15
Она попыталась, но у нее ничего не вышло.
- Сюда, - я притянул ее к себе ближе, чем следовало.
Ее ноги прижались к моим. Я почувствовал, как каждый нерв, каждый мускул в моем теле напрягся. И молил бога, чтобы она не почувствовала, как бешено бьется мое сердце. Я продолжал направлять ее, и после пары попыток, она запомнила шаги.
- Музыки-то нет, - сказала она.
- Уже есть.
Я стал напевать «Голубой Дунай» и скользил с ней по комнате, среди стоящих повсюду коробок. Танцуя, мы слегка сбивались с ритма, и мне приходилось еще сильнее прижимать ее к себе. И нельзя сказать, что я уж очень возражал. Я заметил, что она подушилась какими-то духами, от их запаха, и от того, что я напевал мотив песни, голова у меня пошла кругом.
Но продолжал скользить по полу, ведя ее по небольшому кругу, так, как нас учили, и жалея, что не знаю никаких других песен, чтобы можно было продлить этот момент. В конце концов, слова закончились, и мне пришлось остановиться.
- Вы танцуете просто божественно, моя дорогая Наён, - сказал я.
Какой же я придурок!
Она захихикала и отпустила мою руку, но не отодвинулась от меня.
- Адриан, я никогда не встречала никого, похожего на тебя.
- Ха, не сомневаюсь в этом.
- Нет, ты меня не понял. Я имела в виду, что у меня никогда не было такого друга.
Друга. Она сказала: друга. Это звучало намного лучше, чем «похититель», «тюремщик». И все равно недостаточно хорошо. Я хотел большего, и уже не столько из-за заклятья. Я хотел ее навсегда. Беспокоила ли меня уверенность в том, что единственной причиной, по которой мы до сих пор ни разу не поцеловались, единственной причиной, из-за которой она не хочет меня, была моя ужасная внешность? Несомненно. Но, может быть, если бы приложил к этому больше усилий, она бы смогла увидеть настоящего меня. Если не считать того, что теперь я и сам не знал, какой я на самом деле. Я стал другим - не только моя внешность, я весь изменился.
- Я ненавидела тебя за то, что ты заставил меня остаться здесь, - продолжила она.
- Я знаю. Но, Лора, я был вынужден, я не мог больше выносить одиночество. Только поэтому...
- Ты думаешь, я этого не вижу? Тебе, наверное, было так одиноко. Я все понимаю.
- Понимаешь?
Она кивнула, но мне хотелось, чтобы она возразила, хотелось, чтобы я сумел найти в себе силы отпустить ее, и услышать, как она скажет:
- Нет. Я останусь. И не потому, что ты меня заставляешь, или мне тебя жаль, а потому, что хочу быть здесь, с тобой.
Но я знал, что не могу сделать этого, да и она никогда так не скажет. Я задавался вопросом, почему она до сих пор не попросила отпустить ее. Значило ли это, что она больше не хочет уходить, что она счастлива? Я не смел надеяться. И по-прежнему вдыхал аромат ее духов - духов, которыми никогда раньше она не пользовалась. Наверное.
- Адриан, почему ты... такой?
- Какой именно?
- Забудь, - она отвернулась. - Прости.
А я вспомнил свою легенду.
- Я всегда был таким. Неужели я настолько уродлив, что противно смотреть?
Она не отвечала мне некоторое время, и не смотрела в мою сторону. На минуту мне показалось, что мы оба забыли, как дышать, и все рухнуло, разрушилось.
Но в конце концов она сказала:
- Нет.
Мы оба сделали глубокий вдох.
- Твоя внешность для меня ничего не значит, - продолжила она. - Я привыкла к ней. Ты был так добр ко мне, Адриан.
Я кивнул.
- Я же твой друг.
Мы провели в этой комнате весь остаток дня и даже не притронулись к учебникам.
- Я попрошу Юнги перенести завтрашние занятия на более позднее время, - сказал я Лоре.
Под вечер она сняла это зеленое платье и сложила его обратно в коробку. Той же ночью я - в свете луны - тайком пробрался наверх, забрал платье и положил его к себе под подушку.
Учитывая мое звериное обоняние, я без труда чуял легкий аромат ее духов. Где-то я читал, что запахи нередко будоражат воспоминания. Всю ночь платье пролежало в непосредственной близости с моим лицом, и я мечтал о том, как держу ее в своих объятиях, и о том, что она тоже желает меня. Но это было невозможно. Она же сказала, что я просто друг.
Но на следующее утро, когда Лора спустилась к завтраку, с распущенными блестящими локонами, я снова почуял этот аромат.
Это подарило мне надежду.
Комната Лоры находилась на два этажа выше моей. Как же было трудно уснуть, зная, что она здесь, рядом, спит одна-одинешенька. По ночам я практически ощущал ее тело, скользящее на белых прохладных простынях. Мне хотелось изучить каждую родинку на ее коже. И теперь я просто не мог успокоиться. Мои простыни казались мне такими горячими, временами потными, неприятными. До боли я желал, чтобы она оказалась в моей постели, представлял ее, лежащую в своей. Я засыпал с мыслями о ней, и просыпался - весь мокрый - на простынях, скрутившихся вокруг моих ног. Я представлял, каково это - прижаться к ней всем телом. Безумно хотел дотронуться до нее. В тот день, когда она примерила платье, я обратил внимание на то, что она смягчилась по отношению ко мне. Как бы то ни было, я знал, что накрасилась она для меня.
- Жаль, что мы не можем ходить в школу вместе, - как-то раз после урока сказала Лоре. - Имею в виду, что ты не можешь ходить в ту школу, где раньше училась я.
Она произнесла это, и я понял, что она по-прежнему хочет вернуться туда, но и со мной она тоже хотела бы остаться.
- Мне бы понравилось там?
Было уже за полдень. Я - без лишних церемоний - открыл окно, и лучи света коснулись ее волос, отчего они стали отливать золотом. Я хотел было протянуть руку и дотронуться до них, но не стал.
Она задумалась.
- Скорее всего, нет. Там все богатые и высокомерные. Я так и не стала для них своей.
А я стал. Сейчас меня это удивляло.
- Что сказали бы твои друзья, если бы увидели среди них кого-то вроде меня?
- У меня не было там друзей, - улыбнулась она. - Но я уверена, кое-кто из членов родительского комитета выступали бы против тебя.
Я засмеялся, представив себе эту картину. И абсолютно точно знал, о чьих родителях идет речь - нет, они не имели ко мне никакого отношения. Но это одни из тех, кто не пропускают ни одного собрания, всячески помогают школе и постоянно на что-то жалуются. Им до всего было дело.
Я помог ей собрать книги.
- «Я не желаю, чтобы какое-то чудовище сидело за одной партой с моим ребенком» - вот, что бы выкрикивали они на очередном собрании. «Я плачу этой школе огромные деньги. Вы не можете позволить всяким отбросам учиться здесь».
Она засмеялась.
- В точку.
Положив книги на стол, она устремилась к оранжерее. Это уже стало ежедневной традицией. После уроков мы шли обедать, потом читали, делились прочитанным - такое своеобразное домашнее задание для тех, кто никогда не выходит за пределы дома. Затем мы шли в оранжерею, там она помогала мне поливать и выполнять другую работу.
- Мы могли бы проводить наши занятия здесь, не правда ли, это отличная идея? - сказал я.
- Мне нравится.
- Тебе нужны какие-нибудь цветы? - я спрашивал ее об этом каждый день.
Если те, что стояли в ее комнате, начинали вянуть, мы срезали новые. Это единственный подарок, который я мог ей сделать, единственная вещь, которую она хотела от меня. Я предлагал и другие подарки, но она постоянно отказывалась.
- Пожалуй, да. Если только ты не будешь по ним скучать.
- Мне будет их не хватать. Но я получаю истинное наслаждение от того, что дарю их тебе, Лора,от того, что есть кто-то, кому я могу их подарить.
Она улыбнулась.
- Я понимаю, Адриан, - мы остановились у белой чайной розы. - Я знаю, каково это - быть одиноким. Я была одинока всю свою жизнь, пока... - она замолчала.
- Пока что? - переспросил я.
- Ничего. Забыла, что хотела сказать.
Я улыбнулся.
- Ладно. Какого цвета розы ты хочешь сегодня? В прошлый раз, по-моему, были красные, и, вроде, они стоят не очень долго, так ведь?
Она наклонилась и потрогала белую розу.
- Знаешь, в школе я по уши влюбилась в одного парня.
- Правда? - от ее слов мороз прокатился по моей коже, и мне стало любопытно, знаю ли я его. - И какой он?
- Идеальный, - она рассмеялась. - Типичный парень, на которых постоянно западают девчонки. Красивый. Популярный. Мне казалась, что он еще и умный, но, скорее всего, мне хотелось, чтобы он таким был. Мне не нравилось, что я стала одной из тех, кто клюнул на его внешность. Ну, ты знаешь, как это бывает.
Я отвернулся, чтобы не видеть своих лап на розах. На их фоне и в свете воспоминаний об этом красавчике я выглядел просто омерзительно.
- Это немного странно, - сказала она. - Люди придают такое большое значение внешности, но потом, со временем, когда ты узнаешь кого-то получше, ты перестаешь обращать на нее внимание, ведь так? Просто так они выглядят.
- Ты думаешь? - я придвинулся ближе, представляя, каково это - провести своим когтистым пальцем по ее ушку, коснуться ее волос. - Так как звали того парня?
- Джин. Ким СокДжин. Невероятное имя, правда? Его отец очень известный телеведущий. Каждый раз, когда вижу его на экране, я вспоминаю Джина. Они так похожи.
Я скрестил руки перед собой, чтобы сдержать рвущиеся наружу эмоции.
- И тебе нравился этот Джин лишь потому, что он потрясающе выглядел, и у него был богатенький папочка и невероятное имя?
Она засмеялась, как будто поняла, как мелочно это звучит.
- Ну, не только поэтому. Он был таким уверенным, бесстрашным. Я совсем не такая. Он говорил все, что думал. Разумеется, он и не подозревал о моем существовании, за исключением того единственного раза... это было так глупо.
- Нет, расскажи мне, - но я уже знал, что она скажет.
- Дело было на танцах. Ненавижу танцы. Чувствуешь себя так глупо, но если ты получаешь стипендию, ты должен присутствовать на них. Как бы то ни было, он пришел со своей девушкой. Ее зовут Кан Слоан, она ужасная стерва. Помню, как он прикрепил к корсажу ее платья великолепную белую розу, - свои розы она держала прямо перед собой. - Слоан была в ярости, потому что это была не орхидея, полагаю, она считала розы не достаточно дорогими. Но я помню, как подумала тогда, что если бы такой парень как Ким СокДжин подарил мне ту розу, я была бы на седьмом небе от счастья. И как только я подумала об этом, он подошел и подарил мне ее.
- Да? - я практически перестал дышать.
Она кивнула.
- Могу поспорить, для него это было мелочью, но мне, за всю мою жизнь, никто никогда не дарил цветов. Никогда. Я всю ночь смотрела на ту розу, на то, что чашечка, в которой находился цветок, была похожа на маленькую ручку. На ней даже были капельки воды, чтобы она дольше сохранила свежесть. А запах. Пока я ехала домой на метро, я, не переставая, нюхала ее, а затем засушила в книге, чтобы всегда помнить об этом.
- Ты до сих пор ее хранишь?
Она снова кивнула.
- Она там, в книге наверху. Я принесла ее с собой. В тот понедельник я хотела найти Джина, еще раз поблагодарить его, но он не появился. На выходных он заболел и пропустил остаток учебного года. А потом уехал учиться за границу. Больше я его не видела.
Она выглядела грустной. Я представил, как бы смеялся над ней, если бы она подошла ко мне в тот понедельник и поблагодарила за то, что я подарил ей старую сломанную розу. Я бы расхохотался ей прямо в лицо. Впервые в жизни я был рад, что не попал в школу в тот понедельник. Кеда защитила ее от меня.
- Хочешь, мы сейчас же нарвем тебе много-много роз? - спросил я.
- Мне нравятся те, которые ты дал мне, Адриан.
- Правда?
Она кивнула.
- У меня никогда не было красивых вещей. Хотя мне грустно смотреть, как они умирают. Желтые розы стоят дольше всего, но и этого слишком мало.
- Поэтому я и построил оранжерею, чтобы розы окружали меня круглый год. Как будто зимы не бывает, даже не смотря на то, что скоро выпадет снег.
- А я люблю зиму. Уже почти Рождество. Я скучаю по возможности выйти на улицу и потрогать снег.
- Извини, Лора. Мне жаль, что я не могу дать тебе все, что ты хочешь.
Но я пытался. Я очень старался сделать мир вокруг нее идеальным: приносил ей розы, читал стихи. Все, что требовалось красавчику Ким СокДжину, чтобы она влюбились в него - просто шагать по этой планете со своей симпатичной мордашкой. Если бы ее заперли здесь с ним, она была бы счастлива. А вынужденная торчать тут со мной, она думала о нем. Но принимая во внимание все происходящее, мне уже не стоило возвращаться к своему прежнему облику, даже если бы я мог. Я бы жил как мой отец, у которого нет ничего, кроме его внешности и денег. Я бы был несчастен и даже не знал, почему.
Если бы меня не заколдовали, я так никогда бы и не узнал, чего лишился. Теперь я, по крайней мере, знаю. Если даже я останусь таким навсегда, это будет лучше, чем быть тем, кем я был до этого. Достав из кармана садовые ножницы, я нашел самую красивую белую розу и передал ее ей.
Я хотел дать ей все, даже свободу.
Я люблю тебя, - подумал я.
Но вслух не произнес. Нет, я не боялся, что она рассмеется мне в лицо, она была совсем не такой. Я боялся худшего - что она не ответит мне взаимностью.
Позже, в комнате Юнги, я сказал ему:
- Она никогда меня не полюбит.
- Почему ты так говоришь? Все идет хорошо. Мы неплохо проводим время на уроках. И я чувствую химию между вами.
- Ага, наверное, потому, что это уроки химии. Но меня она не хочет. Ей нужен нормальный парень, который сможет долго гулять с ней по снегу, который вообще просто сможет выйти из дома. Я - чудовище. А ей нужен человек.
Юнги подозвал Холли и что-то ему прошептал. Собака подошла ко мне.
Юнги сказал:
- Адриан, я могу доказать тебе, что ты гораздо человечнее, чем большинство людей. Ты очень изменился.
- Но этого недостаточно. Я не выгляжу как человек. Стоит мне только выйти на улицу, как при виде меня люди станут кричать. Для большинства из них внешность имеет колоссальное значение. Это реалии нашего мира.
- Только не моего.
Я погладил Холли
- Мне нравиться твой мир, Юнги, но таких, как ты, мало. Я собираюсь отпустить ее.
- И ты считаешь, это именно то, чего она хочет?
- Я уверен, что она никогда не полюбит меня, и...
- Что?
- Ты хотя бы понимаешь, каково это - хотеть дотронуться до кого-то, а нельзя. Если она меня не полюбит, ни к чему мучиться.
Юнги вздохнул.
- Когда ты скажешь ей?
- Не знаю, - мое горло нестерпимо жгло, когда я пытался произнести эти слова.
Было бы нечестно просить ее навещать меня. Скорее всего, она будет делать это из жалости, у меня уже был шанс влюбить ее в себя, и я его упустил.
- Но скоро.
- Я позволю ей уйти, - сказал я Кеде в зеркале.
- Что? Ты псих?
- Нет, но я ее отпускаю.
- Да почему?
- Нечестно держать ее здесь, как мою пленницу. Она не сделала ничего плохого. Она должна быть свободна, чтобы делать то, что захочет, чтобы иметь свою собственную жизнь, гулять по этому идиотскому снегу, - я вспомнил постер, который висел в комнате одной моей знакомой.
На нем была изображена бабочка и подпись «если ты любишь что-то, отпусти». Не стоит и говорить, что раньше эти слова казались мне супертупыми.
- По снегу? - переспросила Кеда. - Ты можешь снести свою оранжерею, и вот тебе снег.
- Аха. Она скучает по реальному миру.
- Джин, это же твоя жизнь. Это гораздо важнее, чем...
- Я не Джин, я Адриан. И для меня нет ничего важнее ее желаний. Я собираюсь сообщить ей об этом сегодня за ужином.
Кеда выглядела задумчивой.
- Это значит, что ты никогда не сможешь снять проклятие.
- Я знаю. Я в любом случае не собирался его снимать.
Этим вечером, готовясь к ужину, я помылся и причесал волосы. Услышав, что Милаа зовет меня по имени, я продолжал тянуть время. Я не хотел этого ужина, потому что, скорее всего, он станет для нас последним. Я надеялся, что Лора захочет остаться на ночь и уйдет только утром, или - еще лучше - задержится на несколько дней, чтобы собрать свои вещи: книги, одежду, духи - словом, все, что я ей подарил. Что я буду делать, если она уйдет, оставив их. Они будут лишь напоминать мне о ней, как будто она умерла
Ну и, конечно, я действительно, всем сердцем, надеялся, что она скажет: «О нет, Адриан, я даже и подумать не могу о том, чтобы уйти от тебя. Я так сильно тебя люблю. Но с твоей стороны было так мило и неэгоистично предложить мне уйти, поэтому дай, я тебя поцелую».
И мы бы поцеловались, проклятие было бы снято, и она осталась бы со мной навсегда. А моим самым большим желанием было - жить с ней вечно.
Но я не мог даже надеяться на это.
- Адриан! - Мила постучала в дверь.
Я опаздывал минут на пять.
- Входи.
Она влетела в комнату.
- Адриан, у меня есть идея, - я попытался улыбнуться.
- Тебе не нужно отпускать мисс Лору,Я думала о том, как дать ей больше свободы и всего того, что она хочет.
- Я не могу выходить на улицу, - я вспомнил девушку на вечеринке по случаю Хэллоуина. - Это невозможно.
- Не здесь, - сказала она. - Но послушай. Кажется, у меня есть идея.
- Мила, нет.
- Ты любишь ее или нет?
- Конечно, но все это безнадежно.
- Эта девочка тоже нуждается в любви. Я вижу это, - она жестом попросила меня сесть в кресло рядом с дверью. - Послушай вот что.
Уже стемнело, я стоял, уставившись в окно, до тех пор, пока на улице никого не осталось. Город, который Никогда Не Спит, уснул. Улицы опустели. Накануне вечером шел снег, и на тротуарах не было видно ничьих следов. Даже мусорные баки были еще полны.
- Куда мы идем? - спросила Лора, спустившись вниз.
- Ты мне веришь? - в ожидании ответа я затаил дыхание.
У нее были все основания не доверять мне. Я был ее похитителем, захватчиком, и неважно, что я скорее умру, чем причиню ей вред. Я надеялся, что спустя пять месяцев проживания со мной, она знала это.
- Да, - ответила она, казалось, удивившись этому не меньше, чем я.
- Мы идем в одно замечательное местечко. Думаю, тебе понравится.
- Мне следует взять с собой какие-нибудь вещи?
- У меня есть все, что тебе понадобится.
Подошел Юнги, и я повел Лору к запасному выходу из нашего здания. Я держал ее за запястье, но без применения силы. Она больше не была пленницей. И если она попытается убежать, я не стану удерживать ее.
Но она не побежала. Мое сердце питало надежду, что не сбежала она потому, что просто не хочет уходить, хотя, возможно, она просто не знала, что я не собираюсь ее догонять. Она следовала за мной к лимузину.
Лимузин организовал мой отец. После разговора с Милой, я позвонил ему на работу. Мне понадобилось немало времени, чтобы пробиться к нему в студию, но, в конце концов, я услышал знакомый голос, наполненный отцовской заботой.
- Джин, я почти в эфире.
На часах - четверть шестого.
- Это не займет много времени. Мне нужна твоя помощь. Ты передо мной в долгу.
- Я в долгу перед тобой?
- Ты услышал меня. Ты запер меня в Инчихоне практически год назад, и я не жаловался. Также я не рассказал историю чудовищного сына Ким Дживона, ведущего на канале Фокс. Признай это, ты мне должен.
- Чего ты хочешь, Джин?
Я объяснил ему. Когда я закончил, он сказал: - Ты хочешь сказать, что с тобой живет какая-то девочка?
- Это не совсем то, что ты думаешь.
- Подумай об ответственности.
Знаешь пап, когда ты бросил меня здесь вместе с домработницей, ты потерял всякое право указывать мне, что делать.
Но вслух я этого не сказал. Как-никак, мне было нужно от него кое-что.
- Все нормально, пап. Я не обижаю ее. Я знаю, что ты не меньше меня хочешь, чтобы я избавился от этого проклятья, - я попытался представить, что бы сказал Юнги. Он умный. - Поэтому очень важно, что бы ты помог мне в этом. Чем быстрей я снова стану нормальным, тем меньше вероятность, что кто-то узнает.
Я специально намекнул ему о его личном интересе, только так можно было заставить его подумать над этим.
- Хорошо, - сказал он. - Посмотрим, что я могу сделать. А сейчас мне уже пора выходить в эфир.
Он позаботился обо всем: о месте, о транспорте, обо всем, кроме человека, который будет ухаживать за розами. Этим озадачился я сам.
А сейчас, пока машина пересекала мост, я наблюдал за спящей Лора, ее голова склонилась к моему плечу. Я чувствовал себя как человек, стоящий на краю пропасти. Была вероятность того, что все это сработает, но если нет, то я рискую упасть, и мне будет очень больно. Несмотря на то, что Лора спала, у меня уснуть не получалось. Я наблюдал за тем, как в неярком свете городских огней стали появляться машины.
Было не холодно. К обеду снег, который выпал ночью, превратился в жидкое грязное месиво. Но скоро похолодает, наступит Рождество и много чего еще.
Мила и Юнги спали на сиденье напротив меня. Водитель чуть задергался, когда увидел Холли.
- Это служебный пес, - объяснил Юнги.
- Означает ли это, что он не на гадит на сиденья?
Я подавил смешок.
Мне снова пришлось вырядиться как бедуину, но как только перегородка между мной и водителем была поднята, я смог снять свой маскировочный костюм.
Я провел рукой по волосам Лоры.
- Ты намереваешься сказать мне, куда мы едем? - спросила она, когда мы проезжали по туннелю.
Я вздрогнул.
- Не знал, что ты проснулась, - я отдернул руку от ее волос.
- Все хорошо. Было приятно, - интересно, она знает, что я ее люблю?
- Ты когда-нибудь встречала рассвет? - Я указал на восток, где над крышами домов несколько красных лучей пробивали себе путь.
- Красиво, - сказала она. - Мы уезжаем из города?
- Да.
Да, моя любовь.
- Я никогда не уезжала из города раньше. Можешь себе представить?
Больше она не спрашивала, куда мы едем. Она снова свернулась на подушке, которую я взял для нее, и уснула. В тусклом освещении я продолжал наблюдать за ней.
Мы ехали на север, двигаясь очень медленно, но несмотря на это, она не собиралась выпрыгивать из машины. Она не хотела уходить. Когда мы подъехали к загородному мосту, я тоже уснул.
И проснулся около девяти на Северном шоссе. Вдалеке уже можно было рассмотреть горы, покрытые снегом. Лора уставилась в окно.
- Прости, мы не можем остановиться на завтрак, - сказал я ей. - Мила заранее побеспокоилась об этом, и взяла кое-что с собой.
Лора покачала головой.
- Посмотри на те холмы. Они такие же, как в фильме «Звуки музыки».
- Вообще-то, это горы. И мы подъедем к ним намного ближе.
- Правда? Мы все еще в Корее?
Я засмеялся.
- Мы все еще в Сеуле, как бы ни сложно было в это поверить. Мы едем посмотреть на снег, Лора, на настоящий снег, а не серую кашицу, обрамляющую обочины дорог. И когда мы приедем, мы сможем выйти и поваляться в снегу.
Она не ответила, не отрываясь от рассматривания отдаленных гор. Каждую милю или около того на нашем пути попадались фермы, иногда встречались лошади или коровы.
Чуть позже она спросила: - А в тех домах живут люди?
- Конечно.
- Ух-ты, им так повезло, у них столько места вокруг, чтобы гулять.
Я почувствовал приступ угрызений совести за что, что все эти месяцы держал ее взаперти. Но я искуплю свою вину.
- Лора, будет здорово.
Часом позже мы съехали с девятого шоссе и подкатили прямо к дому. По моему мнению, этот дом, окруженный соснами и покрытый снегом, был самым лучшим.
- Приехали.
- Что?
- Мы остановимся здесь.
Она в изумлении смотрела на заваленную снегом крышу и красные ставни. За домом стелился холм, который, насколько я знал, вел к замерзшему озеру.
- Это все твое? - спросила она.
- Ну, вообще-то, моего отца. Мы приезжали сюда несколько раз, когда я был маленьким. Это было до того, когда он начал вести себя так, будто если он пропустит хоть один рабочий день, то его сразу уволят. После этого, рождественские каникулы я уже проводил со своими друзьями - мы ездили кататься на лыжах.
Я замолчал, не веря в то, что упомянул катание на лыжах с друзьями. Чудовища не катаются на лыжах. У чудовищ не бывает друзей. И если у меня они были, то этот факт порождает вопросы, много вопросов. Странно, но мне казалось, что я могу рассказать ей обо всем, о чем не поведал бы никому, даже самому себе. Но на самом деле, я не мог ничего ей рассказать.