить, и - если я вздумаю сдохнуть прямо здесь – вернуть эту жестянку на Землю. Удержав в горсти нервы и всё прочее. Вот кого я зову мастером!..
На этом капитан Навард умолкал, но Хиону так и слышалась последняя, непроизнесённая фраза: «А как сюда попал ты?»
В глубине души Хион восхищался специалистами жёстких наук. А в самой её глубине - и вовсе считал, что только они-то и приносят человечеству настоящую пользу.
- Зато я владею пятью земными языками, - говорил он неуверенно.
- Ха! – перебивал капитан. – Великий Никола болтал аж на восьми. Но велик-то он был не поэтому – а потому, что дал миру кучу полезных штуковин!
Хиону не было и тридцати, когда он получил степень в области исторической галактографии. Он мог с лёгкостью изложить всю историю Системы от Взрыва до современности, рассказать о каждом море на Луне и каждом канале на Марсе, сдобрив всё это байкой, и, наконец, умел за долю секунды переключаться с одного языка на другой, а с другого - на третий. На Земле он считался весьма способным галактографом. Но здесь, среди специалистов жёстких наук, он ощущал себя безнадёжным идиотом.
К счастью, времени размышлять об этом у него почти не было: ему нужно было работать. Хион был проводником космических туристов. Капитан Навард туристов презирал («Только топливо из-за них тратим!»). Так шли годы, потом десятилетия. Сначала Хион с гордостью считал свои полёты, потом сбился со счёта, потом они ему наскучили... Ему стукнуло сорок... Потом пятьдесят... Потом шестьдесят...
*
Хион медленно брёл к гигантскому цилиндрическому зданию «Альмагеста», а в голове у него один за другим мелькали, сливаясь в сплошной поток, его полёты и выходы в открытый: удачные, неудачные, опасные, спокойные... Умные путешественники и путешественники-идиоты...
В круглом зале «Альмагеста» выступал некто Ян Гесперос. Хион не знал новых имён и новых лиц. Знал только, что благодаря этому инженеру привычную ему «Ауригу» заменят вскоре другими кораблями. «Революционными! – шептались в Институте. – Это не просто корабли нового поколения, это... это... это один гигантский скачок!»
Он пробрался в переполненный зал и тихо присел на последнем ряду. Человек на сцене объяснял сущность своего изобретения: топливо новым кораблям потребуется только для выхода за пределы атмосферы, а дальше в ход пойдёт внешнее излучение пространства. Закончив, Гесперос перешёл к благодарностям, сказал несколько общих слов, а потом вдруг заговорил о своём детстве.
- Когда мне было десять лет, - начал он, - школьный наставник взял меня с собой в Большой тур. Знаю, многие в нашей среде относятся к космическому туризму с пренебрежением. «Развлечение богачей», - говорите вы. Что ж, это так. Туристы ищут на корабле отдыха. Они не проходят подготовки, как истинные космонавты. Таким туристом может быть кто угодно – нашлись бы деньги. Нужно признать, порой в космос летят люди совершенно невежественные. Помню, в том туре с нами была дочь какого-то богача – удивительной красоты девушка с фиолетовыми линзами в глазах. Так вот, она никак не могла понять, почему Солнце продолжает светить, хотя часы показывают, что наступила ночь! (Смех в зале.) Но я отвлёкся. Именно тогда, в том полёте, я твёрдо решил стать тем, кто я есть. Именно тогда я полюбил космос. Вы, конечно, не поверите, но даже идея моего изобретения пришла мне в голову ещё тогда, в детстве. Потом были годы учёбы, десятки экспериментов... Но сейчас я хочу поблагодарить одного человека. В том полёте с нами был проводник. Я до сих пор помню его имя: Хион. В голове у него, казалось, хранилась вся история Галактики. Я восхищался им. Однажды он в шутку пожаловался на то, как много топлива расходует наш корабль... И вот сегодня я рассказываю вам... (Он кивнул на экран со схемой огромного двигателя.) Ни разу за всю последующую жизнь я не видел нашего проводника. Не знал даже, жив ли он ещё. Но каждое утро и каждый вечер я вспоминал его с благодарностью.
Хион слушал в оцепенении. Вдруг зал разразился аплодисментами – грохот, крики, щелчки, вспышки света. Люди повскакивали с мест, кто-то побежал к сцене, кто-то направился к выходу, кто-то что-то громко говорил... Хион вздрогнул и испуганно огляделся. Несколько раз моргнул. Глубоко вдохнул. Выдохнул. Ещё раз внимательно посмотрел на сцену. «Значит, Ян Гесперос. Гесперос, Ян Гесперос. Какой же это мог быть год? Какой год?..»
Распихав публику локтями, он кое-как пробрался к сцене.
- Ян! Вы узнаёте меня, Ян? – крикнул он высоким от волнения голосом и принялся карабкаться по ступенькам.
Гесперос с удивлением посмотрел на Хиона.
- Помните, Ян, «Море Спокойствия, Море Спокойствия!..», - пропел Хион.
- «...и целый Океан Бурь!», - подхватил Гесперос ошеломлённо. – Силы! Да мы же пели это тогда, на борту! Постойте...
Несколько мгновений они разглядывали друг друга.
- Я могу вас поблагодарить? – засмеялся наконец Хион.
- Силы, и вы туда же! Бросьте. Похоже, вы тоже ничего не поняли. Разве я сам создаю эту энергию? Я просто нашёл способ поставить её на службу человеку. Можно сказать, на время позаимствовать у природы. Ну, и положил конец заоблачным во всех смыслах ценам на полёты. Внешние источники излучения! Попросту говоря, наша Вселенная – вот кого надо благодарить!.. И, раз уж на то пошло, первым идею бесплатной и практически неисчерпаемой энергии выдвинул ещё в девятнадцатом столетии – только вдумайтесь! – выдающийся...
- Нет-нет, - перебил Хион. – Я имел в виду не это. У меня свои причины благодарить вас... Видите ли, мне шестьдесят четыре года, и... Мои мотания туда и обратно... Одно и то же, одно и то же, и... Короче говоря, теперь я понял, что всё-таки прожил это время не зря. Вот и всё.
*
Хион не помнил, как шёл домой. Должно быть, он парил в воздухе, не касаясь асфальта, и рассекал руками плотный тёплый воздух... А возможно, всё было совсем не так, и он просто переместился за долю секунды – и все атомы и частицы, из которых он состоял, собрались в Хиона уже в его доме... Или он просто шёл пешком, как ходил обычно, но стоило перешагнуть порог – и у него отшибло память... Он и сам не знал. Он боялся сойти с ума – настолько счастливым он себя чувствовал.