Одержимость

Что-то заставило её вернуться обратно. Беспокойство или страх, да в прочем без разницы. Комната была снова озарена светом ночника, а в кухне послышался звук работающего холодильника. Свет лампы был мягким, но неуютным — как прикосновение к чужому телу во сне. Леа стояла у двери, прислонившись плечом к косяку, и смотрела на Боба. Его дыхание выровнялось, глаза были полуприкрыты, но она знала — он не спит. Просто делает вид. Или боится проснуться окончательно.

Он резко вдохнул, с трудом втянув в себя воздух, как будто вынырнул из глубины. Повернул голову. Их взгляды встретились. В его было что-то беспомощное, будто он снова оказался в том месте, где теряешь себя.

— Леа… — прошептал он.

Её имя прозвучало так, словно он держал его за щекой всю ночь, боясь потерять. Она подошла ближе, присела на край дивана, осторожно, будто он мог разбиться от её прикосновения.

— Это был не просто сон, да? — спросила она.

Он помотал головой. Глаза у него были сухие, но изнутри в них плескалась бездна. Она чувствовала эту бездну кожей. Он вытягивал из неё не чувства — смыслы. То, что невозможно назвать, но можно ощутить.

  — Он говорил со мной, — пробормотал Боб. — Или… это была ты. Или он — через тебя. Я не знаю. Всё путается.

Она не ответила. Просто осталась рядом. Иногда слова — лишь шум.

— Ты не должна была меня оставлять здесь, — продолжил он. — Это опасно. Я опасен. Ты это знаешь.

Леа посмотрела на него внимательно. Не с жалостью — с решимостью. Как хирург перед сложной операцией.

— Я уже была в похожей ситуации. И я знаю каково тебе. Всё вижу.

Лицо Боба смягчилось, а в глазах появились проблески умиротворения. Он выдохнул. Тяжело. С облегчением. С обречённостью.

— И что видишь?

— Человека. Испуганного. Одинокого. И… что-то ещё. Тёмное. Но оно не ты. Оно — вокруг. Как дым, как пыль. Как чья-то злая мысль, что не ушла.

Он посмотрел в пол, будто хотел провалиться в него. Потом поднял глаза.

— Тогда я останусь.

Эти слова прозвучали просто. Почти буднично. Но Леа знала — это решение далось ему тяжело. Как признание. Как признание того, что он не справляется один.

Оставшаяся ночь прошла без сна. В разных комнатах, но с одинаковой тревогой под кожей. Леа лежала, глядя в потолок, ощущая, как в груди пульсирует чужое присутствие. Не Боба — нет. Мрака.

Он был рядом. Как ветер, которого нет. Как запах, что остаётся после кого-то. Она чувствовала, как он касается её мыслей, проверяя, слушая. Не словами — ощущениями. И было в этом прикосновении что-то… знакомое. Слишком.

Когда ей было четырнадцать, она впервые услышала этот голос. После Лиона. После того, как она «собрала» на себе боль десятков людей и не смогла её отпустить. Тогда Мрак говорил с ней. Не как враг — как собеседник. Он знал её, знал, как она чувствует. И теперь он вернулся.

Боб был связан с ним. Или он сам и был им. Но не полностью. Леа это чувствовала: внутри Боба была борьба. Он не звал тьму — он убегал от неё.

И всё же Мрак тянулся к ней. К ней. Не просто потому, что она рядом. А потому что она его чувствует. Понимает. Слышит.

Она села на постели, опустив ноги на пол, и уткнулась лицом в ладони. Она должна была сообщить в Щ.И.Т. Должна была… но не сделала. Потому что знала: как только его найдут, его уничтожат. Не спасут. Не изолируют. А сотрут. А он — всё ещё человек. Сломанный. Потерянный. Но живой.

А она — не палач.

Утро встретило их тусклым светом. Боб сидел на подоконнике, укрытый пледом, с чашкой крепкого кофе. Леа вошла тихо, в халате и с тёплой небрежностью после бессонной ночи.

— Ты не спала, — отметил он.

— Ты тоже, — парировала она.

Он кивнул, не споря. Пауза между ними затянулась. Но в этой тишине не было неловкости. Было что-то, что росло. Незаметно. Медленно. Как лёд под пальцами: сначала холодно, потом привычно, потом уже не хочется отпускать.

— Почему ты не боишься меня? — спросил он вдруг.

Она села напротив. Положила руки на колени.

— Я боюсь. Но больше боюсь того, кем я стану, если тебя предам.

Он смотрел на неё долго. В его взгляде было столько боли, что она почти захотела прикоснуться к нему. Почти.

— Я не знаю, кто я, — тихо произнёс он. — Но рядом с тобой… это не так страшно.

Леа неопределённо пожала плечами и отвернулась. Ей нельзя было проявлять слабость, а уж тем более ощущать какие-то чувства. Но чёрт, как же грели его слова.

Неизвестность пугала, логически она понимала, что Боба оставлять у себя было не самой лучшей идеей. Но какая-то часть души, совсем малая и тёмная, считала, что она делает всё правильно. Иметь аналитический склад ума, но при этом быть эмпатом — до ужаса абсурдно. Мозгами понимать всё, а в итоге поступать абсолютно нелогично. Порой ее способность выходила боком, слишком яркие и сильные эмоции людей могли ненадолго влиять на нее саму. Путалась в ощущениях, не понимала, где начинаются её чувства, а где заканчиваются чужие.

Так и сейчас, пустота мёртвым грузом лежала на сердце. И она знала, что это не ее чувство. Но оно медленно просачивалось внутрь и смешивалось с ней, не позволяя нормально думать.

Ей стоило подышать свежим воздухом. Одной. Леа бросила задумчивый взгляд на Боба и тихо встала.

— Мне нужно выйти ненадолго, — он медленно кивнул, смотря глазами, полными печали. — Никуда не выходи.

Накинула потрёпанную спортивку, спрятав лицо в капюшоне, и вышла из квартиры. В почтовом ящике лежал конверт без обратного адреса. Бумага — плотная, шероховатая. Внутри — карточка. Серебряная печать: раскрытая ладонь, надпись «Overture». Ни одного слова больше. Но на обратной стороне — фраза:

«Мы знаем, что он у тебя. И что ты — не та, кем кажешься.»

Рука сжалась. Сердце застучало.

Она сразу проверила все свои устройства. Комм-линк показывал вмешательство, маскировка нарушена. Кто-то давно её отслеживал. Подменённые записи в Щ. И. Т. е, потерянные архивы, вычищенные поля. «Овертюр» знали. И про неё, и про Боба. А может — и про Мрака.

Леа не знала, куда ей деться. Щ. И Т., очевидно, с распростёртыми объятиями не ждёт, а в любой момент O.X.E также могут выйти на её след. Единственный, кто её ждал, — это Боб. Девушка усмехнулась мыслям и всё-таки вышла из дома. За ней давно следили, так что смысла прятаться нет.

Пешим шагом она добрела до кафе неподалёку, и глаз упал на меню. Вспомнив, что Боб со вчерашнего, а может и раньше, дня не ел, то стоило бы накормить. Не зная точно о его предпочтениях, остановилась на куриных шашлычках и овощном салате.

Дома была тишина. Леа осторожно вошла, распережевавшись о Бобе, что он давно ушёл или еще хуже — кто-то похитил. Но он нашёлся на диване в куче книг.

— Что читаешь? — на её глаза попалась обложка книги о психологии.

— Всего понемногу, — он захлопнул книжку и прямо посмотрел на нее.

— Я принесла нам поесть. Не знала, что тебе нравится, поэтому выбери.

Боб не сразу ответил. Словно не мог решиться — не между блюдами, а между дистанцией и доверием. Его взгляд снова стал неуловимым, как у человека, что постоянно слушает нечто иное, внутреннее, более громкое, чем реальный голос рядом. Он провёл рукой по волосам, взял салат, как будто уступая. Не из вежливости — из усталости сопротивляться.

— Спасибо, — тихо сказал он, принимая вилку из её рук.

Она села рядом, не слишком близко, но ближе, чем раньше. Комната наполнялась запахом еды и ощущением тишины, которая больше не казалась пугающей. В этой тишине теперь было двое. Не одиночество, а сопричастность.

— Ты раньше… часто так делал? — спросила она. — Читал, когда всё рушится?

Он усмехнулся уголком губ. Улыбка — с привкусом грусти.

— Читать легче, чем чувствовать. В книгах всё объясняется. Там у боли есть структура. А у меня — только хаос.

Леа кивнула, поняв. Она тоже знала этот трюк — убежать в слова, в чужие жизни. Там не больно. Там — под контролем.

— Но ты всё равно чувствуешь, — заметила она. — Я это вижу.

Он медленно повернул к ней голову. Их взгляды сошлись — не впервые, но сейчас в этом было что-то новое. Боб смотрел на неё не как на спасительницу. Как на женщину. Неуверенно. Осторожно. Но не без намёка на желание. Его пальцы, чуть дрогнув, остановились на краю тарелки. Он словно хотел сказать больше. Но не сказал.

— Это… не проходит, — наконец произнёс он. — Даже рядом с тобой. Но становится… тише.

Леа чуть усмехнулась.

— Звучит как комплимент. Могу заглушить чьи-то чувства.

—Ты не просто его заглушаешь, — он говорил медленно, вслушиваясь в собственные мысли. — Ты заставляешь его ждать.

Пауза. Их дыхания совпали. Легкое напряжение, не угрожающее, а интимное, как момент перед тем, как взять чью-то руку — не ради помощи, а просто потому, что хочется быть ближе.

— Скажи, — его голос стал ниже, почти шёпотом, — если бы я был другим… не вот этим всем… ты бы…

Она подняла взгляд. Прямо в его глаза. Там была и нежность, и боль, и страх услышать ответ.

— Не знаю, — честно сказала она. — Но ты не другой. Ты — ты. И я всё ещё здесь.

Сердце сжалось у него — будто кто-то отпустил тугую хватку изнутри. Он опустил голову, закрыл глаза. Не от слабости — от перегруза. Чувства были слишком громкими. Но не угрожающими. Почти живыми.

К вечеру напряжение в воздухе сменилось усталостью. Леа включила мягкий свет, едва касающийся стен. Ванная гудела приглушённо — Боб, наконец, решился зайти туда. Он всё ещё был осторожен с пространством, с вещами, с самим фактом своего существования здесь, в её доме. Как человек, временно поселившийся в чьей-то жизни, боясь оставить след.

Она застелила диван, положила чистую подушку. Повернув голову к окну, заметила, как за стеклом танцуют тени от фонарей. В этой тени было что-то от него. От Мрака. Но сегодня она не чувствовала страха. Только настороженность. И то — вполтона.

Боб вышел, волосы ещё влажные, на нём — футболка, которую она когда-то держала для гостей. Он остановился в дверях, глядя на неё. Между ними снова повисла тишина, но на этот раз — тёплая, почти домашняя.

— Я сменила постельное бельё, — она сидела на диване и нервно трясла ногой.

Он подошёл ближе, сел на край дивана. Рядом. И в какой-то момент — почти неосознанно — его плечо коснулось её. Мягко. Ненавязчиво. Как будто он спрашивал разрешения. Она не отстранилась.

— Я не знаю, где заканчиваюсь я… — прошептал он, — …и где начинается Он.

— Тогда мы найдём это вместе, — ответила она. — Но не сегодня. Сегодня — просто спи.

И он склонил голову, позволив себе прикосновение. Не поцелуй. Ещё нет. Но тишина между ними теперь звучала по-другому. Убаюкивающе.

Позже, лёжа в тёмной комнате, каждый в своём углу, они не говорили. Не дышали громко. Но чувствовали: одиночество, такое привычное, сегодня не пришло.

И Мрак… Мрак тоже ждал. В тени. Внутри. Но будто отступил.

Потому что она выбрала его.

Потому что он решил остаться.

Потому что между страхом и теплом — она выбрала тепло.

Ночью она не спала. Полудрёма тянулась, как серая вуаль. В углу комнаты что-то шевельнулось. Сначала — лёгкий шорох, потом — дыхание, будто ветер прошёлся по стенам.

— Он не твой, — прошептал голос. Не голос. Мысль.

Леа повернулась. В углу стояло нечто, не имеющее черт. Только силуэт. Он пульсировал. Внутри — сияние, не свет, а пустота.

— Но ты моя. Всегда была. Я оставил тебе метку. Ты почувствовала её тогда, в Лионе. Я ждал.

Она пыталась закричать, но рот был скован. В голове шумело. Темнота двинулась к ней.

— Я в нём. И ты во мне.

И в этот миг — холодное прикосновение. Настоящее. Боб держал её за плечи, тряс.

— Леа! Проснись!

Она открыла глаза с криком, вырываясь из сна. Слёзы текли по щекам. Она вцепилась в него, как в спасательный круг. Он не отпускал.

— Всё хорошо. Всё хорошо…

Она впервые позволила себе остаться в чужих объятиях.

Боб остался. Потому что некуда идти. Потому что Леа — единственное живое, что у него осталось. Она не просто вытаскивала его из тьмы — она принимала её. Не как силу, не как врага — как часть. Его. Себя.

Они сидели молча, плечом к плечу, сквозь полуночную тишину. И между ними медленно тянулась нить — тонкая, неосязаемая. Но живая.

А тем временем в чёрном автомобиле неподалёку двое людей наблюдали за домом. Один нажал кнопку на голографическом устройстве — на экране высветился пульс энергии Боба. Второй держал в руках фото Леи.

— Она нестабильна, — сказал первый. — Но ещё может быть полезна.

— Готовим захват?

— Ещё нет. Пусть Мрак покажет себя. Тогда — берём обоих. Или никого.

Фары машины вспыхнули — и исчезли во тьме.