Пепел наших жизней

Последние четыре недели стали самыми счастливыми днями в жизни Эллен. Малышка Миа и ее отец Людвиг относились к ней, как к родному человеку, заставляя девушку чувствовать, будто та снова обрела семью. Настоящую. Любящую. Эллен не могла поверить, что существуют подобные им люди, способные не осуждать и принимать ее такой, какая она есть, даже если она сама не могла этого сделать.

Да, со стороны они действительно напоминали семью: трудяга-отец, занимающийся охотой и ремонтом всего дома, и две хозяйки – мама и дочка, – взявшие на себя обязанности по дому, наподобие готовки, стирки и уборки. Вроде бы идиллия, но Эллен не считала, что подходит на роль матери. Кроме того, в этой семье уже была мать, хоть и погибшая. Девушка даже бывала на ее могиле. Людвиг и Миа настолько близко подпустили Эллен к себе, что посчитали правильным и необходимым рассказать ей о своем главном горе. Когда они втроем в холодной тишине стояли у простирающегося в разные стороны своими стволами дерева, символизирующего собой могильную плиту для бедной Веллы – матери Мии, – в голове Эллен звенел лишь один вопрос: «Что произошло?»

«Она была лекарем, как и я, – словно прочитав мысли девушки, Людвиг прерывал пронзающую тишину. – Очень талантливым. Даже слишком... – Голос мужчины затихал, а голова опускалась вниз. – Люди... Эти животные... Они не могли принять этого. Быть не может, чтобы женщина была лекарем. Абсурд! Ведьма видать».

Дальше говорить он не мог, да и Эллен не просила. Она и так все поняла. Она знала, что чувствовала Велла. Изгой. Чудовище для всех. Гонимая людьми.

Нежное прикосновение руки Эллен к кисти мужчины дарило ему ее понимание и сочувствие. Людвигу было этого достаточно. Он уже многое успел узнать об Эллен, и подобный жест для нее – невероятно замкнутого и измученного человека – был равносилен красноречивому выражению сожаления от самого искусного поэта всех времен.

Ради безопасности Мии, Людвиг принял решение навсегда покинуть город и спрятаться в лесу, ведь иного выхода у них не было – слухи разлетаются слишком быстро. Дочь ведьмы – тоже ведьма. И никак их не переубедишь.

К удивлению Эллен, Миа спокойно относилась к смерти матери и необходимости избегания людей. Однажды она решилась узнать у малышки причину подобного поведения и услышала в ответ мысль о разделении ценностей слишком философскую для подобного ей возраста. Было ясно, что это слова не ребенка, а его родителя – заботливого отца, прилагающего все свои силы для обеспечения комфорта и гармонии своей дочери.

Эллен не могла перестать удивляться его восхитительной заботе. Не каждый человек способен на подобное. Людвиг никогда не ставил себя на первое место, как делали другие. Сначала была Миа, а потом уже он. Но с появлением Эллен в его жизни, он сместился на третье место. То, с какой аккуратностью он ежедневно обрабатывал ее раны, поражало Эллен и заставляло не верить в действительность. Она любила эти моменты и одновременно ненавидела. Каждый раз она с трепетом ждала его случайных ласковых прикосновений теплых пальцев к ее коже. Со временем ее сердце начинало кричать ей, что они далеко не случайны, но разум отгонял от нее подобные мысли, насколько бы желанными они не были. Не любила же она подобные моменты не из-за боли от прикосновений к ранам, а из-за смущения. Она стеснялась своей наготы, чувствуя его взгляд. Эллен повторяла себе, что перед лекарем глупо смущаться, но все равно не могла побороть себя, каждый раз неуклюже прикрываясь простыней, чем вызывала на лице мужчины лишь легкую улыбку. Девушке оставалось лишь догадываться, о чем он думал, когда эта его улыбка надолго застывала на его губах.

***

Время близится к закату, когда Эллен и Миа играют на устремляющемся глубоко вдаль поле близ леса, по очереди догоняя друг друга. Оранжевые лучи неспешно падающего к горизонту солнца живо переливаются в их развевающихся на ветру волосах. Их смех убегает далеко вперед, оповещая природу об их веселье.

– Все, я больше не могу, – кричит Эллен, замедляя шаг и картинно падая в высокую золотистую траву.

Миа звонко смеется и приземляется вслед за девушкой.

– Я выиграла, – довольно чеканит малышка, а Эллен в ответ широко улыбается и приобнимает Мию.

– А как иначе. – Девушка заботливо поправляет растрепавшиеся волосы девочки, а та лишь сильнее прижимается к ее плечу.

Эллен и подумать не могла, что когда-нибудь будет испытывать подобную привязанность к кому-либо. За довольно небольшой промежуток времени они с Мией стали чуть ли не лучшими друзьями. Ей безмерно нравилось проводить с девочкой время: играть в различные игры, гулять, собирать цветы и заниматься рукоделием. Эллен раньше не могла и дырку в юбке заштопать, а теперь научилась даже шить игрушки. Один раз она сделала куклу и подарила ее малышке – единственный искренний подарок за всю жизнь. Но по-настоящему крепкую связь она почувствовала, когда, укладывая Мию спать, услышала, как девочка сквозь сон назвала ее мамой. Тогда она поняла, что стала для нее поистине родным человеком.

– Эллен!

Голос Мии выводит девушку из раздумий. Она и не заметила, как легла на траву и погрузилась в размышления, наблюдая за мерно плывущими по небу пушистыми облаками. Эллен поднимается и устремляет свой взгляд на подбежавшую к ней девочку.

– Я сделала это для тебя, – улыбается малышка и подает девушке венок, сплетенный из диких колокольчиков и ромашек.

– Какая красота, – искренне радуется нежданному подарку Эллен и принимает его из рук Мии. – Я бы хотела тоже сделать нечто подобное для тебя, – она неловко пожимает плечами, – но я не умею.

– Тогда я тебя научу, – смеется девочка и бежит быстро собирать необходимые для венка цветы.

Проходит около часа, и подарок для Мии готов. Он выглядит весьма несуразно, но это нисколько не мешает девочке им восхищаться. Ведь это подарок специально для нее, сделанный хоть и неумело, но зато от чистого сердца – отец научил ее ценить подобное сильнее дорогих, но бездушных даров.

– Думаю, нам стоит поторопиться, – произносит Эллен, поднимаясь и бросая взгляд на заходящее рыжее солнце. – Твой отец будет ругаться.

– Не будет, – отряхивая юбку от травинок, бойко отвечает Миа. – Уверена, что он готовит сюрприз и не будет против, если мы задержимся.

– Сюрприз? – Девушка протягивает ладонь, Миа берет ее за руку, и они обе направляются в сторону леса.

– У меня же сегодня день рождения. – Малышка расплывается в широкой улыбке. – Папа всегда делает мне подарки-сюрпризы.

На лице Эллен появляется легкая тень грусти – она не знала о празднике, но ей бы очень хотелось поучаствовать в создании сюрприза для Мии.

– Что такое? – Девочка замечает плохое настроение девушки.

– У меня даже подарка нет, – полушепотом отзывается Эллен, опуская взгляд под ноги. В этот момент она выглядит словно маленькая обиженная девочка, что вызывает в Мии чувство некоего умиления и нежности по отношению к ней.

– Как нет? А как же это? – она указывает маленьким пальчиком на венок на своей голове и добро улыбается. Слышит смешок Эллен и чувствует, что та сильнее сжимает ее ручку.

– С днем рождения, – пропевает девушка ласково и поправляет свой подарок на голове девчушки.

***

Спрятавшееся далеко за горизонтом солнце уступает красавицам-звездам свою роль небесного светила. Они ярко танцуют на небесном ночном покрывале, завлекая миллионы мечтателей в удивительные миры фантазий и снов.

В небольшом домике в глубине леса мужчина, девушка и маленькая девочка, отужинав праздничным яблочным пирогом, веселятся под задорные звуки самодельной блокфлейты. Стоит отметить этот самый пирог – подарок отца, плохо разбирающегося в пекарном деле, но так сильно желающем порадовать свою дочь. Помогая накрывать на стол, девушка шепчет ему, откуда тот взял необходимые для пирога ингредиенты – в лесу-то их не найдешь. «Не осуждай меня, Эллен», – усмехается Людвиг и виновато-хитро на нее смотрит, зная, что она его понимает.

А она действительно понимает. Более того, она ловит себя на мысли, что готова все ему простить. Что бы он не сделал – на все закроет глаза. «Почему?» – сама себе задает вопрос, но отвечать не спешит – ответ слишком очевиден. Слишком пугает.

Хмель довольно давно запрятанного для подобного дня вина слегка кружит головы Людвига и Эллен. Мужчина, усевшись на высокий обеденный стол, усердно играет на светло-деревянной блокфлейте бойкую мелодию и наблюдает, как две очаровательные леди кружатся в веселом танце. Радостный смех Мии словно аккомпанирует игре отца, разливаясь по всей комнате. Эллен счастливо улыбается, двигаясь в такт мелодии, и завораживает Людвига, даже не замечая этого.

Но каждому веселью рано или поздно приходит конец. Время давно за полночь, и отец вынужден завершить празднование, отправив натанцевавшегося до багрового румянца ребенка спать. Миа благодарно целует в щеку отца и Эллен и скрывается за дверью своей маленькой комнатки.

– Ты удивительный.

Спокойный голос Эллен отрывает Людвига от мытья последней замаранной тарелки. Он оборачивается и вопросительно смотрит на девушку. Та, уже давно расправившись со своей частью посуды, умиротворенно сидит на табурете и, облокотившись о стол, наблюдает за нерасторопным мужчиной.

– Ты так много делаешь для нее. Не каждый способен сделать смыслом своей жизни одного-единственного человека.

– И это так удивительно? – хмыкает Людвиг, аккуратно ставя на полку вымытую тарелку.

– Это... поражает, – девушка медлит, словно пытаясь подобрать максимально подходящее слово, – восхищает... и...

– Привлекает? – продолжает за нее мужчина и медленно подходит ближе.

– Можно и так сказать. – Девушка еле уловимо отводит взгляд в сторону, смущаясь.

Людвиг галантно протягивает Эллен руку, безмолвно приглашая ее на танец, и встречает в ее очаровательно-наивных глазах непонимание.

– Мне так и не выпало шанса потанцевать с тобой. Все досталось имениннице. – Он одаривает девушку теплой улыбкой.

– Я так танцевать не умею, – сконфуженно лепечет Эллен, понимая, что Людвиг подразумевает не бездумные пляски под задорную музыку.

– Я тебя научу.

Людвиг, устав как джентльмен ожидать принятия его приглашения, хватает Эллен за руку и рывком выводит на свободное пространство комнаты, обхватывая второй рукой девушку за талию и слыша ее удивленный вздох-вскрик. Несколько недель назад подобное поведение было бы недопустимо, но только не сегодня – сегодня Эллен готова позволить ему слишком многое. Она по наитию кладет руку на плечо мужчины, и они медленно начинают вальсировать по комнате. Сначала это выглядит максимально неловко, но у девушки быстро получается почувствовать темп танца, тем самым заслужив похвалу от партнера.

При некоторых поворотах рваное дыхание мужчины опаляет нежную кожу девушки близ уха. Раньше подобная близость к Людвигу казалась девушке просто невозможной, но сейчас она доставляет ей немыслимое наслаждение, что в глубине души жутко ее беспокоит.

Слишком близко. Подпустила его слишком близко.

А рука Людвига усиливает свой напор, не позволяя оставить и миллиметра между ними.

Время останавливается. Они замирают и уже не могут посчитать, как долго стоят в центре комнаты, где единственное движение исходит от их теней на стене, подгоняемых трепещущими из-за еле просачивающихся потоков любопытного ветра огоньками немногочисленных свечей. Они жадно прожигают друг друга с каждой секундой все более затуманенным взглядом. Глаза в глаза – словно гипноз. И даже не замечают, что последние крохи расстояния между ними неспешно растворяются. Воздух пропадает, и они окунаются в вакуум. Людвиг не выдерживает нависшего над ними напряжения и стремится уничтожить, окончательно разорвать оставшееся расстояние.

Мгновение.

Рука Эллен соскальзывает с плеча Людвига и ложится на его грудь, останавливая мужчину.

Нельзя, нельзя, нельзя.

– Я не могу, – с горечью выдыхает Эллен, опаляя губы мужчины.

Горло жжет, злость и обида мгновенно разливаются по телу Людвига.

– Почему? – сквозь зубы рычит он, даже не думая отстраняться от девушки.

– Я бремя, Людвиг. – Он слышит, как тяжело ей дается каждое слово. – Я не могу... Мы не можем... – Голос дрожит. – Я боюсь...

По всему ее телу пробегает мелкая рябь страха и вины, что не ускользает от пристального взгляда мужчины. Он по-отцовски обнимает ее и, бережно дотронувшись ладонью до ее затылка, тепло целует в лоб.

– Прости меня, – шепчет он и нежно гладит девушку по спине.

Людвиг касается аккуратно, еле ощутимо, словно она хрупкая ваза из тончайшего хрусталя – одно резкое движение, и рассыплется невидимой пылью. Ярость и горечь внутри сменяются стыдом, сочувствием и злостью на самого себя.

«Эгоист, – крутится в голове. – Как посмел требовать? Как посмел сделать ей больно?! Идиот. Полный кретин».

Эллен неспеша выскальзывает из затянувшихся объятий мужчины, не желающего ее отпускать, и благодарно на него смотрит.

– Спасибо. – Она улыбается, и в глазах ее сверкает нежность. – Спасибо за понимание.

– Конечно, – сквозь силу выдавливает ответную улыбку Людвиг.

Эллен деликатно обходит мужчину и направляется к отведенной ей комнате, которая раньше являлась комнатой Людвига. Девушка знает, какая буря сейчас уничтожает мужчину изнутри. Ей стыдно за свою жестокость, но она не может выпустить наружу свои чувства. Нельзя подпускать людей так близко к себе. Она совершила ошибку.

Монстр. Чудовище. Оборотень.

Она должна быть одна. Всегда.

Постоянно кричит об этом, да вот только Людвиг не слушает. Ведь он знает, уверен, что его чувства взаимны. А он слишком упрям. И своего добьется.