Чудо для жителей Петербурга
Посвящается самому доброму, удивительному и близкому человеку.
Никто никогда не видел Городского Сторожа. А если видел — ни за что не рассказывал. Счастье спугнешь.
Поговаривали, что его остроносое лицо никогда не спутаешь с лицом обычного жителя Петербурга. Но история умалчивала о причинах оного.
Витя с самого детства верил в Городского Сторожа. От этого имени — по крайней мере оно было похоже на сказочное имя, — веяло чем-то родным и спокойным. Сладким умиротворением.
В больничной палате не веяло даже покоем. Снующий туда-сюда медперсонал выглядел настолько аккуратным и белоснежным, что у Вити рябило в глазах. И почему медики не могут носить менее угрюмую форму?
От скуки хотелось выть или лезть на стенку. Все что угодно, только бы не очередной день, проведенный по принципу "поели, теперь можно и поспать". Свинцовое небо давило на Петербург, грозясь раздавить группки многоэтажек, сломать бетон, сковавший Неву. Оно нагоняло не то тоску, не то раздражение.
Лежа в постели с чересчур белыми простынями, Витя фантазировал. Ему нравилось думать, что Городской Сторож действительно помогает своим жителям: снимает кошек с деревьев, не дает замазывать граффити на облупившихся стенах и иногда делится с детьми частичкой Города. С теми, кто действительно этого заслуживает.
Ночь наступила темная, укутавшаяся в черное, как чернила, пальто. На небе не горел ни один звездный фонарик. Лунный диск почивал за облаками.
Вите не спалось. Ворочаясь в кровати, он не заметил, как в погруженную во мрак палату вошел молодой мужчина. Его ботинки не стучали, соприкасаясь с полом, и мужчина абсолютно беспрепятственно прошел к окну. Открыл его. Втянул остроконечным носом промозглый осенний воздух.
Вздрогнув, обеспокоенный парень замер и посмотрел на незнакомца.
— Что ты делаешь?
— Слушаю, — ответствовал мужчина. Взъерошенные волосы шли вразрез с аккуратно застегнутым пальто и идеально выглаженным воротничком рубашки, торчащим над темным кашемиром. — Вот и тебя услышал.
Мужчина отошел от окна, заляпанного детскими пальчиками предыдущих пациентов, и в упор посмотрел на Витю. В серых глазах бушевала свободная, живая Нева, сменявшаяся разношерстной толпой на площадях, в парках и на тротуарах. В этом человеке была сосредоточена вся жизнь Петербурга.
— Я ничего не просил, — сказал Витя негромко. Легкое восхищение сквозило в его словах.
— Но я все слышал. Протяни ладонь.
Немного поколебавшись, парень вытянул вперед руку, сердце ушло в пятки от такой близости к чуду. Тонкие изящные пальцы Городского Сторожа вложили в его руку маленький ярко-желтый огонек. По телу пробежала волна тепла.
— Колется, — пробормотал Витя, катая по ладони огонек. — Как горсть иголок.
— Счастье никогда не дается легко, потому и колется, — Городской Сторож улыбнулся. — Зато оно стоит того, чтобы его заполучить.
Витя крепко сжал пальцы. На секунду ему показалось, что огонек стал горячее.
Неожиданно мужчина замер, прислушался, снова втянул носом воздух и забормотал. Вите послышались слова "граффити", "молодежь" и "взрослые". И хаял Городской Сторож явно не молодых.
Подойдя к окну, он влез на подоконник и сделал шаг вперед. Витя подскочил с кровати как пружина и взглянул вниз, на тротуар. Исчез.
Озадаченно потирая затылок, он спрятал огонек в сумку, лежавшую у кровати, и уснул. Перед сном подумал: "Завтра я проснусь — и это все еще останется правдой?" Утром огонек исчез, но Витя помнил, как ближе к утру что-то больно кольнуло его руку.
И когда его спрашивали об исколотых пальцах, он молчал или говорил неправду. Не хотел спугнуть обещанное Городским Сторожем счастье.