Возвращение в далёкое прошлое
День второй. Среда.
Здравствуй, Дорогой Дневник! Как видишь, я пишу тебе, а это значит, что я выжила. Но чтобы выжить нужно сначала хотя бы жить, нет? Однако была ли я жива? Не является ли всё происходящее со мной банальным кошмаром? Я даже не знаю, правда. Давным-давно я слышала довольно много теорий о том, куда попадает человек после смерти. Абсурд! Что я пишу? Конечно, человек после смерти отправляется в землю, но вот куда отправляется его духовная сущность, в народе прозванная душой? Да и есть ли она? Чёрт её разберет, правда. Но не в этом суть. Я говорила о том, что раньше от разных людей слышала всевозможные теории о том, куда всё-таки девается эта духовная сущность. Одни яро доказывали, что душа праведного, доброго и справедливого человека отправляется в Рай, а душе плохого человека вечно вариться в котле возмездия. Но что есть хорошо, а что есть плохо? Скажем, был какой-нибудь Василий, который ценой своей жизни спас Егора от автомобиля, нёсшегося на большой скорости. Егор, допустим, заслушался в наушниках свою любимую песню и совершенно не заметил, как вышел на пешеходный переход на красный цвет. А добродушный Василий проходил мимо и увидел опасность, надвигавшуюся на подростка Егора. Вот и спас его, вытолкнув подальше и самолично угодив под колёса. А у Василия, скажем, было трое детей, которых он оставил одних. Вот с какой точки зрения рассматривать данный пример, скажи мне, Дневник. Хорошо ли поступил Василий или нет? На одной чаше весов — безрассудный шалопай, который ничего не видит дальше своего носа, а на другой — трое маленьких детей. Вот Тебе задачка. Подумай над ней на досуге, хорошо?
К сожалению, мне всегда казалось, что моя душа мертва. Но оказалось, что это не так. Она просто изранена, изрезана и истерзана. Сколько себя помню, постоянно зашивала рваные раны своей души джинсовыми нитками, припаивала их паяльником, затыкала тряпками. Но всё равно было больно. Только рана начинала заживать — её снова заставляли расходиться. И так было всегда. Мне всегда было больно. Любая мельчайшая деталь могла выбить меня из строя. Ох, Дневник, я всю свою жизнь была очень ранимой, всегда всё принимала близко к сердцу. И каждый раз мне делали больно, даже не замечая этого. Люди, к сожалению, очень жестоки. Не спорю, я жестока ничуть не меньше них. Такова наша природа, да? Со стороны, наверное, виднее, нет? Что скажешь? Знаешь, прошлой ночью мне действительно стало немного легче. Я поговорила хоть с кем-то, начала писать в Тебе свою историю. Легче, правда. Я представляю Тебя как своего хорошего друга, которого, как оказалось, у меня никогда не было. Печально, но ничего не сделать, верно?
Когда я была счастлива? В детстве? Наверное. Да, в те годы у меня были приятели, с которыми мы играли во всевозможные игры. Было весело. Особенно хорошо я общалась с девочкой по имени Мира. Но, знаешь, как это бывает обычно — появляются новые ребята, а о тебе забывают. Так и случилось. Постепенно мы стали отдаляться друг от друга, Мира перестала приходить ко мне, а я в свою очередь к ней. Не хочу об этом.
Уставшая душа искала приют, но так и не смогла его найти и затерялась в закоулках грязных и порочных улиц, сверху донизу кишащих одноклеточными тварями. Думаешь, это испортило её? Нет. Ошибаешься. Она смогла выстоять и спастись. Но какой ценой?
— Я хочу напиться и падать, влюбиться и плакать.
Но чем? Но в кого?
Рядом нет ничего и никого кроме пустоты, поглотившей меня так давно, что я уже и не припоминаю, когда это случилось. А, быть может, я и родилась такой. Чёрт её разберёт. Плевать.
— И до сих пор у рёбер свет, и нет, я сердцем не ослеп.
А может и ослепла? Я не знаю. Как это проверить? Не подскажешь? А можешь ли ты меня спасти, помочь мне? Нет, не можешь. Мотаешь головой, думая, что я ошибаюсь. Нет, я никогда не ошибаюсь. Я знаю, что никто не сможет мне помочь. К примеру, ты — простой кусок испачканной целлюлозы, и? Как ты мне поможешь? Я пишу в тебя всё, что меня когда либо волновало, но это мне не помогает. Напротив. Я снова переживаю эти моменты, которые когда-то делали мне больно. А это заставляет старые раны снова расходиться, чёрт возьми. Но по своей натуре я не могу держать долго всё в себе. Соглашусь, отвратное качество. Могу первому встречному человеку вывалить все свои переживания. Я избавлялась от этого. Но перестаралась. Стала закрытой, а этот ком боли и переживаний лишь рос во мне, охватывая каждый участок моего больного во всех смыслах тела.
Обеими руками обхватываю горячую кружку, в которой находится неведомая мне жидкость, которая должна была заменить мне чай, но у неё это не вышло. Печально. Знаешь, в сложившихся условиях найти чай довольно сложно, почти невозможно. В детстве мы с братом собирали полевые травы, из которых заваривали чай. Например, из душицы и зверобоя. Иногда лезли в огороды к односельчанам за мятой или мелиссой. Ой, чего мы только не делали! Представляешь, иногда по ночам ходили воровать клубнику или грушу. Бывало, что и картошку из чужого сарая выволакивали. Незаметно, конечно. Бедное было время, но весёлое. Как-то раз нас с братом поймали. Нам нужно было перелезть через забор с полным картошки полиэтиленовым пакетом. Брат подсадил меня, я перелезла. Он должен был перекинуть мне пакет, а позже перелезть сам. И что ты думаешь? Представь, полночь. Лишь тусклый месяц лениво освещает округу. Ветви деревьев мирно покачиваются от блуждающего среди листьев ветра. Стрекотание кузнечиков и пение сверчков. С недалёкого заброшенного и обросшего тиной пруда слышится кваканье лягушек. И остальные неведомые звуки наполняют эту прекрасную ночь. Ты выходишь на крыльцо справить нужду и за сараем слышишь то, как некто приглушённо отзывается благим матом, пытаясь перелезть через твой забор. На этот участок не попадает свет месяца. Лишь странный силуэт виден тебе. Страшно? Раньше я бы испугалась. Но, конечно, это был никакой не чёрт или дьяволёнок. Брат зацепился ногой о гвоздь, торчащий из доски деревянного забора, и разодрал себе бедро. Дядя Миша, которого в округе нелестно называли «Михайло Потапычем» в силу его плотного телосложения, схватил своё охотничье ружьё и прописал брату солью по мягкому месту, что тот аж подпрыгнул от неожиданности и перелетел через забор. Мне было смешно, а брату больно, однако каждый раз на мой вопрос:
— Больно?
Он с мужской твёрдостью отвечал:
— Нет, ерунда, — но продолжал одной рукой придерживать себя за пятую точку, радуясь, что из-за темноты я не вижу его слёз.
Ох, как долго он потом сидел в тазике с холодной водой. Боже, вспоминаю и смеюсь. Он после этого чуть больше недели не мог сидеть и ел стоя, прикрываясь фразой: « Стоя влезает больше.» Соскучилась я по этому надоедливому дураку. Помнится, вчера я писала о том, что хотела позвонить ему, пока не отрубится вся связь, верно? Продолжу своё повествование с того самого момента, если Ты не возражаешь.
Я дрожащими руками нашла в контактах его номер и, прижавшись как можно сильнее к холодной плиточной стене ванной комнаты, нажала на зелёный значок исходящего звонка. На моё огромнейшее счастье связь ещё присутствовала, что подтверждалось долгими гудками в трубке моего старенького смартфона.
— Чёртов придурок, возьми хренову трубку! — кричала я.
Я насчитала двенадцать гудков. Меня выбросило на главный экран. Я позвонила еще раз. Как я возненавидела эти чёртовы гудки и того, кто их только выдумал!
— Прошу, возьми трубку, пожалуйста.
На другом конце провода мне ответили.
— Кира? Кира, это ты? — ответил родной голос.
По моим щекам потекли горячие слёзы.
— Макс? — не верила я. — Да, да, это я, — сказала я, кулаком вытирая всё подступающие слёзы.
— Я так рад тебя слышать. Боже, как ты? Как твоя жизнь?
Было ясно, что брат еще не знал о произошедшем.
— Макс, где ты? Где ты сейчас? — проигнорировала я его вопросы.
— Дома, а что такое? — обеспокоенно спросил он.
— Не выходи никуда, хорошо? Пообещай мне. Обещай.
— Я не понимаю. Что стряслось? Почему мне не нужно куда-либо выходить? — непонимание происходящего постепенно напрягало брата.
— Обещай. И никого не впускай в дом, понял? Лучше будет, если ты закроешься.
— Чёрт возьми, сестра, что за фигня происходит? О чём ты говоришь? Я ни слова не понимаю. Объясни.
— Включи телевизор и как можно быстрее.
Я услышала характерный звук, исходящий от нажатия кнопки питания на нашем старом телевизоре. Звук новостей. Голос диктора. Некоторое время брат молча смотрел в экран телевизора. Видимо, не мог поверить в то, что всё это происходит наяву. Спустя некоторое время он поднёс телефон к уху.
— Какого..
— Такого.
— Где ты сейчас? Я приеду за тобой, — твёрдо произнёс он.
— Ты рехнулся?
— БЛЯТЬ, ГДЕ ТЫ СЕЙЧАС?! — кричал он. До того момента я никогда не слышала, чтобы он поднимал на кого-либо голос. Тем более на меня.
— Я в безопасности. Прошу, сиди дома и никуда не выходи.
— Сидеть дома? Сидеть дома? Ты серьёзно? Когда в мире творится такая херня, моя сестра находится Леший пойми где, я должен спокойно сидеть дома и попивать чаёк из зверобоя?!
— Да. Я сама приеду.
— Ты вообще думаешь, о чём говоришь? Одно дело — это мужик с битой добирается на тачке через всю республику к своей сестре, а другое дело — это девчушка с вилкой идёт пешком. Ты с ума сошла?
— Ты меня недооцениваешь. Как обычно.
Он пропустил мои слова мимо ушей.
— Я приеду. Говори адрес. Уже к утру буду у тебя. Скорее.
Я, сдавшись, назвала брату адрес своей квартиры. Он бы всё равно не уступил. Уж очень он был самоуверенным. И никогда не менял своих решений. Я принялась перепроверять содержимое своего туристического рюкзака, по возможности что-то из продуктов заменяя на более свежее. Я всю ночь просидела у окна, боясь упустить из виду машину брата. Въезд и выезд из нашего двора был лишь один, и его я видела из окна. Ночью кто-то неистово кричал на верхнем этаже. Там жила лишь одна семья — Церковниковы. Хорошая была семья — отец, мать и трое детишек: два мальчика и одна девочка. Была. Наступило утро, но ни одна машина за всё это время не въехала в наш двор. Связи уже не было. Я не теряла надежду и продолжала ждать. Поначалу я убеждала себя в том, что он задерживается из-за пробок, случившихся в силу переполоха во всем мире, или проблем с машиной, но когда настенные часы показали 19:34, я поняла, что это конец, и брат не приедет. Сейчас версии с пробками и поломкой машины казались мне куда более пугающими, ведь те твари могут поджидать его где угодно. Я не находила себе места, постоянно ходила по квартире туда-сюда, говоря себе, что я должна его дождаться. Здравый смысл подсказывал мне, что уж очень велика вероятность того, что он не придёт никогда. Но огонёк надежды, горящий во мне, твердил, что я должна ждать и верить. Огонёк стремительно начал потухать, когда в квартире через стенку я снова услышала эти ужаснейшие крики и... рычание какого-то неведомого мне зверя. Надо было уходить. Но куда? Как? Выйти на улицу — это самоубийство даже с битой и мачете, которыми до этого я никогда не пользовалась. Особенно ночью. Тогда я решила дождаться утра и уйти из этой квартиры. Неведомая мне сила толкала меня вперёд, говоря, что уходить нужно как можно скорее. Выйти через подъезд пешком, преодолеть шесть лестничных пролётов казалось мне невыполнимой миссией. Я решила выйти. В окно. Шучу. Через окно, спустившись по пожарной лестнице. Прямо перед рассветом.
Немного отступаю от повествования. Интересно, как там Лидия Петровна? А мои коллеги? Надеюсь, их сожрали. Не хотелось бы как-нибудь встретиться, прогуливаясь по пустынным улицам города W. Хотя, даже если и встретимся, думаю, для этих уродов встреча будет не из самых приятных. С радостью разнесу их тухлые головы в месиво. Уж простите, такие нынче нравы. Хотя нет, я шучу. Забираю извинения обратно. Так вам и надо, сволочи. Прошло довольно много времени с того самого дня. Мир преобразился в худшую сторону, в городах царит полная разруха. Люди, что смогли выжить, дерутся между собой ради «уцелевших» и протухших консервов. Да, дороговато стала стоить сейчас консервная баночка тушёнки или рыбы. Как видишь, Дневник, сейчас даже испорченные продукты высоко ценятся. А знаешь, что сейчас ценится больше еды? Оружие, конечно. Однако согласись, если у тебя есть куча оружия, но нет мозгов — это проблемка. Очень важна стала хитрость. Я бы даже сказала, хитрожопость. Её мне не занимать. Но по-прежнему страшнее тех тварей остаются лишь люди. Помню, как в школе у меня часто спрашивали, не страшно ли мне жить прямо у кладбища, на что я отвечала одной, как мне кажется, умной фразой: «Боятся нужно не мёртвых, а живых». Собственно, ничего не изменилось. Сердца людей, вмиг потерявших всё, очерствели, огрубели и ожесточили. Как я уже упомянула выше, убивать стали за еду. Да и просто так. На всякий случай, вдруг нападёт. За одежду. За оружие. За жилище. Спросишь, убивала ли я людей из-за чего-то выше перечисленного? Приходилось, но только в целях самообороны. Несколько раз.
Представляешь, сегодня мне приснился Николай, хотя спала я всего лишь минут тридцать. Смеюсь. Надеюсь, что с ним всё хорошо, как и у его дамы сердца. Как никак, они мне ничего плохого не сделали. Сердцу не прикажешь, так ведь? Я отпустила. Давно уже. Живётся ли мне легче? Определённо. Да и не до сопливо-ванильных мыслей мне сейчас, верно?
Хочу чай. Нормальный чай. Завалиться бы на диван перед телевизором и смотреть какую-нибудь дурацкую русскую передачу или ток-шоу. Раньше их терпеть не могла, а сейчас жутко хочется вернуть те времена и смотреть всё подряд. И скучаю по музыке. Заснять бы мои драки с Рычунами и наложить сверху песни группы Linkin Park. Думаю, «In The End», «What I've Done» и «New Divide» отлично бы подошли для этого. Обожаю их треки. Хочу, чтобы по мне сняли клип. Ха-ха-ха. Ну, а почему нет. Ладно, ладно. Размечталась, знаю. Помню, еще любила песни Enrique Inglesias. Сейчас бы надеть наушники и проникнуться этой атмосферой, чёрт. Но ничего не поделаешь, верно? Спасибо дорогим учёным, пытавшимся найти вакцину от нового вируса, возникшего из ниоткуда. Подозреваю, что вирус был выведен искусственно, дабы подорвать экономическое могущество некоторых держав, но вышел из-под контроля и растёкся по всему миру. А учёные, пытавшиеся вывести от него вакцину, допустили серьёзную ошибку. Кто знает, случайно ли они ошиблись или же специально? Сейчас мы уже не узнаем ничего. Прививки от вируса растеклись по всему миру ровно так же, как и сам вирус. Многочисленные рекламы как на радио, так и на ТВ и в Интернете, твердящие в один голос: «Эта прививка спасёт Вас от заражения вирусом Q-1894-N. Пожизненная защита от вируса. И бла-бла-бла». Подозреваю, что как раз так-и те ребята, что привились, и стали разносчиками этой болячки. Видимо, под воздействием антител, содержащихся в прививке, вирус мутировал. Другого объяснения у меня нет, и, боюсь, не будет. Да и какая уже сейчас разница? Ну, найдут этих учёных [если они еще живы, конечно], ну, разорвут их. Кому от этого станет легче? Такое чувство, будто от того, что виновные будут наказаны, эта зараза в ту же секунду рассосётся и мир вновь станет прежним: мёртвые воскреснут, больные вылечатся, города снова отстроятся, а съеденные и переваренные соберутся обратно. Так что ли? Похоже на какой-то бред сумасшедшего, не думаешь?
Чёртова кружка! Снова я тебя замарала. Извиняюсь. Руки дрожат то ли от холода, то ли от нервов. Уже непонятно. Скоро мой запас ручек опустеет, придётся смотаться в какой-нибудь ближайший канцелярский магазин. Надеюсь, хоть пасты или ручки не утащили, ироды. Кому они нужны сейчас? Также надеюсь не нарваться на какую-то банду головорезов. Слышала, что они практикуют людоедство. Фу. Интересно, а своих они едят? Может, немощных и раненых они отправляют на скотобойню? Ошиблась, «людобойню» или «человекобойню»? Какой вариант будет лучше? Знаешь, я понимаю, что рано или поздно мой дневник кто-то найдёт. Хотелось, бы чтобы это был мой брат. Да, я всё еще верю. Хочу написать ему письмо. Пожалуй, посвящу этому целый день на твоих страницах, ты не против? Но это завтра. Если только «завтра» для меня наступит, в чём я не очень уверена. Нет, по-моему, на мой след еще никто не напал, но сейчас ни в чём нельзя быть уверенным.
Перелистнула страницы на вчерашний день. Ого, сколько я писала вчера. Ладно, не буду нарушать традицию и напишу столько же, сколько писала и в прошлый вечер.
Возвращаясь к повествованию прошедших дней, начну с того, что свой ранее описанный план я выполнила, но не в точности. Когда мои нелюбимые настенные часы, доставшиеся в «наследство» от хозяйки квартиры, в которой я проживала, показали два часа ночи и пятьдесят минут, а за окном начинало рассветать, я поняла, что пора идти. Я опасалась того, что хлипкая старая дверь моей квартиры не выдержит натиска этих голодных тварей, которых, на моё несчастье, за ночь прибавилось, что подтверждалось хором криков и рыков со всех сторон: и сверху, и слева, и справа, и снизу. Нужно было уходить. И делать это как можно скорее. Но я так и не придумала то, куда мне идти. Да, опрометчивый поступок, знаю. Я весь вечер и почти всю ночь думала об этом, но так ничего и не надумала. Дура.
Взвалив на свои плечи грузный туристический рюкзак, я открыла окно и поднялась на подоконник. Благо, пожарная лестница была прикреплена к стене в метре от моих окон. Кое-как дотянувшись одной ногой до первой ступеньки и вцепившись одной рукой за козырёк окна, я перенесла вес на правую ногу, дабы опробовать эту лестницу, ведь рухнуть с шестого этажа на бетон мне не очень-то и хотелось. Раздался скрип, но лестница держалась твёрдо. Молясь всем Богам, включая и Египетских и Древнегреческих, я обеими ногами встала на ступень и принялась неспеша слезать. Рюкзак очень мешал и тянул вниз, но делать было нечего. Можно было бы скинуть рюкзак из окна и спуститься без проблем, но я рисковала приманить к себе непрошенных гостей.
— Дура. Сидела бы дома, нет она выперлась чёрт пойми куда, — шёпотом ругалась я сама с собой, продолжая спускаться. — Вот сожрут тебя и будешь радоваться, что наконец померла, да?
Нет, конечно. Мне не хотелось погибать, тем более вот так.
— Мои руки не крылья, я самоубийца, — шептала я себе, спускаясь и обзывая всё вокруг всеми возможными плохими словами, что были в моём лексиконе.
С горем пополам мне удалось спуститься. Но куда теперь? Я не придумала ничего лучше, кроме как угнать чью-то машину. Знаешь, я даже почувствовала себя героем какого-то боевика или фильма ужасов, но на деле так и произошло. Умею ли я водить? Да! Есть ли у меня права? Нет! На кой чёрт они нужны в сложившейся ситуации? Верно! Они не нужны.
Ох, как долго брат учил меня кататься на велосипеде! Сколько синяков и ссадин у меня было в то время... Три шрама, оставшиеся с тех пор, напоминают мне о том нелёгком, травматичном, но в то же время весёлом времени. Как-то раз я заехала на каменистую дорогу, колесо моего велосипеда уткнулось в торчащий камень, и я почти перевернулась на этой дороге, небесными силами вылетев с сиденья велосипеда, сделав кувырок на камнях и растянувшись позже на обочине этой дороги, задыхаясь от слёз. Я разодрала колени так сильно, что мне было даже страшно на них смотреть. Брат, шедший за мной, прибежал на мой вой и почти два километра нёс меня на себе... Как он меня поднял — я не знаю. Мне было семь, а ему тринадцать. Он обработал мои раны, а позже вернулся за моим велосипедом. Жуть, как я скучаю по тем временам, по Максу. Засранец, я не верю, что ты погиб, чёрт, ты же живучий гад.
Однажды брат купался на речке вместе со своими друзьями: Федей, Мишей и Вовой. Они были очень дружны, эта троица всегда помогала нам, за что я до сих пор им благодарна. Брат с друзьями любил играть в «Задержи дыхание». Игра представляла собой небольшое соревнование: тот, кто просидел под водой дольше всех — тот выиграл. Макс был просто чемпионом в этой игре. Но однажды его азарт сыграл с ним злую шутку. Он зацепился ногой о старую рыболовную сеть, давно выброшенную в реку, запутался в ней и не мог всплыть. Его друзья решили, что он хочет побить свой рекорд и просидеть под водой как можно дольше... Благо, Вова вовремя смекнул, что что-то не так и ринулся под воду за Максом. Втроём им удалось вытянуть бездыханное тело моего брата, наглотавшегося речной воды. Они откачивали его двадцать минут, понимаешь. Если бы не они, я не знаю, что стало бы со мной. Их дружба была настоящей, без фальши и наигранности. Каждый был готов стать за другого горой. Мне с друзьями повезло меньше, ну, Ты знаешь.
Хорошо, не буду особо углубляться в подробности, если Ты не возражаешь. Я пойду на боковую, а ты отдыхай. Спокойной ночи. До завтра. Я надеюсь.
Спасибо.