Куб [Редактура]

Меня знобило. Во рту чувствовался привкус крови вперемешку со рвотой. Руки жгло огнем, но я была не в силах взглянуть на свои пальцы. Эдуард снял с меня все ремни и теперь стоял рядом с тележкой, сдирая с рук окровавленные перчатки и убирая щипцы в железный лоток, где уже валялись кусочки использованной ваты.

Я смотрела в одну точку. Мозг отказывался что-либо воспринимать. Какая-то тупая боль в висках волнами наплывала на меня, захлестывая с головой и тут же - мгновением позже - отпуская.

Я осмелилась взглянуть только на запястья - потертые от ремней до красных кровоточащих ссадин, покрытые свежей кровью, стекающей с поврежденных пальцев.

Эдуард достал упаковку с новыми ватными дисками и надорвал ее. Вытащил несколько штук и сел рядом со мной.

Я опустила взгляд вниз, между собственных колен, и меня едва не стошнило. Я тут же задрала голову - лишь бы не видеть - но слишком поздно - все, что было нужно, я уже успела разглядеть. На грязном и плохо освещенном полу, возле самых моих ног, лежали небольшие скорлупки, которые издалека можно было бы принять за очистки от семечек или орехов. Покрытые кровью, с кусочками прилипшего к стенкам мяса. С облупленным розовым лаком на самом маленьком из них. Почему-то на мизинце я никогда не любила смывать лак и оставляла все как есть. Если поднапрячься, можно было бы даже разглядеть небольшие лунки, которые раньше скрывались под кожей, и обгрызенные неровные края.

Эдуард нежно взял меня за руку и принялся аккуратно прижимать ватку к каждому пальцу поочередно. Ватка тут же пропитывалась кровью.

Я опустила взгляд прежде, чем успела приказать себе этого не делать, и принялась разглядывать то, во что теперь превратились мои пальцы. Возможно, если снова отойти на достаточное расстояние, это можно было бы принять за модный маникюр, гель-лак, шеллак, наклеенные сверху блестки и выпуклые картинки - что там еще обычно используют в косметических салонах?

Эдуард осторожно дотронулся ваткой до всех десяти пальцев и достал бинт.

Ногти превратились в кровавое месиво. Сверху и снизу стекали маленькие ручейки крови. Меньше всего ее, как ни странно, было в середине того места, где раньше был ноготь - заметна была лишь бледная, практически белая кожа, которая впервые оказалась незащищенной. По краям - небольшие впадины, углубление для самого ногтя, с скопившимися капельками крови в уголках и сукровицей. Стоит отдать должное Эдуарду - он сделал свою работу аккуратно. Даже профессионально, если можно бы было так сказать. Только безымянному пальцу на левой руке повезло меньше всех - ногтевая пластина сломалась, и кусочек так и остался в эпонихии, застрявший в задней связке. Эдуард несколько секунд разглядывал его, но в конце концов оставил все как есть, тем не менее, вновь объяснив свое пристальное внимание тем, что не хотел бы заражения.

Он успокоился только тогда, когда все раны были тщательно промыты, а пальцы - перевязаны до второй фаланги. Напоследок поинтересовался насчет старого увечья чуть ниже локтя. Проверил повязку, на которой было пятно запекшейся крови.

- Завтра придется перевязать заново, иначе, думаю, может воспалиться.

Я оставила его слова без внимания. Рану на руке все еще жгло, но уже заметно меньше, хотя, скорее всего, это было только потому, что я уже начала привыкать к старой боли, которую сегодня заменили новой. Короче говоря, кусок оголенной плоти, сухожилий и мышц меня больше не тревожил, но я никому не собиралась про это говорить.

Эдуард вывез из подвала сначала тележку, а затем и вышел сам.

- Оставь свет, - вырвалось у меня прежде, чем я сумела осознать, что - и с кем - говорю.

Эдуард обернулся.

- Ты же сама знаешь, - мягко прошептал он, - что я не могу.

Свет погас, и тени, только и поджидающие того, выскочили из-за своих убежищ и углов и окружили меня, готовые снова приступить к своему страшному хороводу проклятий.

Я опустилась на кровать, и, вытянув вдоль тела руки, крепко зажмурила глаза. Боль продолжала атаковать тело, острая, ноющая, резкая. В ожидании, пока потеряю сознание, я принялась представлять, что случайно засунула пальцы в большой улей или муравейник. Или нет, одну руку в улей, а другую в муравейник. Теперь правая ладонь кишела муравьями, заползающими под ногти, оставляющими кислоту на каждом миллиметре моей кожи, пытающимися забраться под вспоренные заусенцы. На левой руке сидели пчелы. Они вились вокруг нее, взлетали и снова садились, загоняли свои жала мне под ногти и оставляли там. Я дрожала всем телом и почему-то чувствовала неумолимое, навязчивое желание сжать руку в кулаки, согнать надоедливых насекомых, а тех, кто не успеет спастись, смять, превратить маленькие тельца в слипшуюся кашицу.

- И вот мы снова здесь! - громкий вскрик заставил меня вздрогнуть, и я распахнула глаза.

Ленка стояла посередине поля в нескольких метрах от меня, широко разведя руки и запрокинув голову. Волосы развевались за ее спиной и норовили вот-вот упасть на глаза. Тонкое черное платьице с длиннющим полупрозрачным подолом из сетки, казалось, вот-вот разорвется бушующим ветром.

Я огляделась по сторонам. Снова то же место, что и в два прошлых раза. Обдуваемая ветром поляна в окружении леса, яркое полуденное солнце. За моей спиной далеко позади стоял дом Эдуарда. Над ним не было солнечно, а, скорее, наоборот, сгущались свинцовые тучи. Темнота словно бы стискивала в объятьях дом, не давая вырваться ни ему, ни кому-либо, скрывающемуся за его стенами.

Я повернулась обратно к Ленке, точнее, к тому существу, что старательно притворялась ей. Она не изменила позы, словно бы ожидая от меня какой-то реакции.

- Что ты хочешь этим сказать? - наконец не выдержала я и подошла на несколько шагов ближе.

Ленка постояла так еще несколько секунд, и только потом наконец перестала улыбаться и опустила руки.

- Элизабет Кри, - проговорила она. - Я хотела спародировать Элизабет Кри. Разве ты ее не знаешь?

Я устало покачала головой и опустилась прямо на траву. Клетчатого пледа, лимонада в банке и стопки глянцевых гламурных журналов нигде не было.

- Не садись так, - вскрикнула Лена. - Это может быть небезопасно. Сейчас я тебе постелю. Ну же, давай, вставай скорее.

Не дождавшись от меня нужных действий, Лена сама подхватила меня под руки и резко поставила на ноги, при этом ее ладони проехались прямо по тому месту, где у меня была первая рана. Я приготовилась зашипеть от новой волны боли, но ничего такого не произошло. Я недоуменно вытянула обе руки вперед.

Все ногти были на месте. Даже тот, безымянный, с потрескавшимися остатками розового лака.

Я выдохнула и едва не упала, пошатнувшись. Задрала рукав и осмотрела правую руку чуть пониже локтя.

Никакой повязки и никаких ран не было. Вся кожа была на месте, более того, она была чистой, а не запачканной кровью и потом, как в подвале у Эдуарда.

- Что?.. - я непонимающе переводила взгляд с предплечья на пальцы, придерживая одну руку другой и не зная, радоваться мне или нет. - Я... я была... здесь было...

- Там, может, и было, - прервала меня Ленка. - Здесь - нет. Помнишь, что я тебе говорила про это место? Здесь все не так, как мы ожидаем, а по-другому.

Откуда ни возьмись появилось одеяло. Не то, клетчатое, а другое. Ленка нагнулась и расстелила его возле моих ног, а затем жестом пригласила меня сесть. Подождала, пока я аккуратно не присяду на колени, напуганная ее предыдущими движениями, и только тогда плюхнулась рядом.

Я затравленно посмотрела на нее. Ленка повернула голову и поймала мой взгляд. Снова заулыбалась.

- Прости, это моя вина, надо было сразу тебя предупредить. На голую землю тут лучше больше не садиться, здесь становится опаснее, потому что нас вот-вот могут заметить. Ты становишься сильнее, понимаешь? Методы Эдуарда начинают действовать.

Я нахмурилась. Методы?

Лена вытянула левую руку вперед и оставила ее висеть в нескольких сантиметрах от колыхающихся на ветру травинок. С добрых полминуты ничего не происходило, а затем мои глаза расширились от испуга, и я непроизвольно подалась назад.

Растения словно бы начали вытягиваться, устремляясь навстречу Лениной руке. Я с ужасом наблюдала за тем, как травинки, точно цепкие лианы, обхватывают пальцы и впиваются в кожу, норовя ее проколоть и забраться внутрь. Все поле точно ожило и потянулась к нам, хотя ветер дул в прямо противоположную сторону. Трава стягивала руку Лены и уже начала подбираться к запястью, но тут девочка резко отдернула ладонь и откинулась обратно на свое место.

Я завороженно наблюдала за тем, как Лена неторопливо освобождала пальцы от повисших на них травинок. Как только они выдрались из земли, травинки утратили свою силу, и теперь походили не на какие-то экзотические венерины мухоловки, а на обычную осоку.

- Такое будет происходить каждый раз, когда ты слишком близко поднесёшь к земле голую часть тела: руку, ногу - не важно. - Лена устремила взгляд куда-то повыше моей головы, и до меня с опозданием дошло, что она смотрит на дом Эдуарда. - С каждым часом здесь становится не безопаснее.

- Почему? - тупо спросила я, не совсем понимая, а хочу ли я знать причину.

Ленка отвела взгляд от дома и уставилась себе под колени. Принялась водить пальцем по одеялу.

- Помнишь, не так давно тебе приснился сон? Может, неделю назад, или чуть больше?

- Какой еще сон? - за это время мне приснилось множество снов, большинство из которых я предпочла бы забыть. Например, этот.

- Ты оторвала Эдуарду руку, помнишь?

- Что? - я не помнила. На мгновение в воспаленном мозгу шевельнулось какое-то короткое воспоминание, но я быстро потеряла его в ворохе других - тяжелых и бесполезных.

- Тогда я предупреждала тебя. Сказала, что Марс - это рай, что Марс всегда в конечном итоге оборачивается раем, но ты меня не послушала.

- Что значит «раем? - я неловко качнула головой. - Я тебя не понимаю!

- Вот именно, - казалось, Лена начала не на шутку раздражаться. - Ты слишком многого не понимаешь, потому что слишком маленькая, чтобы хоть что-нибудь понимать. И не самая умная. Им пытаются объяснить, Эдуарду пытаются объяснить, но он никого не слушает. Что это за любовь, скажи мне?

Я молчала, опустив голову и исподлобья глядя на нее. На солнце медленно наплывала туча, и становилось темнее, словно бы погода тут зависела от Лениного настроения.

- «Марс - это рай». Рэй Брэдбери. У него есть одна новелла, и это оттуда. Людям пообещали, что на Марсе они найдут рай, и они туда полетели, но нашли там скорее прямо противоположное. То, что кажется нам идеалом, нередко оборачивается чем-то другим вопреки всем нашим ожиданиям. Я не могла сказать тебе по-другому, иначе бы меня услышали те, кому не должно слышать.

Ленка поднялась с колен и повернулась ко мне спиной. Несколько минут мы молчали. Наконец я поднялась с одеяла и протянула вперед руку, желая дотронуться до ее плеча, но замерла на полпути. Пальцы остановились в нескольких сантиметрах от Лениного предплечья.

Подруга тяжело вздохнула.

- Тебе надо идти. Он скоро хватится тебя.

- Кто? Эдуард? Почему ты так о нем беспокоишься? Как он вообще может до тебя добраться, если ты в моей голове? Ты же сама мне об этом сказала.

Лена помотала головой, и тут я заметила, что ее волосы начали менять цвет, становясь все светлее и светлее. Нижние пряди стали опадать.

- Ты не понимаешь. По-прежнему не понимаешь, хотя уже не раз пыталась тебе объяснить, и он тоже пытался. Все не так просто, как ты думаешь. Есть те, кто наблюдает, сверху, и не дают сделать шага ни таким, как я, ни таким, как он. Эдуард легко сможет понять, что ты здесь была, и что ты со мной разговаривала. Он бы уже давно понял это, если бы ему пришло в голову, что я вдруг стану тебе помогать.

Волосы, а теперь и череп Лены, продолжали меняться. Это напоминало скорее роды, ворочание ребенка в материнской утробе, но ребенка, куда большего и сильнейшего, чем мать, готового порвать ее кожу. Что-то отчаянно билось в голове Лены, желая прорваться наружу.

Я в страхе сделала несколько шагов в сторону и сошла с постеленного одеяла, ступив на землю. Трава зашевелилась, примятая моими ступнями, но я, увлеченная открывшимся передо мной зрелищем, не обратила на это ни малейшего внимания.

Лена, или то существо, что обернулась ей, начало медленно поворачивать голову. Я попятилась снова.

- Стой, - прохрипело существо странным булькающим голосом, как и в прошлый раз - будто бы в рот набилась земля. - Остановись!

Из головы твари что-то прорвалось наружу, проткнув кожу. Во все стороны полетели осколки деформированного черепа и ошметки плоти с кусочками длинных прядей. По волосам потекло серая водянистая жидкость вперемешку с частицами мозга и тканей.

Я запуталась в собственных ногах и рухнула на землю.

Тварь продолжала приближаться и теперь протягивала ко мне обе руки.

- Не уходи! Не уходи! Стой! - нечто, прорвавшееся дыру у нее в голове, исчезло и переместилось чуть ниже. Правая щека Ленки неестественно выгнулась, точно у нее внезапно вскочил огромных размеров флюс. Кожа натянулась и, кажется, едва ли не затрещала. Рот существа раскрывался все больше и больше, пока не челюсти не сломались и по линии губ не пошла тоненькая кровавая трещина.

- Стой! - в последний раз прогнусавило существо, прежде чем у нее изо рта не начало что-то вылезать. Что-то темное и склизкое, покрытое острыми шипами и лоскутами внутренних органов и кожи.

То, что пятью минутами ранее выдавало себя за мою школьную подругу, распахнуло руки, словно бы желая заключить меня в крепкие объятья, и затряслось.

«И вот мы снова здесь!»

Что-то ухватило меня за ноги, не давая пошевелиться. Я вскрикнула и наконец-таки обратила внимание на собственное тело, уже наполовину сокрытое под травой, продолжающей виться вокруг моих бедер, плеч и груди. Одна травинка почти добралась до моего лица и норовила заползти в рот. Я рывком высвободила правую руку и, сняв травинку с подбородка, отшвырнула ее в сторону. Все тело горело - трава прутьями стискивала кожу, оставляя на ней кровавые следы.

Существо рядом со мной, все так же не прекращая трястись, неловко плюхнулось на колени и принялось помогать срывать с меня растения. Тварь у него изо рта продолжала пробиваться наружу, превращая голову в нечто вроде спагетти с соусом болоньезе. Несколько капелек крови попало мне прямо в глаз.

То, что еще оставалось от облика Ленки, протянуло ко мне руку и попыталось ее сжать.

«Проснись! - раздался холодный металлический голос у меня в голове. - Просыпайся! Давай же! Проснись! Проснись! Проснись! проснись! Прос...».

Я широко распахнула глаза и принялась со свистом вбирать в рот воздух, точно выброшенная на берег рыба. Сердце гулко билось в груди, а все органы в теле словно бы парили. У меня было такое чувство, что я внезапно очутилась на борту самолета и попала в турбулентную зону, когда судно падает в воздушные ямы, а у тебя перехватывает дух.

- Проснулась? - послышался над ухом голос Эдуарда.

Я с трудом заставила себя выровнять дыхание и сфокусировала взгляд. Только теперь я обнаружила, что лежала вовсе не на том месте, где заснула. Раскладушка исчезла, и теперь спину холодил жесткий и запачканный пол подвала. Словно бы еще находятся где-то во сне, я медленно выдохнула и обернулась: раскладушка находилась прямо напротив меня.

- Эй! - голос Эдуарда раздался еще ближе, на сей раз все же заставив меня обратить на себя внимание. Вернее, на тяжелые армейские ботинки с набойками, находившиеся совсем рядом с моим лицом.

- Я думал, до этого не дойдет.

Что-то со всей силы ударило меня в живот. Из глаз брызнули слезы. Зубы сомкнулись на кончике языка, и рот тут же наполнился кровью. У меня перехватило дух, и в следующее мгновение я уже не дышала.