14. Месяц.
Прошёл месяц — почти неуловимо. Как будто кто-то открыл окно, и все дни пронеслись вихрем сквозь лето, оставив на щеках только солнечные поцелуи, следы тёплого ветра и запах полевых цветов.
Софа и Лу... сблизились. Не громко, не броско. Без громких признаний или бурных сцен. Просто — как дыхание, как роса на траве по утру. Они всё чаще были рядом. Сначала случайно, потом чаще — и потом уже даже молчание между ними стало значимее, чем чьи-либо слова.
Лу, тот самый Лу, что всегда держал расстояние, не любил прикосновений и сторонился телесной суеты, вдруг всё чаще тянулся к ней. Не навязчиво — скорее, как будто сам не замечал. Дотронуться до локтя, придержать её за талию, пока она смеётся и спотыкается на кочке. Остаться рядом, когда она уснёт на скамейке под деревом, усталая от жары, и положить её голову себе на плечо. Просто быть.
И Софа, хоть и не всегда говорила об этом вслух, чувствовала каждый его жест — тонкий, бережный, будто он боялся испортить хрупкость, в которой они оба находились.
Каждый вечер Лу приносил ей цветы.
Иногда — скромный жёлтый тюльпан, чуть скошенный на бок, будто смущённый. Иногда — яркий, алый, пылающий как сердце. Иногда белый, как первый снег, с капелькой росы на лепестке. Она ни разу не спрашивала, зачем он это делает. Просто принимала с тёплой улыбкой и уходила к себе в комнату. Там, в тишине, она раскладывала каждый цветок, аккуратно засушивала лепестки между страниц старой толстой книги и вклеивала их в папку. К каждому цветку — дата. Иногда — маленький стикер с тем, о чём они говорили в этот день. Это была её маленькая летопись. Летопись влюблённости, которую она боялась называть вслух.
Лу научил её играть на гитаре. Софа сперва стеснялась — пальцы не слушались, струны резали подушечки, аккорды не складывались. Но он был терпелив. Сидел рядом, брал её руки в свои, помогал правильно ставить пальцы. В такие моменты она часто замирала — не от неловкости, а от того, как нежно он к ней прикасался. В этих прикосновениях было больше, чем во всех словах, что она когда-либо слышала.
— Ты учишься быстрее, чем я думал,"— говорил он однажды, когда она смогла сыграть три аккорда без ошибок.
— Потому что ты хороший учитель.
Алекс, конечно, был всегда где-то рядом. То случайно «оказывался» на их прогулках. То устраивал ночные посиделки, надеясь подвинуть сюжет их отношений вперёд. То вдруг звал Лу поговорить, как раз в тот момент, когда тот набирался смелости что-то сказать Софе. Он не был против их — наоборот, он был главным болельщиком. Просто... ему нравилось слегка подтравливать, наблюдать, подталкивать. Будто режиссёр, ставящий романтическую пьесу на сцене деревенского лета.
— Ты опять хотел ей сказать, да? — спрашивал Алекс, хлопая Лу по плечу, когда тот возвращался в себя после сорванного момента.
Лу только вздыхал, сжимая гитарный медиатор в руке.
— Она слишком...
— Хороша?
— Да. И слишком настоящая.
Алекс смеялся.
— Так иди и стань настоящим рядом с ней.
Время между ними текло мягко. Без навязчивости, без ожиданий. Просто рядом. Иногда — с гитарой. Иногда — с клубникой на подоконнике. Иногда — под дождём, когда Софа выбегала босиком на улицу, а Лу прикрывал её от капель своим свитером, фыркая и ругаясь на немецком.
Она смеялась, будто не замечая, как он меняется рядом с ней. Как его плечи стали мягче, голос — теплее. Как он начал сам искать повод дотронуться до её пальцев. Как глядя на неё, он забывал о том, что когда-то не умел выражать чувства.
И она, хотя и не признавалась, чувствовала это всей кожей. Она подмечала, как его взгляд задерживался на ней чуть дольше. Как он пытался ловить каждую её реакцию. Как хранил её слова, будто что-то очень ценное. И именно поэтому она берегла каждый цветок от него — потому что он не просто дарил их. Он дарил внимание.
Однажды она застала его в своей комнате — он стоял у стола, разглядывая папку, в которую она вкладывала засушенные тюльпаны. Он не трогал, просто смотрел. И когда она вошла, он повернулся к ней с мягкой, почти робкой улыбкой.
— Ты хранишь их...
— Ты же каждый день даришь. Я не могу не сохранить.
Он не ответил. Только подошёл ближе. И впервые сам взял её за руку — не просто мимолётно, не как раньше, а уверенно, тепло, с дрожью в пальцах.
— Софа... — начал он. — Я...
И, конечно же, дверь распахнулась.
— СОФА! Я нашёл...— Алекс замер на пороге. — О. Простите.
Софа резко выпрямилась, вырвав руку.
— Ты... специально, да?
Алекс вскинул руки.
— Клянусь, случайно! Я думал ты одна.
— Ты ВСЕГДА думаешь, что я одна, в момент, когда я не одна!
Лу только опустил взгляд и вздохнул, но на его губах всё равно осталась тень улыбки.
Алекс вышел с виноватым лицом и сдавленным смешком. А Софа повернулась к Лу:
— Когда-нибудь ты всё же скажешь то, что хочешь, пока он не влетит.
Он чуть улыбнулся.
— Обещаю. До конца лета. До первого снега. До...
— До следующего тюльпана?
Он кивнул.
— До следующего тюльпана.