Звёздные часы

Мистер Бартлет вернулся через две недели после Рождества. Уставший, задумчивый и немногословный, он был совсем не похож на себя прежнего. Когда Рэй спросил, где изобретателю пришлось побывать, то получил уклончивый ответ: «там, где нас могут ждать новые Звёзды, Хранитель Рэй». Более он расспрашивать не стал, но посчитал необходимым рассказать о Рождественском приёме и вторжении Тёмного Созвездия.

— Я никогда не видел такого большого и быстрого Созвездия, — признался Рэй, подавая ему «Историю Звёздных Часов», где описал детали произошедшего.

Воспоминания того вечера были свежи в его памяти, и он до сих пор чувствовал это леденящее чувство страха и тяжкий груз ответственности. Чувства, которые ему удалось преодолеть!

Мистер Бартлетт вчитывался в каждую строчку, едва заметно качая головой. Сквозь поблёскивающие стёкла очков, Рэй видел в его глазах тревогу и даже смятение. Изобретатель отложил книгу на край стола и перевёл взгляд туда, где Небесное море ласково стелилось к окнам, а гребни пенистых волн так походили на облака. Здесь царило спокойствие, но оно было хрупким и изменчивым.

— Оно чувствует. Всегда чувствует, что происходит.

— Простите, сэр?

— Не обращай внимания. Ты поступил верно, Рэй. И очень храбро! Как настоящий Хранитель Звёзд. Я всегда знал, что ты справишься.

Он подошёл к нему, взял за плечи, и заботливо посмотрел в лицо.

— Вам нездоровится, мистер Бартлетт? Стоит как следует отдохнуть: вас утомила дорога.

— Благодарю тебя, Рэй. Я не устал. Мне нужно завершить одно дело.

Он помолчал, а затем произнёс:

— Я хотел сообщить об этом позже, но вижу, что откладывать не имеет смысла: в скором времени нам с тобой придётся покинуть Лондон.

В памяти Рэя пронеслись слова мистера Граунда об «отъезде на неопределённое время».

— Покинуть Лондон, сэр? — тихо переспросил он.

— Обещаю, что отсутствие будет непродолжительным: не более полугода, и мы снова вернёмся в Старрэйн-Мэнор. В конце-концов, нельзя оставлять Звёздные часы без присмотра на длительный срок. И всё станет как прежде, — он помедлил и добавил, — лучше, чем прежде.

— Это очень неожиданное известие. Когда же мы отправимся?

— Полагаю, в конце недели. Необходимо многое подготовить.

— Я буду готов.

Рэй собрался покинуть Мастерскую, но уже потянувшись к дверной ручке, понял, что не может умолчать о своём желании:

— Если позволите, я хотел бы попрощаться со своими друзьями из гостиницы «Янтарное солнце». Хотя мы виделись на Рождество, боюсь, полугодовая разлука изгладит воспоминание об этой встрече.

— О, да, безусловно. Поезжай. Но не откладывай с возвращением.

— Я постараюсь вернуться завтра к полудню. Благодарю вас!

Мистер Бартлетт принялся разбирать бумаги, привезённые из поездки. Рэй, проходя по небольшому коридору и слушая скрип секретных механизмов, что закрывали дверь Мастерской, чувствовал необъяснимую тревогу. Что-то происходило вокруг него и неумолимо менялось, но даже мистер Бартлетт не раскрывал всей правды.

«Он всегда знает, как следует поступить» — думал Рэй, надеясь найти в этих мыслях успокоение.

Когда экипаж отъехал от парадной лестницы, он посмотрел на Старрэйн-Мэнор — дом, который он обрёл спустя столько лет скитаний; дом, с которого началась совершенно новая жизнь; дом, который ему так не хотелось покидать. И хотя он знал, что нынешнее расставание не продлится долго, эта «репетиция» пришлась ему не по душе. Рэй не любил и не умел прощаться! Все, с кем его когда-либо разлучила судьба, по-прежнему жили в его сердце. Он никогда не закрывал дверей в прошлое, не забывал ушедших светлых дней, не оставлял тех, кто был ему дорог, даже если они оставили его. Попрощаться означало для него запретить себе помнить, а он ни за что не хотел забывать.

Он провожал взглядом дома и деревья, надеясь отыскать в них ответ, но это были пустые надежды. Ни домам, ни деревьям не было дела до людских тревог.

«Когда-то мистер Бартлетт сказал, что каждый человек волен делать свой выбор. Я сделал его и стал Хранителем Звëзд. А вместе с тем, кажется, утратил всякую возможность выбирать» — думал Рэй, вспоминая все последующие события.

Время — самый умелый мастер. Но порой даже ему не под силу починить те разрушенные механизмы, что сокрыты глубоко внутри.

Экипаж остановился напротив заветных ворот. За прошедший год «Янтарное солнце» преобразилось в лучшую сторону: обновлённые фасад и черепица, большие окна и блестящая вывеска с «солнечным» названием. Созерцая это преображение, Рэй порадовался тому, что дела хозяйки пошли в гору. Тем досаднее ему было осознавать, что он на долгое время будет лишён удовольствия бывать здесь.

Помимо небольшого чемоданчика с вещами, он взял с собой Мистера Зифа, который был рад сопровождать друга в любом путешествии; и медальон Хранителя, что всегда даровал ему ощущение защищённости и покоя. Стоило ему войти внутрь, как к нему подоспел портье и вежливо поинтересовался, чем может быть полезен.

— Я бы хотел видеть хозяйку. Будьте добры, передайте ей, что приехали мистер Рэймонд Бартлетт из Старрэйн-Мэнор.

— Одну минуту, сэр. Прошу, подождите здесь, — служащий гостиницы указал на диванчик у окна.

Рэй сел и стал рассеянно поглаживать пушистую шерсть Мистера Зифа. Мимо сновали носильщики, проходили постояльцы, звенели колокольчики и не смолкали многочисленные голоса. Находясь в холле, он чувствовал себя таким же гостем, как остальные. Но существовало в этой гостинице место, где ему всегда было легко и уютно. Именно там ему очень хотелось оказаться.

Вернувшийся портье препроводил Рэя в комнату, где его ждала хозяйка.

— Рэй, дорогой, как я рада видеть тебя! — воскликнула миссис Дюран, водружая на полку большую книгу. — Какой приятный сюрприз! Вы можете идти, Стюарт.

Портье поклонился, Рэй сделал то же в ответ, и прошёл в небольшой, но по-прежнему уютный кабинет.

— Приветствую вас! — он пожал протянутые к нему руки. — По правде сказать, для меня эта поездка тоже стала внезапной. Но я счастлив, что вы нашли время принять меня.

— У меня всегда найдётся время, чтобы принять такого дорогого гостя. Присаживайся, я велю подать горячий чай. А может, какао? Ты, верно, устал с дороги.

Она устроила Рэя за столиком, спешно убрала рабочие бумаги и позвонила в колокольчик для слуг.

— Мы с Венди бы уверены, что твоего визита не стоит ждать раньше весны, — сказала миссис Дюран, и невзначай добавила, — она часто вспоминает о тебе.

На душе у Рэя было тяжело и скверно — о нём впору будет вспоминать, не надеясь на скорую встречу.

— Я решил не откладывать свой приезд, ведь не уверен, что смогу совершить его в ближайшем будущем.

На лице миссис Дюран отразилось глубокое огорчение:

— Ты уезжаешь?

— Да, — тихо ответил Рэй, чувствуя, как это слово обожгло его изнутри.

Женщина опустила взгляд, и прежде чем задать другой, не менее важный вопрос, выдержала паузу, желая дать обоим время на осознание.

— Надолго ли?

— Не более, чем на полгода, — пересказал Рэй слова мистера Бартлетта.

— И как же скоро состоится отъезд?

— В конце недели, — он помедлил. — А пока, вы позволите мне остаться здесь до утра?

— О, безусловно! Ведь ты знаешь, что двери «Янтарного солнца» всегда открыты для тебя. И я буду счастлива, если это место станет твоим тёплым приютом.

Она склонила голову и в её глазах засветилось нечто нежное, ласковое, по-доброму щемящее. Так что Рэй невольно подумал: наверное, именно так любящая мать глядит на своё дитя.

Подали обещанное угощение: ароматный чай, свежее печенье и лимонный джем. Мерное тиканье напольных часов, потрёпанные корешки книг, мягкое кресло в бархатном чехле и Мистер Зиф, клубком свернувшийся у его ног. Рэй снова сидел на том месте, что и в первый раз, но чувствовал себя потерянным. Впервые в этой комнате, где он так любил бывать, поселилась печаль — серая и всеобъемлющая, как утренний туман.

Беседа о делах гостиницы или проделках пушистого гостя, новых изобретениях или Рождественском приёме — Рэй и миссис Дюран говорили о чём угодно, но не затрагивали огорчительной новости.

— Гости на приёме в Старрэйн-Мэнор произвели на меня неизгладимое впечатление! — заметила миссис Дюран. — Каждый держался так, точно Рождество было создано исключительно для него. В своей гостинице я нередко встречаю людей подобного склада.

— Всё это были знакомые мистера Батлетта. Я знал всего троих, а ведь необходимо было уделить внимание каждому.

— Мне думается, ты прекрасно справился с этой задачей. Во всяком случае, никто из гостей не выглядел расстроенным.

«За исключением мистера Граунда, чью торжественную речь я бесцеремонно прервал» — подумал Рэй.

Он вспомнил ещё одну деталь, которая показалась ему важной:

— Миссис Дюран, тогда вы сказали, что улица и поместье кажутся вам отдалённо знакомыми. Позвольте спросить, могли ли вы когда-то бывать в Старрэйн-Мэнор?

— Ах, это, — женщина рассмеялась, отставив свою чашку, — Атмосфера вправду напомнила мне дом, в котором я провела детство.

— Неужели? — в душе Рэя зажёгся огонёк любопытства.

— Не думаю, что тебе будет интересна история моей семьи! К тому же, с тех пор прошло немало лет.

— Отнюдь! Я люблю такие истории. В них всегда можно найти что-нибудь интересное.

— Или трагическое, — печально заметила миссис Дюран. — Если тебе интересно, я могу рассказать, но должна предупредить, что у этой истории не будет счастливого конца. А мне совсем не хотелось бы приводить тебя в уныние.

Рэй заверил, что его не опечалит рассказ об ушедших днях.

— Что же, раз так, я начну. К сожалению, моя мать умерла при родах, и моим воспитанием занимался отец. Мы жили вместе с моим дядей (братом моего отца), его женой и двумя их сыновьями в фамильном доме. То было большое и величественное поместье. Порой, когда отец был занят, я чувствовала себя очень одиноко в плену этих роскошных комнат. Но мне всегда чудилось, что в этом доме живёт настоящее волшебство.

Рэя словно обдало порывом холодного ветра:

— Волшебство?

— Да, это прозвучит наивно, но таковы воспоминания детства — некоторые из них правдивы, другие лишь кажутся таковыми.

— И всё же, что вы имели в виду? — не унимался Рэй. Безумная догадка уже захватила его разум и не желала отпускать.

Миссис Дюран задумалась:

— Не думаю, что смогу это объяснить, но всё в этом доме ощущалось по-особенному. Я чувствовала себя так, как если бы весь мир сосредоточен в нём — этом удивительном доме. И он таит нечто такое, чего не найти на всём белом свете. Оказавшись в Старрэйн-Мэнор, я будто снова перенеслась в детство и ощутила это незримое волшебство. Впрочем, — она покачала головой и вернула своему голосу былую непринуждённость, — со дня моего отъезда многое изменилось! Глупо полагать, что в этом доме могло остаться хоть что-то от прежней жизни.

— Но почему вам пришлось покинуть тот дом?

— Когда мне исполнилось семь лет, отец отправил меня в пансионат во Францию, где я провела следующие тринадцать лет. Это было особенное время в моей жизни. Не скрою, я часто тосковала по родным местам и своим близким, но с годами привыкла. Завела друзей и уже не чувствовала себя так одиноко. По завершении обучения, я вышла замуж, но мой супруг скончался через год после свадьбы, — она сжала сложенные на коленях руки, надеясь, что это придаст ей сил. — А вскоре отец написал мне письмо, в котором сообщалось о новом несчастье. Тогда я немедленно вернулась в Англию, чтобы поддержать свою семью и помочь им в меру своих скромных сил. Прошло столько лет, но я до сих пор не могу понять и примириться с тем, что случилось.

Нахлынувшие воспоминания заставили миссис Дюран вновь погрузиться в те мрачные дни: лицо её отражало боль и отчаяние, глаза заблестели от подступивших слёз. Рэй не мог более делать вид, что его вопросы продиктованы праздным любопытством. Наклонившись ближе, он заговорил, старательно подбирая слова:

— Миссис Дюран, я понимаю, что моя просьба прозвучит бестактно, нелепо, даже жестоко. Но, прошу вас, расскажите мне обо всём, что произошло. Мне очень важно это знать. Вы даже представляете, насколько.

Миссис Дюран взглянула на него с теплотой и пониманием:

— Если так, изволь, я расскажу тебе всё. Как я уже говорила, отец написал мне письмо, в котором сообщил о страшном пожаре. Наше поместье сгорело почти дотла, но хуже всего было то, что при этом погиб младший сын моего дяди Адама. Когда же я вернулась в Англию и встретилась с семьёй, отец сказал мне, что его не покидает уверенность, будто пожар был делом рук старшего сына дяди Адама.

«Твой отец погиб при пожаре» — в памяти пронеслись слова, сказанные таким знакомым голосом.

— Мой отец и дядя не были слишком дружны, но они были настоящими братьями, готовыми на всё ради друг друга. Чего нельзя было сказать о сыновьях дяди Адама: старшем — Эдварде и младшем — Уильяме. В своих письмах отец рассказывал об их частых спорах, а также о ссорах Эдварда с его отцом. И хотя он не раскрывал причин, было ясно, что атмосфера в доме с каждым днём становилась всё хуже. Жуткая трагедия не поставила точку в их вражде. Мой дядя не дожил до этого дня, но как тяжело пришлось его жене, миссис Джулии! Разом лишиться двоих сыновей, а ведь это была не последняя потеря, которую ей пришлось пережить: у покойного Уильяма была...

«Эстер нашли в экипаже. Она умерла от раны, нанесённой ножом» — и снова память услужливо преподнесла ему слова из прошлого, сказанные всё тем же знакомым, но родным ли голосом?

—У покойного Уильяма Брайтстара остались жена и маленький сын, — продолжил за неё Рэй, — она погибла, а он пропал. Пропал тринадцать лет назад. Мне же в этом году исполнилось четырнадцать, миссис Дюран.

При этих словах она оцепенела, и посмотрела на него так, точно в кресле напротив сидел призрак, а вовсе не человек из плоти и крови. Женщина поднесла к губам дрожащую ладонь и прошептала:

— Боже милостивый... Этого не может быть.

Рэй молчал. Он невидящим взглядом смотрел на миссис Дюран, но перед глазами стояла пелена тумана, которую он был не в силах прогнать. В голове колоколом отдавались глухие удары сердца, руки и ноги отяжелели, словно кости превратились в мрамор. Он получил желанные ответы. И ему хотелось броситься в бездонную тёмную яму, если бы это помогло обо всём забыть. Яма небытия, без конца и края, казалась благословением в сравнении с тем миром, в котором ему предстояло жить дальше.

— Но ведь Бартлетт, — всё так же тихо произнесла миссис Дюран, — ведь ты — Бартлетт!

— Не называйте меня этим именем, — прошептал Рэй, опустив голову. — Оно ложное, как и всё, что я знал прежде.

— Рэй, дорогой, — миссис Дюран попыталась взять его за руку, но тот вскочил с кресла.

— Простите, миссис Дюран! Простите меня! Вы помогли мне. Вы всё сделали верно, и я безмерно вам благодарен. Но я должен ехать.

Он направился к двери, но обернулся и посмотрел на Мистера Зифа:

— Я не могу взять его с собой. Прошу, позаботьтесь о нём, пока я не вернусь.

— Рэй, постой, прошу тебя! — миссис Дюран отчаянно пыталась остановить его, но всё было тщетно.

Покинув кабинет, он побежал через холл к парадному входу. И, уже стоя в нескольких шагах от двери, услышал голос той, кого меньше всего хотел сейчас встретить:

— Эй, мистер Клетчатое Пальто! Задержитесь на минуту!

Стрекоза, весёлая и румяная, с озорным блеском в глазах — она выглядела такой счастливой, словно в ней горел один из лучиков «Янтарного солнца». Но стоило ей подбежать к Рэю, как она тут же переменилась:

— Рэй, что с тобой?! Ты бледный как мел!

— Я совершил ошибку. Ужасную ошибку. И должен её исправить.

Он попытался уйти, но Стрекоза схватила его за руку и настойчиво заглянула в глаза:

— Что произошло, Рэй? Ты должен рассказать мне!

Он не в силах был выслушивать просьбы и мольбы. В груди Рэя горел лихорадочный огонь, потушить который могла лишь правда, услышанная из уст лжеца. И прежде, чем к ним подоспела миссис Дюран, Рэй выбежал на улицу, крикнул кэбмену «В поместье Старрэйн-Мэнор!» и вскочил в экипаж.

* * *

Такой боли Рэй не испытывал никогда в жизни. Удары розгами, падение на землю, холод, пробирающий до костей — всё это было сущим пустяком. Окружающий мир стал бесцветным, глухим и бесчувственным. Рэй переживал боль, злобу, отчаяние, горечь и непонимание одновременно, а всему виной — предательство, которое длилось слишком долго. Мистер Винсент Бартлетт или Эдвард Брайтстар, или ещё несколько имён, под которыми этот человек скрывал своё прошлое. Он разрушил всё, что когда-либо возвёл в его душе. Он уничтожил и самого себя: сгорел, рассыпался в пепел. И предстал в своём истинном облике — обманщик, предатель, убийца. Рэй никак не мог примерить эти образы на великодушного изобретателя, которому он был обязан жизнью; но таинственному незнакомому Эдварду Брайтстару, который всегда находил повод для ссоры со своими близкими, поджёг фамильный дом и убил своего брата — они подходили без колебаний. Когда-то мистер Бартлетт сказал, что проклятие Чёрного Пирата пало не на его душу. И снова — ложь. Ведь кто, как не человек с чёрной душой способен на подобные злодеяния?

В душе Рэя, как в океане, бушевал шторм. И не нашлось ни одного корабля, который он хотел бы спасти. Тот, что несёт в себе волшебный и могущественный мир Звёзд? Пустить его ко дну! Корабль с чарующими легендами и необычайными историями? Смыть его волной! Корабль, сулящий захватывающее путешествие под названием «Охота на Звёзды»? Отправить его в тёмную пучину океана и забыть о нём навсегда!

Рэй даже не знал, что именно желает сказать — любые слова казались ничтожными песчинками в сравнении с вихрем одолевавших его чувств. Больше всего он хотел взглянуть в глаза того, кто всë это время строил мост доверия на лжи. Удивительно, как быстро можно разрушить то, что создавалось столь долго.

Перед ним вновь открылся вид, который ещё совсем недавно был так ему дорог. Но прежний мир перевернулся, и воспринимать его как прежде, было уже невозможно. Опустошённый, но полный решимости, разбитый, но не сломленный — Рэй был готов к этой встрече. Встрече, которая должна была поставить точку в его Звёздном путешествии.

Преодолев расстояние до парадного входа, Рэй оказался в холле некогда любимого дома. Дома ли?.. Как странно подниматься по этим привычным ступеням, но с совершенно непривычными чувствами; как горько видеть эти картины на стенах, но уже не испытывать былого восхищения; как ужасно стоять перед этой заветной дверью, но не предвкушать за ней встречи с волшебством.

А была ли Мастерская Звёзд? Разливалось ли Небесное море? Существовали ли Звёздные часы? Быть может, всё это очередной мираж, обман, выдумка, призванные затуманить его разум? Тряхнув головой, Рэй сбросил с себя оцепенение и открыл дверь собственным экземпляром «особенного» ключа.

Оказавшись на верхней площадк, он осмотрел огромную залу: всё здесь было таким же, как в тот памятный день, когда доверчивый мальчишка-сирота впервые вошёл сюда и подумал, что попал в сказку. О, как жаль, что он не знал, каков будет её конец!

Всё так же прокручивались в медленном танце глобусы, сонно подмигивали огоньки восковых свечей, убаюкивающе тикали часовые механизмы, а за бархатными тёмно-синими портьерами ощущалось незримое присутствие Звёздных часов. Всё было по-прежнему и, в то же время, совершенно иначе. Рэй будто пробирался сквозь обледеневший розарий, и те цветы, что не так давно дарили ему свою красоту, теперь хотели растерзать его своими острыми шипами. Мастерская Звёзд навеки погрузилась во мрак, и ни одной свече не под силу было его развеять.

Рэй медленно проходил меж столов, скульптур, изобретений и хотел рыдать навзрыд! Слёзы боли, злобы и отчаяния сжигали его изнутри. Пожар... да, это был настоящий пожар. Но каково это — оказаться запертым в огненной темнице собственным братом, без единого шанса на спасение? Тем, кто поставил власть выше кровных уз. Рэй гнал от себя эти жуткие мысли, но они снова и снова проникали в его сознание подобно едкому чёрному дыму.

Он прошёл мимо своего стола, за которым долгие часы трудился над Звездосчётом, который отныне потерял для него всякий смысл. Подошёл он и к столу своего мастера. Но вместо привычных чертежей, металлических деталей и инструментов, здесь лежали записи с именами, местами и датами, вырезки из газет и портреты незнакомцев. Всё это не могло иметь никакого отношения к изобретениям и Звёздным часам! Пока же Рэй недоумённо вчитывался в заголовки и разглядывал фотографии, дверь в Мастерскую протяжно заскрипела. Его одиночество было нарушено.

Рэй не собирался ни убегать, ни прятаться, ни делать вид, словно ему ничего неизвестно. На этот раз он хотел слышать правду. От себя, от человека, которого он готов был назвать своим отцом и от могущественной бездушной машины, которой хотел посвятить свою жизнь. Сказка закончилась. Настало время взглянуть на окружающий мир без мерцающей пыли иллюзий.

Увидев его, стоящего перед своим рабочим столом, мистер Бартлетт замер.

— Рэй? Разве ты не уехал? И что ты...

Он посмотрел стол, вспомнил о лежавших на нём предметах, опустил голову, печально усмехнулся.

— Глупо и самонадеянно с моей стороны было полагать, что ты так и будешь пребывать в неведении.

В его голосе не было ни удивления, ни разочарования, одна тихая, ироничная печаль. Будто он знал, что этот миг настанет и не видел смысла в искусном притворстве.

— Прежде чем вступить в словесную дуэль, позволь сказать: однажды я непременно рассказал бы тебе правду. Быть может, по достижении тобой совершеннолетия. Мне не хватало решимости, я считал тебя слишком юным, слишком ранимым. Мне не хотелось разрушать твой мир, пока он был столь хрупким.

— Мир, который вы создали, чтобы разрушить меня, — к собственному удивлению, Рэй произнёс эти слова спокойно и глухо, ощущая происходящее сквозь пелену тумана.

— Ты не прав, Рэй, я...

— Кто все эти люди? — он перебирал в руках фотографии и бумаги, стараясь свести всё это воедино. Некий очевидный ответ беспокойным мотыльком витал у него перед глазами, но никак не давался в руки. Он поднял на мистера Бартлетта пронзительный, не терпящий обмана взгляд, и ответ вспыхнул перед ним, как зажжённая спичка. От неожиданности Рэй сделал шаг назад и едва не упал, споткнувшись о ступень.

— О, да, ты всё понял верно. Звезда человека падает на Землю не только по причине его сломленного духа. Падает она и тогда, когда человек умирает, но не своей смертью, а от рук другого человека. Но позволь мне объясниться, ты должен понять.

— Как вы можете объяснить мне убийство? — Рэй произнёс это отчаянным, полным ужаса шёпотом. Но это страшное слово пронеслось по Мастерской, ударилось о стены и разлетелось на множество острых осколков. — Вы учили меня добру и справедливости, а сами всё это время поступали совершенно иначе!

— Порой даже справедливости приходится выбирать путь, отличный от пути общепризнанного добра. Вряд ли это принесёт тебе утешение, но далеко не все найденные Звёзды были получены благодаря моему вмешательству. Иной раз возмездие настигало негодяев по воле свыше.

— Негодяев? — еле слышно повторил Рэй.

Мистер Бартлетт устало пожал плечами:

— Я думал, что ты лучше ознакомился с моими записями. Приглядись хорошенько: мистер Бьюэлл — известный контрабандист. Мистер Джонс, по прозвищу Красноглазый — искусный вор и безжалостный убийца. Или знакомый тебе мистер Найтвуд, «аристократ и благотворитель» — в действительности был искусным дельцом, не упускавшим возможности обогатиться на тёмных махинациях. Я расправлялся с теми, кто принёс другим одни страдания, а искуплением для них могла быть только смерть. Умереть и отдать энергию своей Звезды на борьбу с Тёмными Созвездиями — то единственное доброе дело, которое они могли сотворить на благо этого мира. Я предлагал им выпить некий эликсир, который сделал бы их неуязвимыми, неуловимыми, чуть ли не бессмертными существами. Поверишь ли, ни один из них не ответил отказом! Все с большой охотой принимали пузырёк с блестящей микстурой из рук незнакомца. Подчас мерзавцы любят жизнь сильнее, чем люди с чистой душой. Последние готовы пожертвовать ею ради других, первые же скорее лишат жизни ближнего, чем расстанутся с собственной.

— Но они были людьми, и вы лишали их жизни, а я помогал вам в этом. И как энергия Звëзд плохих людей может победить Тëмное Созвездие? Как зло может бороться со злом? Ведь это нелепо!

— Таков закон Звëздных Часов. И придуман он был не Хранителями и даже не Алфордом Горром — он был дан ему самими Звёздами. Бесчисленные попытки поразить Тёмные Созвездия с помощью светлой энергии заканчивались провалом. И тогда он понял: добро может лишь созидать; разрушать под силу только злу. Этот закон был вложен в основу Звёздных часов и изменить его невозможно. Это плата, Хранитель Рэй: жизнь злодея за жизни неповинных людей. Но далеко не всегда подлецов настигала заслуженная кара — они продолжали наслаждаться жизнью и творить свои злодеяния. Но ведь резервуар Звёздных часов не должен пустовать. Приходилось беспорядочно колесить по городу, ожидая, что медальон вспыхнет и приведёт тебя к желаемому — из века в век Хранители Звёзд придерживались подобной тактики. Этому учил меня и отец. Но я не понимал и не хотел принимать бессмысленной траты времени, которого, порой, и так оставалось слишком мало. Тогда я придумал собственный способ собирать Звёзды. Тот, что считал правильным. Я преподнёс свою идею отцу — человеку, который ставил борьбу с Тёмными Созвездиями превыше всего! Но даже он не разделил моих убеждений, а вместо этого наградил меня клеймом Чёрного Пирата и сделал изгоем в собственном доме.

Если ты думаешь, что всем этим людям, как ты предпочёл их назвать, пришлось страдать перед смертью, то ты ошибаешься. Я забирал часть добытой из Звёзд энергии и приготавливал особенное зелье. То самое, что сулило злодеям неуязвимость, но на деле прекращало их земное существование. Они засыпали тихим и вечным сном. В ту ночь, когда ты случайно оставил первую найденную Звезду в Мастерской, мне удалось добыть немного энергии. Оставалось проверить её в действии. Поверь, те, о ком ты скорбишь, пренебрегали одной из главных заповедей: не убий! Я же хотел, чтобы каждый из них получил по заслугам, а мир был ограждён от разрушительной силы Тёмных Созвездий.

Мистер Бартлетт замолчал и подошёл к окну. Небесное море катило беспокойные волны, а надвигающаяся гроза становилась всё громче. Прощальные лучи солнца прорывались сквозь толщу серых тяжёлых туч, желая как можно дольше пробыть на земле. Но пасмурный Вечер был непреклонен — настало его время, а значит, ни одному солнечному лучу не остаться на земле дольше положенного срока.

Молчал и Рэй. Ему нечего было сказать. Он никогда не смог бы примириться и пойти по этому пути добровольно. Отвратительно, горько и жутко ему было осознавать, что во всём этом была и его вина. Он не боялся того, что ждало его впереди. Ему было страшно от мысли, что уже совершено, и не представлялось никакой возможности это исправить. О, лучше бы тот день, когда он нашёл злосчастную Звезду, никогда не наступал!

— А как же моя первая Звезда? — спросил Рэй, сжав в руке медальон. — Это тоже были вы?

Мистер Бартлетт, всё ещё глядя в окно, покачал головой:

— Не думаю, что ты поверишь моим словами, но уже нет смысла утаивать правду. К падению первой, найденной тобой Звезды, я непричастен. В тот же вечер, когда ты оказался в Старрэйн-Мэнор, я провёл несколько манипуляций и узнал, кому она принадлежала. Помнишь ли ты об убийстве Ричарда Шарпа?

— Он был вашим другом.

— Да, другом… Один такой друг мог бы заменить десяток врагов. Правда, когда-то он выказывал жгучее желание стать моим другом, но на деле же преследовал совсем иные цели.

Рэй взглянул на него с непониманием: раз уж он решил разделаться с любой ложью, что окружала его всё это время, значит нужно идти до конца.

— Мистер Шарп был значительно старше меня. Проворный и энергичный джентльмен, он забавлял меня своими рассказами и подкупал своей непосредственностью. Но с первых дней появления в нашем доме, он принялся шпионить и выведывать. Досыта накормленный городскими слухами, он составил собственное представление о тайнах нашей семьи. В колдовство и жертвоприношения он, конечно, не верил. Теория мистера Шарпа была значительно ближе к истине. Он был уверен, что в поместье скрыт некий механизм, способный поработить весь мир. И ему не терпелось увидеть подтверждение своим догадкам.

— Что же вы тогда сделали?

— Я — ничего. За меня всё сделал мой проницательный и дальновидный родитель. Когда отец понял, что кроется за льстивыми речами и уверениями в нерушимой дружбе, то отказал мистеру Шарпу от дома. Поначалу я был огорчён и даже зол, но в моей жизни произошли события, которые вытеснили этот эпизод. На долгие годы я и думать забыл о существовании Ричарда Шарпа. Пока год назад он снова не объявился на пороге моего дома. Это произошло всего за день до нашей с тобой встречи.

Он вздумал шантажировать меня намерением пойти в полицию и сказать, что в Старрэйн-Мэнор находится некое опасное оружие. Чтобы этого не произошло, я должен был открыть секрет, который не давал ему покоя все эти годы. Большая часть его слов звучали, как бред умалишённого. Разумеется, я не мог рассказать правду. Я велел ему уйти и более не досаждать мне визитами. А уже через несколько дней узнал о его смерти. Но я не был к ней причастен. Мистер Шарп не вызывал во мне ненависти, одну жалость. И я не желал ему зла, но хотел, чтобы он оставил навязчивую идею разгадать тайну этого дома.

— Раз первая упавшая Звезда принадлежала мистеру Шарпу, — Рэй отошёл от стола и устало опустился на платформу, — значит это действительно были не вы. Но я знаю, кто расправился с ним.

— Знаешь? — в голосе мистера Бартлетта промелькнуло неподдельное удивление. — Но откуда?

— В тот день, когда я оказался в логове Кошачьего Глаза, он случайно упомянул об убийстве знатного джентльмена в тёмном переулке, — сказал Рэй. — Я сопоставил то, что узнал ранее и понял — это был мистер Шарп. Я не решался рассказать вам, ведь думал, что он был вам дорог.

Мистер Бартлетт подошёл и сел рядом с Рэем. Когда-то, будто в другой жизни, на этой ступени, он рассказывал мальчику о мире Звёзд, о силе его медальона и Звёздных часах. Обо всём том, что потеряло для юного Хранителя всякий смысл.

— Благодарю за твоё великодушие, Рэй. Ричард Шарп был далеко не лучшим человеком. Но есть вещь, за которую я должен быть вечно ему благодарен: именно его упавшая Звезда помогла мне найти тебя на многолюдных улицах Лондона.

И снова Рэй ничего не ответил. Увы, сейчас он не был уверен, что эта встреча стала для него счастливой.

— А что до Кошачьего Глаза... Его земной путь был завершён с моей помощью. Что мне оставалось делать, дорогой Рэй? Он стал ещё злее и опаснее. Он был одержим мыслью, что лишился прежней жизни по твоей вине. Разве мог я рисковать? Он назначил мне встречу и потребовал, чтобы я «отдал ему тебя для справедливой расплаты», а иначе грозил большими неприятностями. Тогда я предложил ему сделку: исцеление ото всех его ран и недугов, в обмен на обещание, что он никогда более не появится на твоём пути. Разумеется, я не поверил бы его словам, даже если бы выпитое им зелье оказалось чудодейственным. Не произошло ни того, ни другого: Роджер Тэтчер по прозвищу Кошачий Глаз, забравший жизни многих, безболезненно уснул вечным сном. Ты можешь осуждать меня, мой мальчик. Вероятно, я и впрямь заслуживаю самого гневного осуждения. Но я ни о чём не жалею.

За окном блеснула молния, озарившая лицо Рэя и его глаза, полные невыплаканных слёз. Он глядел на волшебные предметы Мастерской Звёзд, но видел поблекшие обрывки воспоминаний. Всё ушло. Всё потеряло былой смысл. И никогда уже не обретёт нового.

— Я верил вам! — с горечью воскликнул Рэй. — Я так вам верил... Больше, чем себе.

— Меньше всего на этом свете я хотел причинить тебе боль. Пойми, я не мог отступить от своего замысла. Но о том, чтобы рассказать тебе обо всём начистоту не могло быть и речи. Стоило мне узнать твой характер, как я понял — это невозможно! Я снова потерял бы тебя. Потерял спустя столько лет поисков. Я не мог допустить и мысли об этом! Ведь ты должен был оказаться совсем другим — жизнь на улице, долгие годы лишений и испытаний каждого превратили бы в обозлённого циника. Но не тебя. Похоже, ты был рождён, чтобы опровергнуть все бессердечные жизненные истины.

— Я был рождён, чтобы ошибаться.

— Как и все смертные.

— Но не так ужасно, как это сделал я.

Рэй поднялся и, на неверных ногах, направился к выходу из Мастерской. Глядя перед собой, он старался не потерять равновесие и как можно скорее покинуть это место.

— Я жалею лишь об одном, — услышал он слова изобретателя, — о том, что разбил твои надежды. Но я ничуть не раскаиваюсь в содеянном. Ибо те, кого я лишил жизни, получили по заслугам.

Рэй остановился в нескольких шагах от лестницы, ведущей к входной двери. Почувствовал, как внутри снова закипает былая ярость, как разум сопротивляется желанию уйти. Он крепко сжал руки в кулаки, стиснул зубы, проговорил:

— Так же, как не раскаиваетесь в том, что погубили моих родителей?

Три заключительных слова вспыхнули, словно удар молнии в кромешной тьме. Тишина стала почти ощутимой — холодная и колючая, она окутывала диким терновником, пробираясь в потаённые уголки сознания.

Рэй нашёл в себе силы обернуться. Мистер Бартлетт по-прежнему сидел на платформе, руки его тоже были сжаты в кулаки. Он глядел в пол: его сосредоточенное лицо отражало смятение, борьбу, отчаяние. И... боль? Он посмотрел на Рэя. Этот тяжёлый безысходный взгляд мальчик запомнил на всю оставшуюся жизнь.

— Откуда бы ты ни узнал об этом, — тихо и медленно произнёс мистер Бартлетт, — я не стану оправдываться. Для этого поступка мне не найти достойного оправдания. Я могу рассказать тебе, как всё произошло. Рассказать всю правду, до единого слова. Если ты готов выслушать меня.

— Как я могу верить вам? Как могу быть уверен, что вы говорите мне правду?

— Я скажу тебе то же, что говорил прежде: ты волен делать свой выбор.

И вновь слова из прошлого, такого призрачного и далёкого! Рэй горестно покачал головой в ответ на собственные мысли и стал подниматься по лестнице. Одна ступень, вторая, третья. Но неужели он сможет уйти, отказавшись от призрачной возможности услышать о тех, кого никогда не видел, но так горячо любил? Неужели даже не попытается докопаться до истины? Рэй остановился. И пусть одна его часть протестовала против этого решения, именуя неверным, другая заставила уступить ему.

Он должен был выслушать этот рассказ в память о родителях.