Глава 17
Когда двери лифта открылись, её буквально встретил рёв толпы. Протестующие, журналисты, фотографы, случайные прохожие, охрана — всё сливалось в шумный водоворот.
Питер шагнул вперёд и распахнул перед ней дверь. Мгновенно вспышки камер ударили в лицо с такой интенсивностью, что Меган невольно зажмурилась и отвернулась вбок. Гул голосов и хлопки объективов не прекращались ни на секунду. Охрана расталкивала людей, создавая вокруг неё живую стену. До неё не подпускали никого ближе, чем на два метра.
Меган подняла руку, прося тишины. Сначала её не услышали, но потом из толпы послышались голоса:
— Дайте ей сказать!
— Успокойтесь, блядь, ну!
— Мисс Дааран, говорите!
Толпа начала притихать.
Телевизионные камеры выстроились в линию, их холодные объективы были направлены прямо на неё, как прицелы. Несколько журналистов из крупных новостных агентств мгновенно подтянулись ближе, вытянув микрофоны с логотипами в её сторону.
— Добрый вечер, — чётко произнесла она, дождавшись тишины. — Сегодня я хочу сделать официальное заявление, касающееся визита в мой офис господина Делькасто — действующего члена Палаты общин Великобритании.
Охрана сделала шаг назад, чуть расширив круг вокруг Меган, чтобы её было лучше видно. Она стояла с прямой осанкой, руки спокойно лежали за её спиной в замке, подбородок чуть приподнят. На лице — полное самообладание.
Тишина сгущалась. Было слышно, как щёлкают объективы, как кто-то хрипло дышит, пытаясь удержать телефон на весу.
— Я — Меган Дааран. И официально заявляю, что господин Адам Делькасто действительно является моим клиентом. — Она сделала короткую паузу, потому что поднялся снова гул, но затем стих. — Он обратился ко мне и моей команде в связи с манипуляциями, развернутыми против него в информационном пространстве, а также с подстрекательством общественного мнения рядом частных компаний, связанных с энергетическим сектором.
Волнение в толпе сгустилось, но никто не перебивал.
— На данный момент, все обвинения в адрес господина Делькасто — ничем не подтверждены юридически. Ни одного официального документа, ни одной санкции или признанной инстанцией угрозы, которую можно было бы расценить как доказанную. Всё, что мы видим — это кампания, построенная на слухах, подтасовках, поддельных источниках и медиа-давлении. Мы работаем над этим делом, и наша задача — доказать его невиновность правовыми методами. Мы за справедливость. Не за шоу, не за сенсации. А за факты.
Последние слова прозвучали особенно чётко.
— Спасибо за внимание.
Она уже хотела уйти, как кто-то из журналистов — женщина из CNN — быстро задала вопрос:
— Мисс Дааран, то есть вы уверены, что активисты и медиа работают по заказу?
Меган кивнула.
— Я не бросаюсь громкими словами. Но есть основания полагать, что некоторые источники финансирования протестной активности пересекаются с крупными игроками в нефтяном рынке. Это — предмет нашего анализа. Всё будет представлено, как только мы закончим работу.
— Как вы прокомментируете слухи о том, что между вами и мистером Делькасто не только профессиональные отношения?
Меган посмотрела на журналистку спокойно, но без улыбки:
— Я не комментирую слухи и личную жизнь. Только факты.
Один из репортёров, не дожидаясь молчаливого разрешения, вырвался вперёд и выкрикнул:
— Вы не боитесь, что, взяв в клиенты Делькасто, вы открыто встали против «зелёных» движений и, по сути, поддержали загрязнение планеты? Что скажет мистер президент об этом?
В толпе раздались смешанные реакции — одобрительные выкрики и тихое неодобрительное гудение. Меган медленно подошла к журналисту и, не повышая голоса, ответила:
— Вы ошибаетесь в формулировке. Я встаю не против «зелёных», а на сторону правды. И пока эта правда не будет подтверждена документально, никто не имеет права клеймить человека преступником. Я верю в экологическую реформу. Но я также верю в юридическую точность, а не в популизм и охоту на ведьм. — Она выдержала паузу. — Моя команда борется не за нефть, а за справедливость. Это — то, что действительно загрязняет систему: когда нас заставляют бояться быть на стороне человека только потому, что это не популярно.
Кто-то на секунду даже замолчал, будто не знал, чем парировать.
Тут же другая женщина из таблоидного медиа, с микрофоном в розовых перчатках, почти крикнула:
— Меган! Вы ведь состояли ранее в романтических отношениях с мистером Делькасто. Прокомментируете пожалуйста!
Меган чуть вскинула бровь, чувствуя, как терпение кончается, но осталась спокойной. Только легкая полуулыбка — скорее усталости, чем признания.
— Я уже сказала: не комментирую личную жизнь. Я не публичный персонаж в развлекательном шоу. Я специалист по кризисным управлениям и защитой репутаций клиентов. Этим всё сказано.
Она посмотрела поверх микрофонов куда-то вдаль, словно напоминая всем — здесь нет места дешёвым допросам.
— Ещё вопросы?
— Вы не боитесь, что такие заявления, как сегодня, могут повредить вашей репутации?
О, Господи...
— Если бы я боялась за репутацию, я бы не взялась за это дело. Я делаю свою работу — и делаю её хорошо.
— Как можно не бояться за репутацию, когда вы буквально работаете на убийц, которым вы и позволили приехать в нашу страну? — выкрикнул мужчина.
— Юридические документы, подтверждающие, что господин Делькасто, член британского парламента, как вы сказали, убийца, есть? — она бросила.
— Нет, но...
— Юридические документы есть? — повторила она жёстче.
— Нет...
— Значит на сегодня всё.
С этими словами она повернулась к Питеру, и они двинулись к дверям. Снова вспышки, крики, галдёж, но Меган Дааран уходила с поднятой головой. Заявление было сделано. И теперь — мяч на их стороне.
Меган знала, что после её заявления в Белом доме вспыхнет нешуточный пожар. И в эпицентре огня окажется она. Брат приедет через пару часов, и разговор обещает быть очень неприятным. Её действия, без согласования, могли повлиять на репутацию президента, а значит — на всю страну. Но что бы он ни говорил, Меган сделала то, что считала правильным. Не вмешаться в ситуацию и оставить Адама под шквалом обвинений — было бы предательством, прежде всего, самой себя.
Она поднималась обратно в офис. Как только двери лифта раскрылись на последнем этаже, команда встретила её аплодисментами. Айрес слегка посвистел, Маргарет хлопнул по ладони Фрэнка — напряжение разрядилось, и стало ясно: она справилась.
— Боже, ты была огонь, — выдохнула Стася, бросив ей восхищённый взгляд.
— Уделала их, — добавил Айрес, протягивая ей бутылку воды. — Особенно тот момент, когда ты спросила: «Юридические документы есть?» — теперь это уже мем в сети.
Фрэнк открыл ноутбук и развернул его к Меган. На экране уже начали заливаться ролики с её выступлением. Кто-то наложил драматичную музыку. Кто-то сделал подборку с замедленными кадрами: Меган поправляет волосы, бросает короткий взгляд в сторону камер, слегка улыбается — идеальный образ женщины.
— Соцсети взрываются, — сказал Фрэнк, скролля аккаунты. — Хэштеги «ДааранПротив», «НеЛезьтеВНефть» и даже... «ДааранИДелькасто» в топе. Пикантный вопрос про отношения подлил масла в огонь, но ты ответила достойно. Они в тебя влюбились.
— В который раз, — согласилась Маргарет.
Меган слегка усмехнулась и кивнула. Она понимала — это только начало. За первой волной восторгов обязательно придёт волна сомнений и критики. Старшее поколение, традиционные СМИ, политики — они включатся чуть позже. И вот тогда борьба начнётся по-настоящему.
Но сейчас, в этом кабинете, с этими людьми, она могла позволить себе одно: вдохнуть, выдохнуть и почувствовать, что она не одна. Командный дух был жив. А вместе с ним — и её сила.
♡ ♡ ♡
В офисе, кроме неё, никого не было — только Питер, полусонно развалившийся на диване. Тишину нарушал лишь шорох бумаг, которые Меган перебирала в руках.
Когда двери лифта скользнули в стороны, а потом раздались шаги, тяжёлые и властные, Меган уже знала, кто это. Она не поднялась ему навстречу, не сделала ни шага — просто встала из-за стола, взяла в руки фотографии подозреваемых бизнесменов и вышла из кабинета.
Её брат, прибыл, как и обещал. Он стоял в зале, угрюмо разглядывая доску с зацепками, и услышав её шаги, даже не повернулся.
— Привет, — тихо произнесла она.
Он медленно перевёл взгляд на сестру. В глазах — ни капли тепла.
— Почему ты взялась помогать ему?
Меган тяжело выдохнула, сдерживая резкий ответ.
— Почему все задают мне вопросы, начиная с «почему»?
Она подошла ближе, встав рядом с доской.
— Не язви! — раскатился его приказ, как гром перед началом шторма. — Отвечай на вопросы, Дааран.
— Он мой клиент. Он заплатит. Проблема серьёзная, он имеет право на защиту.
— И какая у него легенда?
— Это не легенда, — тихо, но твёрдо произнесла Меган, сев на кресло и бросив взгляд на доску с фотографиями. — Проблема реальная и пока я не знаю, как её решить. За всей этой показательной истерией с активистами...
— Я видел, — перебил он. Ледяным, и даже чужим тоном. — Я смотрел, как моя сестра, старший стратег Белого дома, выступает перед всей страной и встаёт на защиту ебаного гангстера. Ты выглядела как слабая, влюблённая дура, Меган, а не как политик.
Она не ответила. Просто слушала. Лицо оставалось спокойным, но сердце забилось чуть быстрее.
— Ты даже не посоветовалась со мной, — продолжал Рунн. — Ты не предупредила. Ты просто пошла и сделала. Вынесла себя под камеры, выставила Белый дом. Просто из-за мужика, с которым трахалась в замке.
Меган резко подняла глаза, осознав, что он знает абсолютно всё. Ёбаный пиздец...
— Ты понимаешь, что ты сделала? — его голос стал тише, но жестче. Лёд пробирал до костей. — На тебя завтра заведут личные досье не только у нас, хотя на это вообще плевать, я решу, но ты уже на радарах MI-6, китайцев, и у разведок стран НАТО, потому что ты, блядь, стала союзником одного из самых неудобных и опасных людей Европы, а если ты — значит и моя страна. Целой, блядь, семьи!
— Это не твоя страна, — огрызнулась она.
— Закрой свой рот!
— Нам нужно контролировать такое, Рунн, а не наблюдать со стороны.
— Контролировать?! — он шагнул ближе. — Ты потеряла контроль в тот момент, когда дала этому ублюдку. Он манипулирует тобой, Меган! Он опасен!
— Ты весь мир держишь в узде, а сейчас боишься за то, что я взяла Делькасто в клиенты? Ты издеваешься надо мной? — крикнула она.
Его зрачки расширились от гнева.
— Такие вещи не делаются без совещаний, когда ты, сука, работаешь на меня! На великую державу, а не на какую-то Эритрею в Африке.
— Ах, ну, конечно.
— Дело в том, что это может испортить отношения между странами в мире, ты это осознаешь?
Она молчала.
— Ты, блядь, осознаешь? — кричал он.
— Он мой клиент, — отчеканила Меган. — Я кризисный менеджер, Рунн. Ты поставил меня на эту должность, потому что знал: я буду делать всё, что должна. Даже если тебе это не понравится.
Он смотрел на неё. И в этот момент — молчание стало тяжелее слов.
— Ты думаешь, ты защищаешь его, — холодно бросил он. — А на самом деле ты подставляешь под удар всё, что мы с тобой строили. Всё, что я строил. И когда это рухнет — ты останешься с ним одна. Против всего мира, и поверь, сестричка любимая, тебе это о-очень не понравится.
Меган сделала шаг к доске, уже жалея о том, что согласилась на защиту Адама.
Последовали несколько минут тишины. Ни слов, ни лишних движений. Рунн просто стоял, прислушиваясь к своему собственному недовольству, пока, наконец, не подошёл ближе и, не повышая голоса, сказал:
— Нужно узнать, кто сносит завод. Выясни, кто их нанял. Через это и выйдешь на заказчика. Закрой этот вопрос, Дааран. Я хочу, чтобы завтра вечером всё уже было решено.
— Кто. Снос завода, — повторила Меган вслух, одновременно записывая в блокнот. Обвела слово «кто» и подчеркнула двойной линией. И правда... она даже не посмотрела, какая компания занималась сносом. — Компания... — повторила уже задумчиво, с лёгкой полуулыбкой.
Меган встала из-за стола, прошла к ноутбуку, включила его и принялась искать информацию. Пальцы уверенно шли по клавиатуре, в глазах появилось сосредоточение. Спустя несколько секунд — она усмехнулась и приподняла брови:
— Якобы британская компания. Но совладельцев пятеро: три ирландца, два англичанина, — проговорила она тихо для себя, изучая фотографии мужчин на экране. Нажала «печать», и из соседнего принтера тут же послышался ровный механический шум.
— Осталось найти компромат на ирландцев, — добавила она почти буднично. — Отправить письмо, выйти на встречу, предъявить аккуратно. Или не очень аккуратно.
— Лучше на всех, — нехотя подбросил Рунн. — Если покопаешься, найдёшь контракты между ними. И на англичан тоже посмотри.
— Между кем именно? — Меган обернулась, с прищуром глядя на брата, будто провоцируя: уточни, если хочешь. Но сама уже знала, что делать. — Я найду всё, — спокойно продолжила она, не дождавшись его ответа. — На всех, кто связан с компанией. На владельцев, на их детей и жён. Если у них самих ничего нет — дети подставят. Или жёны.
Она говорила об этом без тени эмоций, без злости или пафоса, как о чём-то рутинном, будто речь шла о поставке воды в офис, а не о методичном разрушении чужой репутации.
— Вот и всё, — коротко подвёл итог Рунн.
Меган посмотрела на него через плечо, кивнула и вдруг едва заметно, но искренне, улыбнулась.
В комнате повисла неловкая тишина, но в этот раз она была недолгой. Рунн, коротким, но однозначным, махнул рукой охране. Люди в форме, включая телохранителя Меган, без слов покинули помещение, оставив их наедине. Меган сразу поняла — разговор сейчас будет не про работу.
Он сделал шаг к окну, задерживаясь, будто переваривал внутри нечто горькое, а потом развернулся.
— Ничего не хочешь мне рассказать?
Он сделал паузу. Меган молчала.
— Ты улетела в Испанию... именно в тот момент, когда там, как оказалось, был Делькасто. Я не следил за тобой, потому что за последние полгода у меня выработалось доверие. Честное, чёрт возьми, доверие. — он подчеркнул это слово так, будто произносил приговор. — Но, когда мир начал обсуждать женщину с Делькасто, — он шагнул ближе, — всё стало понятно.
Меган стояла у стола. Руки сжаты. Спина напряжена. Она не поднимала глаз.
— Я даю тебе шанс, — продолжал он, — чистосердечно, спокойно, по-человечески. Признайся. Просто скажи правду.
Она проглотила ком в горле.
— Рунн... — голос дрогнул. Она слегка покачала головой, как будто уже хотела сказать: «нет, не стоит», но не смогла. — Только... — она подняла глаза, — дай мне слово, что, если я расскажу, ты сдержишь себя. Я не хочу, чтобы наши отношения испортились, и не хочу, чтобы ты уничтожил Адама или его семью.
Говоря это, она едва могла смотреть на брата. Потому что знала — он способен на всё.
— Я так и знал, — проговорил он низко. — Это была твоя самая конченная идея — поехать туда под видом отдыха. Вот почему ты проигнорировала мой план с островами, да? — он сделал ещё шаг, находясь теперь слишком близко.
Меган стояла с прямой спиной, но внутри — дрожала.
— Дай слово и я расскажу. Я не просто так полетела туда, — сказала она. — Пожалуйста.
Он молча кивнул. И просто произнёс:
— Хочу услышать.
Она медленно посмотрела в его глаза, будто признаваясь в преступлении:
— У него было то, что могло навредить мне.
— Что за ерунду ты говоришь?
— Он не собирался использовать это.
— Да что, мать твою, это?!
— Он хотел помочь. Но я чувствовала, что должна это забрать. И я забрала. И уничтожила. Всё — до последнего кадра.
— Нет... — тихо произнёс Рунн. Его лицо изменилось. Плечи напряглись. Глаза расширились.
— Я уничтожила компромат. И на себя. И на Колонию.
— У него всё это время был чип?! — голос брата взвился. — Всё это время, Меган? И ты молчала?
Она зажмурилась, глубже вдохнула, будто пыталась остановить слёзы.
— Я покончила с этим.
— Почему ты тогда ушла от него два года назад? — резко спросил Рунн, складывая очевидный пазл в голове.
Меган опустила голову.
— Потому что я узнала, что он открыл чип.
— Ты сказала, что потеряла его! — уже не сдержался он.
— Солгала, — выдохнула она.
— Блядь! — единственное, что смог прокричать Дааран.
— Он сделал это за моей спиной. Он и его семья... Они хотели помочь. Найти правду. Разобраться, где меня держали. Я сама хотела этого, Рунн... но мне никто не сказал, что они начали это без меня.
Она оперлась руками о стол. Пальцы побелели от напряжения.
— Я разозлилась. Это было... — она глотнула воздух, — это было ужасно. Они смотрели видео и фото, где была я.
В её голосе — ни капли жалости к себе. Только боль, которую она непонятно зачем выставляла брату напоказ.
Рунн молчал, глядя на неё, как на человека, которого одновременно хочет защитить — и наказать. Он был не просто братом. Он был её структурой, каркасом, миром, в котором она выросла. И рассказывала она сейчас всё, как заколдованная, потому что перед ним не могла лгать. Он её семья. Её единственный дом.
— Он себе что-то оставил... Точно оставил, — пробормотал Рунн, глядя в сторону, но с таким выражением лица, будто говорит вслух важнейшую мысль. Слова были больше для себя, чем для неё. Голос — не громкий, но в нём звучала холодная тревога. — Вся семья, говоришь, занималась этим?
— Нет, не вся, — отозвалась Меган, и голос её стал тише. Почти смиренный. В горле першило. Она чувствовала, как в глазах предательски собирается влага, но пока ещё держалась.
— Кто?
— Адам... Редж Мойблэк, Мания Башар и Жерар Делькасто, — произнесла она сдержанно, будто боялась, что каждое новое имя станет спичкой. Она сделала шаг ближе, осторожно взяла брата за руку. — У них ничего нет. Я проверяла. Файлы, которые он мне отдал, были не копией. Это был оригинал.
Она солгала — никакой специалист не проверял флешку, но внутри у неё не было и тени сомнения: по его взгляду, по тону его голоса, по тому, как он держался рядом с ней, Меган чувствовала — Адам бы не предал. Она знала это, или, по крайней мере, отчаянно хотела верить, потому что иначе всё теряло смысл.
— Рунн, пожалуйста... — прошептала она, стараясь удержать его доверие. — Я прошу. Он не будет поднимать это дело. Ему это невыгодно. Я — жива. Здорова. И я сама сказала ему, что забираю всё, чтобы обезопасить себя. Только это. Ничего больше. Он не станет вредить...
— Как же он открыл его...
— Наёмные хакеры, нет?
— Это не так просто.
Она напряглась. Не могла вспомнить, говорил ли Адам, каким образом именно ему удалось вскрыть чип. Но если бы Рунн узнал, что за этим стояла внешняя разведка Великобритании — он бы не стал разыгрывать ноту протеста. Он на следующий день начал бы войну.
— Скажи мне, вы просто встретились, обсудили дела, ты забрала компромат — и всё? — проговорил он тихо. — И это не ты была в Шотландии?
Он посмотрел на неё долгим взглядом, в котором было беспощадное предупреждение.
Меган не выдержала.
— Нет... — выдохнула она. — Я та девушка. Я там была.
— Ну хоть здесь ты не солгала...
— Не делай ничего его семье, — добавила она уже мягче, подступая ближе. — Они не пересекают нам путь, не лезут в Америку и не претендуют на ресурсы. Единственная угроза — компромат. Но его больше нет.
Меган подошла вплотную и крепко обняла брата. Она знала, что он не любит прикосновений, и большую часть жизни избегает сентиментальности, но она имела право, потому что он — её единственный брат. Семья.
— Он точно ничего не оставил себе, — повторила она, уткнувшись ему в плечо. — Я знаю это.
Рунн стоял прямо. Не обнимал в ответ, но и не отстранился сразу. Он позволил ей прикоснуться, только на мгновение, и затем отстранился, как только почувствовал, что этого им достаточно.
— Реши его проблему, — сказал он. — И отправляй обратно на родину. Мне здесь не нужны английские бандиты даже если они спят с моей сестрой.
— Я не могу отправить... — тихо призналась Меган, не поднимая взгляда, чуть повернув голову в сторону.
— Что значит не можешь? — голос Рунна резко взметнулся вверх. — Я же ясно сказал: решаешь с заводом и отправляешь его в его ёбаную Англию.
Он думал, она не поняла. Или осмелилась спорить. Или, что хуже, проигнорировала его приказ.
Меган не ответила. Она лишь аккуратно подправила ручку, что лежала неровно на столе. Поступок мелкий, почти бессознательный, но он выдал её полностью: она не знала, что сказать.
— Я с кем говорю? — произнёс он, подходя вплотную.
Он толкнул её чуть в сторону, заставляя сесть в кресло, и в тот же момент наклонился ближе, рукой уперевшись в подлокотник, будто загоняя её внутрь рамки. Другой рукой он наклонился ближе к её шее — схватил, сжав, и навис так, что его дыхание ощутимо обжигало её висок.
— Ты знаешь, что моё терпение не резиновое.
Меган попыталась сглотнуть. Она почувствовала, как по телу пробежала дрожь, которую не получилось скрыть.
— Я... — голос дрогнул. — Я не могу дышать, Рунн...
Она подняла глаза. В них — растерянность и мольба о пощаде. Он слегка ослабил хватку.
— Теперь говори, — отрезал он.
— Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала? — выдохнула она, всё ещё подавленно, но уже немного острее. — Всё, что происходит? Или только то, что тебе не понравится?
— Блядь, Меган! — рявкнул он, отшатнувшись и с силой ударив ладонью по столу.
Звук прошёл по комнате, как выстрел. Ручка, которую она так аккуратно поправляла, отлетела на пол. Меган вздрогнула, но не сдвинулась. Она медленно посмотрела на него, сжав губы, чтобы те не дрожали.
— Почему не можешь отправить?
— Могу, — выдохнула. — И он поедет. Но я не хочу.
— Почему? — голос сорвался уже не на крик — на стальной хрип. Он почти рычал.
Меган закрыла глаза. А потом прошептала:
— Моё сердце... больное.
Он замер.
Для кого-то это прозвучало бы как бред, но он всё понял.
Когда Меган была маленькой, ей нравился один мальчик в Колонии. Это было по-детски наивно, неосознанно — она просто тянулась к нему, чувствовала тепло рядом, ждала, когда он заговорит или посмотрит. Она тогда ещё не знала, что с ней. Но Рунн уже знал. Он смотрел, наблюдал, а потом — допытывал. Точно так же, как сейчас. С той же тяжёлой тенью, с той же подавляющей уверенностью:
— Тебе нравится он? — он однажды спросил.
— Нет.
— Не ври. У тебя сердце больное и мы это исправим.
И она тогда, через публичную казнь, он заставил её запомнить: сердце — это болезнь. Чувства — это патология. Привязанность — угроза.
Сейчас, когда она снова находилась перед Рунном, взрослой, самостоятельной, сильной — внутри всё было так же, как тогда. Та же дрожь под рёбрами. И тот же страх быть пойманной на «слабости».
— Моё сердце... больное, — повторила она.
— Это пиздец, — выдохнул Рунн глухо, будто с трудом верил в происходящее. — Это я виноват. Дал тебе улететь в Испанию. Позволил... — он выругался снова сквозь зубы. — Позволял тебе быть рядом с ним.
— Я рассказала тебе правду, — проговорила Меган.
Его лицо застыло, как камень. Он глубоко вздохнул, оттолкнув её от себя, и рванулся к выходу.
— Где он? Где он остановился? — бросил он на ходу. — Я должен это исправить. Немедленно.
— Рунн! — Меган кинулась за ним, потирая шею, где остался отпечаток его большой лапы. — Рунн, нет!
Он не обернулся. Идёт — целенаправленно, с той злой сосредоточенностью, от которой дрожали стены.
— Если хоть волос упадёт с его головы, — сорвалось с её губ резче, чем она сама ожидала. — Знай: я умею бороться.
Он застыл. Плечи ходили вверх-вниз, как у зверя после погони. Потом медленно, с нарочитым спокойствием, повернулся, взглянув на сестру исподлобья. Его зрачки сузились, и лицо будто застыло — ни морщины, ни эмоции. Только ярость, обтянутая кожей.
— Ты... — прошипел он, подходя ближе. — Смеешь угрожать мне?
— Я твоя сестра, — произнесла она ровно, будто это должно было что-то объяснить.
— Хоть сам Бог, Дааран! — отрезал он и резким движением сбросил со стола стопку бумаг, которые рассыпались веером.
— Не богохульствуй.
— Закрой рот и слушай меня, Меган, — зловеще прошептал он. — Ты играешь в войну, которую не выиграешь.
— Не трогай Адама, — гортанно вырвалось у неё. — Я могу быть союзницей, но, если ты превратишь меня во врага — тебе это не сойдёт с рук. Я стану для тебя катастрофой, которую ты сам вызвал.
Тишина. Только капли злобы, будто ртуть, падали между ними на пол, разделяя их всего в пару шагов. Рунн шагнул ближе, как волк, переходящий из наблюдения в атаку.
— Ты думаешь, если я не поднимал на тебя руку этот год — то не могу сейчас? Думаешь, твоя кровь — это защита?
Меган не отступила. Ни на сантиметр. Только подняла подбородок, и глаза её блеснули опасным светом.
— Я думаю, что ты забыл, кто я такая.
— Что ты говоришь?
— Да, Рунн.
— Напомни тогда мне такому забывчивому.
— Я не твоя маленькая Мегги с гулькой. Я женщина, которую ты сам учил выживать среди монстров.
— Я учил тебя подчиняться, — прошипел он, и в этот момент схватил её за руку.
Она вывернулась с точностью, словно отработанный рефлекс, и ударила локтем ему в грудь — резко, хлёстко, как учили в боевой подготовке. Он отшатнулся, потеряв равновесие, и, не удержавшись, влетел плечом в край стола, зацепив стул и с грохотом обрушив их вместе с собой.
Дальше всё было на автомате. Мужчина схватил её за талию, она пробила коленом в бедро, целясь выше в пах. Он поддел её запястье, скручивая назад — она выкрутилась, скользнув под локоть и ушла в глухую защиту. Всё это происходило быстро, с глухими ударами по мебели и рваным дыханием, словно между ними началась старая, личная война.
— Ты действительно готов меня сейчас ударить?! — задыхаясь, крикнула она, отбиваясь локтем от очередного захвата. — У меня завтра телевидение!
— Если ты на стороне врага — ты уже не сестра! — рявкнул он и сжал кулак.
Она поймала его руку на полпути, оттолкнула, но его масса всё равно пошла вперёд. Он завалил её на край стола, прижав сверху, и Меган только прошипела:
— Только попробуй...
Он замер. Их лица были почти вровень. Взгляд во взгляд. Оба дышали тяжело, сердца колотились. Рунн смотрел ей в глаза, и там — никакого страха, лишь родственная ярость.
— Ты перешла грань, — выдохнул он.
— А ты перешёл её первым, — ответила Меган. — Но, если хочешь войны... ты её получишь, пусть я и проиграю.
Тишина между ними трещала, как стекло перед ударом. Ни один не хотел уступать.
Первым начал он, с захватом за предплечье, с разворотом корпуса. Меган перехватила момент, выставила колено, и они зацепились, как бойцы на татами. Никакой лишней злобы — только выверенная техника и ярость, сдерживаемая годами. Она сорвала у него хват, ушла в сторону, с разворота — удар локтем, а в ответ получила толчок плечом.
Они не говорили, только дышали так тяжело, будто в каждом вдохе кипела злость. Двигались по кругу, выжидая, кто допустит ошибку. Меган, сбросила каблуки с ног, а затем шагнула вперёд, резко ударив кулаком снизу точно в переносицу. Раздался хруст, и кровь тут же пошла из носа Рунна, окрашивая верхнюю губу.
Он пошатнулся, но не упал. Взревел, как раненый зверь, и тут же ответил — не размашисто, а рассчитано. Его кулак задел угол её рта, кожа лопнула, и по подбородку потекла тонкая струя алого.
Они снова сцепились. Он схватил её за талию, и в следующий миг земля ушла из-под ног — Меган с силой рухнула на пол через его бедро. В теле что-то дрогнуло, но сильной боли она не почувствовала — только тупой удар, отдающийся в позвоночнике, и мгновенный жар, прошедший по всему телу. Воздух вырвался из лёгких, но она не закашлялась, не застонала, не вытерла кровь с губы, лишь стиснула зубы и поднялась, будто от боли становилась только злее.
Хотя почему «будто»? Так и было.
На её лице — ни капли сомнений. Только стальное желание доказать: она не слабее.
Он бросился на неё в который раз, как бык на красное. Но Меган успела уклониться. Корпус в сторону, уклон, нога в колено — и он потерял равновесие. Она перехватила, зашла за спину и уже в следующий миг повалила его на пол. Рунн не успел сгруппироваться — глухо ударился плечом о покрытие, зашипев сквозь зубы, и в этот момент она резко села ему на грудь, перехватила руку и, пользуясь его замешательством, захватила шею между бедер.
Удушающий приём был идеальным — её ноги плотно сомкнулись у его скул, и Рунн почувствовав, как мир начинает темнеть по краям, принялся бить ладонью по её бёдрам, но она не отпускала.
— Ещё раз — и я тебе руку выверну так, что даже твои генералы будут смотреть, как ты на заседания с тряпкой ходишь, — процедила она, удерживая хватку.
Дыхание сбилось, горло пересохло, мышцы дрожали. Она чувствовала, как его тело под ней напрягается, судорожно сопротивляясь.
— Не смей думать, что я твоя пешка, — бросила она, но голос дрогнул. Это было уже не холодное презрение, а крик отчаяния, скрытый под броней.
Он всё ещё бился, но уже не с таким энтузиазмом. И в этот момент в ней что-то переломилось.
— Я не принадлежу тебе... но я твоя союзница... — голос надорвался, а ком подступил к горлу.
Она зажмурилась.
— Не делай этого с нашей семьёй... — прошептала она, уже тише. Почти выдохом. — Прошу... не рушь нас... Слышишь?
Кровь Рунна стекала к шее, впитываясь в ворот, а он, сжав губы и тяжело дыша, замер, не сдаваясь.
Меган, всё ещё держа его между бедер, чувствовала: она может убить его прямо сейчас. И всё же — не сделала этого. Через секунду ослабила хватку, отпустила его и откинулась назад, опираясь руками о пол.
Они лежали на полу, тяжело дыша, не сразу понимая, как быстро пересекли черту. Никаких слов — только дыхание, тишина, прерываемая редкими стонами от боли. Лица вспотели, вены пульсировали, кровь стучала в висках. И только стены, свидетельницы этого кошмара, медленно возвращались к своей прежней тишине.
Меган оглядела помещение первой, и то, что она увидела, не напоминало её офис — перевёрнутые кресла, заваленный стол, сломанный торшер, под ногами хрустели осколки стекла, картотека была сдвинута с места, угол ковра задран, а на белой поверхности перегородки темнел свежий отпечаток крови. Пространство, которое ещё недавно было воплощением порядка, контроля, строгости — всего, что отражало её внутренний образ — теперь выглядело, как поле боя, разрушенное ими двоими в приступе ярости. Она опустила взгляд и заметила, как расползается разрыв по боку её любимого делового костюма — того самого, в котором она всегда чувствовала себя непробиваемой. Но в этот момент ей было плевать. Проведя тыльной стороной ладони по губе, она увидела на коже кровь, вытерла её коротко, резко — не поморщившись, не дрогнув.
Молча, не торопясь, подползла ближе к стене и облокотилась спиной, запрокинув голову назад. Пульс в шее бился так сильно, что казалось — его видно со стороны.
Рунн через пару секунд сделал то же самое. Подполз и сел рядом, тяжело сглотнув. На его лице всё ещё багровел след удушающего приёма, нос был, кажется, сломан. Он дышал шумно, неровно, а потом резко ткнул пальцем ей в грудь и рявкнул:
— Твоя, блядь, семья — это ты и я! — в голосе его срывалась злость, сдавленная боль, горечь, которую он не умел проговаривать иначе. — Всё. Больше никого! Ты не должна была даже думать о нём. Всё же было нормально...
— Вот именно, — выдохнула Меган, не отводя взгляда. — Ты и я. Мы. Не рушь это... Не делай того, что потом сам не сможешь простить себе. Мы с тобой — семья. Не уничтожай её своим запретом.
Он отвернулся, сжав челюсть.
— Почему я не могу иметь личную жизнь? Мне не пять, Рунн. Я больше не маленькая, наивная сестричка.
Голос дрогнул. Не от слабости, а от того, что впервые они ссорились из-за работы, законопроектов, документов или Колонии. А сердцем.
— Я выросла. Но я с тобой. Я не уезжаю, не бегу. Я — в этой стране, в этом городе. Я — с тобой.
Брат просто хмыкнул.
— Я не они Рунн, — твёрдо напомнила Меган. — Не родители. И я тебя не оставлю, как они. Мы разные.
[Рекомендую к прослушиванию: Gordon in the Willows— Patrick Watson & Charlotte Cardin]
Она повторяла это не потому, что он был глух, а потому что знала — это его рана. Глубокая, гноящаяся, всегда живая. Он заперся в ней, как в бункере, и пробиться туда можно было не криком — напоминанием. Словом. Прикосновением. Как будто стучишь в бетонный саркофаг, надеясь, что там ещё кто-то жив.
Меган смотрела на Рунна и видела человека, который когда-то был способен полюбить весь мир, но мир не захотел принять эту любовь. Не разделил просто. И он выбрал ненависть. Ведь боль — тяжёлая, а злость — понятная.
«Злодеями не рождаются» — снова и снова повторяла она себе, каждый раз, когда пыталась простить ему то, что он сделал с ней за все эти годы. Не потому, что прощать можно, а потому что выбора нет. Жить с травмой — это не процесс, а приговор.
Ей выпало жить рядом с человеком, который сам стал её травмой. Не просто тем, кто ранил, — а тем, с кем нужно было проводить время, работать, делить власть и тишину. Теоретически, выбор есть всегда. Но не у неё.
Рунн — не просто брат. Он лидер Колонии. Человек, держащий в узде всю планету. И психопат, ставший им не по своей воле. Монстр, выращенный обстоятельствами. Поэтому убить его, даже в мыслях, она не могла, хоть и знала, что должна.
Её брат не стал монстром сам по себе — его сделали, заперев в этой роли. Он не родился жестоким — его таким воспитали. И она знала: если спасение человечества от нового «Фюрера» зависит от того, останется ли она рядом, чтобы сдерживать его — она останется, даже если это разрушит её.
Он уже стал «безумным Королём». А она — последним человеком, кто ещё может держать его за руку или вообще за горло, чтобы тот не начал войну и не переписал мир под себя. Потому что, если она уйдёт — всё закончится. И даже если безумие начнёт захватывать её саму, она выбрала быть последним барьером. Между ним... и катастрофой.
Рунн посмотрел на неё жёстко. Но в глубине глаз — что-то дрогнуло. На долю секунды. Как затянувшаяся рана, которая не хочет снова кровоточить, но не выдерживает.
— Ты снова станешь мягкотелой, — выдавил он, будто плюнул. — Отношения вредят таким, как мы.
— Почему?
— Они размазывают и делают уязвимыми. А ты должна быть на чеку.
Он сказал это, но в голосе не было силы. Он знал, что проиграл. И ненавидел себя за это.
Меган не ответила сразу. Она смотрела в его глаза, в которых давно не искала нежности — только правду, силу и страх за неё. Она подвинулась ближе, аккуратно положила ладонь ему на плечо.
— Но у меня не было тебя... — сказала тише. — Поэтому я и была такой...
Рунн молчал. Его тело оставалось напряжённым, но не отстранялось. Он слушал.
— Скажи мне... чего ты так боишься?
Она не ждала ответа, ведь знала, что он в который раз смолчит.
— Если бы не ты, Рунн... я не знаю, кем бы стала. Или чем.
Её руки переместились выше — на его шею. Она почти обняла его, как делают с теми, кого любят вопреки всему. И именно в этот момент по её щекам медленно скатились слёзы.
Она не вытирала их. Не стеснялась. Это была не истерика, а боль, которая шла из детства. Из их, разрушенного, но общего прошлого.
Она говорила о матери. И Рунн понял.
— Ты сдерживаешь меня. Удерживаешь. Направляешь. Я бываю вспыльчивой... иногда жёсткой. Иногда — похожей на неё. Но каждый раз, когда это происходит — ты рядом. Ты вытаскиваешь меня.
Он смотрел на неё. И если бы позволил себе хоть на секунду отпустить контроль, он бы... заплакал. Но он Рунн. Он отучил себя от подобного рода позора.
— Почему ты думаешь, что я стану мягкотелой, если ты со мной? — спросила она, глядя в глаза. В её голосе не было обиды.
Какое-то время он молчал, сидя напротив, и смотрел на неё так, будто пытался дочитать последние страницы книги, которую слишком долго боялся открыть. Горло сдавило — не от слов, а от груза тех чувств, что слишком долго хранились под замком.
— Есть только одна битва, — наконец заговорил он. — В которой я всегда проигрываю.
— Какая же? — осторожно спросила она, стараясь понять, куда он клонит.
— Жестокая. Неконтролируемая. Я всю жизнь не верил в любовь. И хотел бы, чтобы ты тоже не верила. Но...
— Но что? — её голос стал тише.
— У тебя никогда не было больного сердца, Меган. Даже тогда, в Колонии. Помнишь мальчишку? Я казнил его, и ты... ты забыла его через четыре дня.
Она нахмурилась. Не потому, что не согласна — а потому, что не помнила, что так скоро перестала тосковать.
— А теперь возвращаясь к той самой битве, в которой мне не победить, — продолжил он. — Этот мужчина... он забрал твоё сердце три года назад. И до сих пор не вернул, что бы я ни делал.
— Рунн... — слёзы подступили к её глазам.
— И кем бы мы ни были — союзниками, врагами, братом и сестрой — ты всегда выберешь его.
— Но ты мой брат...
— А ты моя сестра. И я не смог уберечь тебя от любви. От этого... состояния.
— И не нужно было. Это не так страшно, как ты думаешь.
— Это хуже, — тихо бросил он.
— Просто ты никогда не любил, — мягко сказала она, не обвиняя, а будто прикасаясь к самой сути его боли.
На лице Рунна появилась такая горькая усмешка, от которой внутри всё сжалось. Меган никогда раньше не видела подобную на нём.
— Любовь — это непобедимый враг, — сказал он.
Она замерла, будто в этих словах прозвучало нечто куда большее, чем просто принцип. Что-то очень личное. Словно он говорил не теоретически, а с опытом человека, который когда-то по-настоящему любил. И проиграл. И она вдруг задумалась: а была ли в его жизни женщина? Кем она была? Где теперь? И что сделало его таким... окончательно ледяным?
Рунн глубоко вдохнул, отвёл взгляд, будто только так мог позволить себе думать ясно. Пожалел, что поднял тему. Делькасто... он отвлекает её. Ведёт за собой. Заставляет чувствовать, а значит — может навредить. Мог бы даже забрать её.
— Меган, Меган, Меган... — тихо проговорил он и поднял на неё глаза. — Он мне не нравится. И не понравится. Сегодня... я никуда не поеду. Но если я увижу, что...
Он не успел договорить.
Меган уже бросилась в его объятия.
— Спасибо, — выдохнула она ему в грудь.
Меган обнимала его крепко, не отпуская, прижимаясь ближе из той редкой потребности быть услышанной молча, просто через прикосновение. По её щекам продолжали стекать слёзы — не с надрывом, а с тихим облегчением, с тем внутренним выдохом, который приходит только после слишком долгого сдерживания. И несмотря на эту мокрую усталость в глазах, на губах оставалась тёплая, благодарная улыбка.
Рунн не ответил ей объятием. Не замкнул круг руками, как делают обычные люди в такие моменты, но он не отстранился, не оттолкнул, и не обрубил эту связь, как делал когда-то. Он расслабленно сидел, позволяя быть рядом — и именно в этом была его перемена. Он всё такой же — прямой, хладнокровный, почти непроницаемый, но в том, как он позволил ей прижаться, было то, чего раньше не было вовсе.
Дааран чувствовала это каждой клеткой: он стал мягче. Только для неё.
И это было почти невозможно поверить, вспоминая, каким он был в детстве, в Колонии, в том суровом месте, где она даже не знала, что он ей брат. Он тогда был фигурой власти, абсолютного контроля. Строгий, немой, и жестокий. Он не смотрел на неё как на девочку, и уж тем более не как на сестру. Смотрел как на объект — потенциально сильный и опасный, которого нужно воспитать и подчинить.
— Меган, — заговорил Рунн, медленно и чётко, — если я увижу, что ты меняешься в худшую сторону... становишься рассеянной, мягкой, озабоченной не теми вопросами, которыми должна быть — всему этому эксперименту приходит конец. Ясно?
В его голосе не было злости. Только сухая строгость. Чёткая, как приказ. Он не считал это слабостью — это была последняя капля доверия к сестре, которую он, несмотря на её ложь, всё ещё пытался удержать.
— Ясно, — слабо кивнула Меган, и вытерла слёзы, прячущиеся в уголках глаз. Она улыбнулась с облегчением и внутренним теплом. Ей было важно, что он всё-таки не отвернулся от неё.
Она поднялась на ноги, похромала в сторону кабинета, схватила сумочку и, вернувшись, с сияющим лицом остановилась напротив брата:
— Можно... я поеду к нему на ночь? — спросила сдержанно, хотя уголки рта так и тянулись вверх, и взгляд светился, как у девочки, которую отпустили к любимому.
Рунн, так и сидя на полу, молчал секунду-другую, наблюдая за ней. Он видел в ней раздражающе счастливую женщину.
— Езжай домой и приведи себя в порядок. Не попадись нигде в таком виде.
— Хорошо, — кивнула она.
— Завтра в девять быть в офисе, — наконец ответил он. — Нет. В полдевятого. Как штык.
— Ты лучший брат на свете! — уже убегая, не в серьез выкрикнула она, нажимая на кнопку лифта.
— Господи... попрощалась бы хоть, — пробурчал он, устало прикрывая глаза. — Питер, поезжай с ней.
— Есть, — отозвался телохранитель.
— Пока! — крикнула она уже из лифта и захлопнула двери, сдерживая смех.
И она действительно летела. Не просто ехала. Летела — на крыльях облегчения, радости и безумного, нетерпеливого желания оказаться рядом со своим мужчиной.
ПОСТАВЬТЕ ЗВЁЗДОЧКУ (голос за главу)И КОММЕНТАРИЙ❤️❤️
Как вам Рунн в этой главе?)))