Я знаю, что надо делать
Пак замялся, ведь внутри всё трещало по швам, то ли от страха, то ли от предвкушения. Но чтобы не выглядеть столь жалким и растерянным, парень начал с недовольства.
— Ты опоздал. — Пак еле сдерживал улыбку.
Его разрывало от эмоций. Страх перед неизвестным медленно превращался в любопытство, от чего в животе начало приятно колоть.
— Всего-то на 10 минут! — с шуточной форме возразил Мин, протягивая парню свой шлем.
Чимин с недоверием оглянул вещь, что была ему протянута. Она являлась для юноши чем-то новым. Но чтобы не терять дорогое время, Пак робко подошел ближе и взял шлем.
— Ты себе задницу не отморозишь? — спросил мотоциклист, осматривая парня оценивающим взглядом.
— Что? Почему? С чего ты взял? — тараторит рыжеволосый, оттянув за края свою серую кофту.
Пак чувствовал себя неловким, будто перепутал ноты в Лунной сонате. После такого промаха, на парня всё время выливался гнев отца. Все внутренности сжались, как по рефлексу.
— Наверное, потому что сейчас ночь. Холодно и ветрено. — объяснил Шуга, как маленькому ребенку.
Его взгляд стал более угрюмый, словно он пытался понять, на сколько сильными будут порывы ветра, и в уме рассчитать их скорость в секунду.
Чимин потупил взгляд в асфальт, делая глубокий вдох и на выдохе проговаривая еле уловимые слова.
— Что было, то и надел.
Это предложение заставило мятноволосого отбросить все следующие вопросы. Пианист чуть насупился, выковыривая из своей черепной коробки нужные слова.
— С моей стороны было немного невежливо не спросить про возраст...
Здесь уже встал в ступор Шуга. Он вовсе позабыл о манерах, вежливости и остальном.
— Девятнадцать. В марте двадцать. Теперь спокоен?
Старший всегда скромно относился к своему возрасту. Он не любил называть его. Когда Шуга являлся самым младшим из присутствующих, то всегда приходилось соблюдать правила поведения и придерживаться уважительного стиля в речи. Находиться в таких условиях было не совсем комфортно. Но даже когда его окружали младшие, это не давало спокойствия, ведь к старшим надо относиться с уважением, а Мин не любил подобные правила. Быть выше кого-то? Юноша предпочитал общаться со всеми на равных.
— Ясно, хён... — тихо донеслось в ответ.
— Опа! — раздалось следом, от чего младший слегка дернулся — Значит ты мне тонсэн!
— Да. Видимо, это так. Но я младше тебя всего на полтора года.
Пак словно оправдывался.
От такой внезапной новости миновы губы изогнулись в тонкую дугу. Ему показалось это очень забавным, а все догадки о возрасте в секунду вылетели из головы. Без лишних слов хён кивнул на свободное место за своей спиной, показывая, что уже стоит ехать.
Чимин, закрыв глаза, неуклюже надел на голову шлем, но открыв очи, заметил, как непривычно сидел этот головной убор. Щеки чуть сдавливали мягкие вставки, которые пахли мятной жвачкой и резким, слегка приторным одеколоном. Казалось, этот запах заменил кислород и вливался в легкие.
«Наверняка я выгляжу глупо.» — думал Пак, пока перекидывал одну ногу на другую сторону транспорта.
Мотоцикл был непривычно высоким, ведь носки еле доставали до асфальта. Атмосфера скованная и напряженная, но чтобы хоть как-то развеять её, Шуга, внезапно для обоих, произнес такую типичную, но важную фразу.
— Держись крепче.
Но растопить айсберг неловкости это не помогло. Пак чуть покрутил головой, осматривая, за что можно было бы схватиться, чтобы не рухнуть по пути. В шлеме было не особо удобно ориентироваться. Пианист не придумал ничего лучше, как ухватиться за конец кожаной обивки сиденья, что находилась сзади. Не совсем удобно, но по мнению парня шансы улететь снизились.
Когда возня за спиной прекратилась, Мин обернулся, дабы проверить, как юноша расположился на мотоцикле. Чего-то явно не хватала. Не все пазлы собраны. Но осматривая забавную картину «Чимин на мотоцикле», мятноволосый мягко усмехнулся.
— Ты уверен, что это надежно?
— А что ты предлагаешь? — вопросом на вопрос ответил Пак.
— Может будет удобнее держаться за меня?
Перестрелка вопросов окончена. Мин выиграл, ведь заставил чиминов мозг вновь погрузиться в фазу загрузки.
После секундного молчания, в его голове закрутились шестеренки, будто кто-то парочку раз прокрутил ключик встроенный в висок парня. Ладони невесомо укладываются на плечи водителя, ощущая под собой кожаную куртку.
— Так? — спросил Чимин, чтобы удостовериться в правильности своих действий.
— Ну можно и так... — ответил ему юноша, качая головой, как песик на лобовом стекле машины.
— А ты? Ты поедешь без шлема? — с нотами волнения и недоверия, спросил пианист.
— Да...
— Ты говорил, что у тебя есть шлем и всё безопасно! — напомнил ему тонсен.
— Я сказал, что дам тебе свой шлем, но я не утверждал, что надену что-то сам.
Чтобы закончить этот диалог побыстрее, хён чуть провернул ручку на руле, от чего мотор начал рычать пуще прежнего.
Снова этот оглушительный рёв, неприятная вонь бензина, которая пробиралась даже под шлем.
Железный конь тронулся с места и начал набирать скорость.
~
Sammy Adams, Bvrnout, KROMATIKS – Tellin' me
Ночь. Пусан. Ветер своими холодными пальцами путается в мятных волосах. Скорость увеличивается с каждой секундой. Мин чувствует, как плечи его куртки всё сильнее сжимают маленькие пальцы, пытаясь удержаться. Пак до последнего не хотел нарушать своё и чужое личное пространство, но когда Шуга прибавил газу и стал маневрировать, обгоняя редкие машины одну за другой, юноша не выдержал. Поочереди перекладывать ладони на бока своего водителя, рыжеволосый аккуратно прижимается к нему и до боли зажмуривается, чтобы дождаться спокойной езды. Он приклеился намертво, слепо чувствуя каждый уклон, поворот и маневр, что совершал Шуга.
Не успевая проехать на желтый цвет светофора, старший выкручивает газ, от чего его корпус резко сжался. Красный. Несмотря на то, что пассажир постепенно уменьшал радиус своего объятия, это не сравниться с тем, как захватывало дух от быстрого движения. Чистая дорога. Только шум мотоцикла, ветер и огни вывесок магазинов, что работают круглые сутки.
Пак открывает глаза, чувствуя, как скорость снизилась. Его словно раскрутили на центрифуге, готовя к полету в космос, а потом резко остановили. Голова кружится, дыхание спирает. Приставьте пистолет к его виску, и будет глубоко плевать, ведь сердце замирает от увиденного, не давая крови поступать к мозгу. Мысли спутываются в клубок. Отец, который может обложить километром мата, если узнает о похождениях сына, или вероятность аварии на такой скорости – это неважно. Время замедлилось. Сейчас Пак чувствует свободу, видит мир не из своего окна, и просто дышит воздухом города с привкусом мяты.
Чимин вправду оделся не по погоде. Ткань длинной кофты развивалась на ветру, обтягивая его ребра и изредка поднимаясь выше, оголяя тело.
Счастливые минуты закончились так же быстро, как и начались. Места становятся знакомыми. Это могло значить только одно – прогулка подходила к концу. Проехав место их вчерашнего инцидента, Шуга завернул к консерватории – месту, где они встретились. Остановка на парковке. Старший переставляет ногу с подставки на асфальт, дабы установить точку опоры и удержать мотоцикл в равновесии. Мотор успокаивается, а раздражающий звук стихает.
Чимин не хотел расставаться с чувством свободы и с мягкими вставками внутри шлема.
— Конечная. Просьба пассажиров покинуть транспорт. — на выдохе, проговорил хён, поворачивая голову назад.
Он чувствовал, как в его позвоночник упирается шлем. Казалось, что Чимин плачет, спрятав мокрые глаза.
— Хэй. Говорю же, покиньте транспорт. Ты уснул что ли?
Нет. Он не спал, и даже не лил слез. Тонсен пытался растянуть последние секунды своей прогулки, дабы не возвращаться в серый дом, в четыре стены своей комнаты и в жизнь, которая была похожа на клетку.
— Можно тебя попросить? — глухие слова были такими тихими.
— Валяй... — послышалось в ответ.
— Можешь приехать завтра? — Пак огласил свой вопрос, подняв тяжелую от переживаний голову.
— Завтра? Но мы договорились только на одну прогулку в знак моих извинений. О большем речи не шло. Давай, слезай.
— Верно... — с печалью в голосе и горящим комом в горле, подтвердил младший.
Его щеки стали свободны. Их больше не сжимает шлем. Но если в начале прогулки, это ощущение было неприятным, то сейчас тонсен и вовсе не хотел расставаться с ним. Эта ночь точно отложится в чиминовой голове, врастет корнями, и будет требовать свободы.
— Спасибо.
Благодарность Чимина звучала мрачно, словно его заставили это сказать, угрожая казнью. Но юноша не был зол на своего нового знакомого. Хубэ прекрасно понимал, что виновников его несчастья тут нет. Главный злодей этой сказки является отец.
— Почему ты не можешь сам прогуляться? — спрашивает хён забирая головной убор.
— Я не выхожу из дома. Совсем.
Не было желания рассказывать все тонкости воспитания его отца. Это было слишком жестоко.
— Социофоб значит? Да? — раздалось из миновых уст, пока глаза в привычной манере медленно расхаживали по телу пианиста.
— Нет. Никакой я ни социофоб... Просто проблемы в семье. — ответ последовал незамедлительно.
В эту секунду Пак во всех красках осознал, что эти долгие 18 лет он был марионеткой, беспрекословно выполняющей все приказы. Осознание всей тщетности его существования – чувство не из приятных.
•••
— Папа, папа! Смотри! Смотри!
Детский голос вперемешку с быстрым топотом маленьких пяток поспешил раздаться в коридоре.
Мужчина, сидевший за темным деревянным столом, изредка поправлял рукава рубашки, цепляя серебряный браслет на запястье.
Синие чернила быстро растекались над строкой, вырисовывая отцовскую роспись. Горы бумаг, проблем, долгов.
— Папа, папа! — маленький мальчик вбежал в тёмный кабинет, держа в руках лист с разноцветным рисунком.
— Папа, посмотри! Посмотри, что я нарисовал! — просил малыш, подбегая к отцу и протягивая ему своё творение.
Мужчина, сжимая пальцами переносицу и вдыхая полной грудью, разворачивается к своему сыну, строго осматривая рисунок.
— Ты молодец. Это мама? — спрашивает он указывая мизинцем на нарисованный женский силуэт
— Да да, да ! А вот это! Вот это ты! Видишь! — мальчик крошечной ладошкой коснулся мужского силуэта, не в силах устоять на месте
— Да, вижу. Очень красиво. Отдай маме. Пусть она найдет рамочку для твоего шедевра. — с теплой улыбкой на устах, папа гладит тёмные волосы своего ребенка, давая понять, что он хорошо постарался и заслужил похвалы.
В дверном проеме замер рыжеволосый мальчишка. По его красным щекам стекали соленые слёзы, а достигая подбородка, падали на ламинат. Маленькие пальчики сжимали два части порванного рисунка.
Одна часть изображала малыша Чимина, другая – маму, папу и брата. Но даже жалобы мальчика маме, о том, что его труд был разорван братом, не смогли помочь с обидой.
•••
— Тебя не выпускают? — спросил Шуга, подняв тонкие брови.
Чимин лишь кивал головой в знак положительного ответа.
— Дико... — продолжил сонбэ, глубоко задумавшись — Я, конечно, могу приезжать к тебе каждую ночь, но тебе не кажется, что это неправильно. Тебе восемнадцать. Разве ты не можешь просто... Съехать?
— До окончания консерватории я буду жить с семьей. — поёжился Пак, то ли от холодного ветра, то ли от мысли, что он мог бы жить один.
— Но для этого нужно ещё 3 года.
— Я знаю...
Мин не знал, что ему ответить, ведь никогда не сталкивался с таким надзором родителей.
— Ты так мало всего видел. — с сожалением в очах, проговорил старший. Его голос был наполнен печалью и озадаченностью.
Секунд пять молчания, и вновь низкий голос порвал тишину
— Давай сделаем так...