Куб [Редактура]

Дождь лил стеной. Как только я переступила порог школы и оказалась под открытым небом, струи ледяной воды хлынули мне за шиворот. Я обхватила руками живот и согнулась пополам, пожалев, что не забрала из раздевалки куртку. Блузка враз намокла и неприятно липла к голой коже, заставляя ту покрываться мурашками. Я глубоко вздохнула и сбежала с крыльца. Кроссовки шлепали по лужам. Машины Эдуарда нигде не было. Я огляделась по сторонам, насколько позволяла видимость, и потрусила к школьным воротам. Сразу же за ними находилась дорога. Если Эдуард уже был на месте, то он не мог припарковаться нигде, кроме как там.

    Прогремел гром. Я почувствовала, как маленькая, но настырная капелька воды пробралась под одежду и теперь стекала по спине вдоль линии позвоночника. Лямки рюкзака нещадно натирали плечи. «Вот будет здорово, - подумала я, - если краска на рюкзаке окажется хреновой и на блузке появятся разводы».

    Я вспомнила о косметике и невесело усмехнулась. Хотела предстать во всей красе, а приду, скорчившись, мокрая и дрожащая, что твоя мышь.

    Телефон снова завибрировал в кармане юбки, прилипшей к ногам, и я, бросив быстрый взгляд себе на ноги, ускорила шаг. Капроновые колготки покрылись темными пятнами и сползали с талии. Черт бы побрал этот треклятый дождь.

    Наконец я добралась до ворот. Дорога перед ними была пустынна. Я замерла, беспомощно глядя перед собой. Сердце пропустило один удар. Эдуарда не было.

    «Может, он ошибся школой?», - мелькнула в голове спасительная мысль, но я отмахнулась от нее, словно от назойливой мухи. Ком подступил к горлу, а глаза предательски защипало. Так вот почему он звонил. Хотел предупредить, что не сможет приехать, потому что наконец осознал, что я всего-навсего сопливая малолетка, от которой можно ожидать лишь одних проблем и...

    Чья-то ладонь опустилась мне на плечо.

    Я резко развернулась, поскользнулась на мокром асфальте и чуть не рухнула на землю. Сильные руки Эдуарда успели подхватить меня в последний момент. Подтянув меня к себе, Эдуард как следует встряхнул меня за плечи и отпустил. Непонятно зачем я отметила про себя его одежду. На Эдуарде был надета шерстяная водолазка цвета слоновой кости, а сверху на нее был небрежно накинут пиджак. Мои руки скользнули по его груди, на миг задержались на предплечьях и в конце концов повисли вдоль тела, как у безвольной куклы.

- Ты чего? Снова хочешь упасть прямо на проезжую часть? – прокричал он мне прямо на ухо, но я все равно с трудом разобрала только половину слов.

- Я... я случайно, - пролепетала я. – Мне показалось, что ты не придешь.

    Эдуард приобнял меня за плечи и легонько подтолкнул вперед. Я послушно пошла в указанном им направлении. Мы молча пересекли дорогу и оказались на противоположной от школьных ворот стороне. Иссиня-черный вольво Эдуарда притаился прямо за поворотом возле здания детского сада. Мне внезапно стало стыдно за свою недавнюю реакцию. Машина стояла у меня прямо под носом, стоило лишь разуть глаза, но я сразу же умудрилась нагнать панику и чуть не довести себя до истерики.

    Эдуард открыл передо мной заднюю дверцу автомобиля, и я, сняв со спины рюкзак, уселась в салон. Дверца захлопнулась. Я молча наблюдала за тем, как Эдуард быстро обошел автомобиль и сел на переднее место с водительской стороны. Дождь барабанил по крыше машины. В залитых водой окнах были видны лишь его неясные очертания, так что издали он напомнил мне Слендермэна.

- Пристегнись, - коротко бросил мне Эдуард. Я ощутила, как мягко заурчал двигатель, и выполнила его просьбу, правда, как следует поломав голову перед этим. У нас с мамой никогда не было машины, и всю жизнь я ездила только на общественном транспорте. Иногда родители Лены после долгих уговоров дочерью соглашались взять меня с собой летом на городской пляж либо на пикник на природе. Эти поездки ознаменовывались для меня настоящим событием: мы с Ленкой забирались на заднее сиденье с целой кипой всяких модных журналов, обсуждали сплетни про звезд и видеоблоггеров, смотрели в окно, используя одни наушники на двоих, делали селфи и красили друг другу ногти прямо в салоне автомобиля, вызывая недовольство Лениных родителей. В середине поездки мы обязательно останавливались в каком-нибудь придорожном кафе с неоновыми вывесками и покупали картофель по-деревенски, батончики «Сникерс» и любимые «Читоз».

- Ты не отвечала на мои звонки. Я решил, что с тобой уже что-то случилось.

    Голос Эдуарда был холодным и совсем недружелюбным. Я поежилась и сильнее вцепилась в стоящий у меня на коленях рюкзак. Вода с одежды капала на пол и на кожаные кресла машины. Я подумала о том, что Эдуард, наверное, жалеет испорченных мною сидений.

- Ты позвонил тогда, когда я уже почти что вышла из школы. Я боялась, что меня засекут, и не стала отвечать, - пробормотала я. Несмотря на симпатию с его и явную влюбленность с моей стороны, мне до сих пор было неудобно говорить с ним на ты. Казалось, что он вот-вот повернется ко мне, пристально посмотрит в глаза и спросит, где моя мама и почему я так неуважительно обращаюсь к взрослым.

    Ничего подобного не произошло. Вместо этого Эдуард неожиданно громко и серьезно произнес:

- Всегда отвечай на мои звонки. Что бы не случилось. Ясно?

    Я подняла голову и встретилась с Эдуардом взглядом в зеркале заднего вида. Мне померещилось, что его глаза стали темнее обычного. Впрочем, в салоне было настолько темно, что вообще было сложно хоть что-нибудь толком разглядеть. Я кивнула, и меня передернуло. Его вроде бы заботливые слова никак не вязались с холодным тоном и больше напоминали приказ.

- Хорошо.

    Я первой отвела взгляд и уткнулась в рюкзак. Хорошенькое начало. Дождь за окном снова усилился. Может, у него перемены настроения из-за погоды?

    Мы молча проехали где-то с полчаса. Эдуард больше ни разу не заговаривал со мной, а я боялась первой начать разговор и тупо смотрела в окно. Мимо мелькали дома и вывески магазинов. Машин практически не было до тех пор, пока мы не выехали на МКАД. Мне подумалось, что мы едем совсем не в сторону центра или хотя бы в другой конец Москвы. Выходило, что Эдуард жил за городом. Я непроизвольно напряглась. Глаза сами следили за дорогой, тщетно выискивая какие-то зацепки и ориентиры. Все знаки и указатели, мимо которых мы проезжали, попросту было невозможно рассмотреть. Я нетерпеливо выжидала, когда же ливень наконец прекратится, но свинцовое небо не давало ни намека на погодные улучшения.

    Мне пришло на ум, что все происходящие напоминает сцену из дешевого боевика: маньяк похищает глупую девчушку и везет ее в чащу леса, чтобы там изнасиловать и убить. Навязчивая мысль крутилась в голове, заставляя сердиться на саму же себя. Эдуард точно не был маньяком, и в машину к нему я села по доброй воле. Если бы он захотел меня убить, то сделал бы это еще четыре дня назад – просто бы переехал меня на той чертовой дороге и не остановился.

    Я подумала о Ленке. Интересно, что она сейчас делает? Наверняка сидит на географии, вполуха слушает лекцию о странах Африки и втихаря смотрит «Ривердейл» по телефону, без зазрения совести используя школьный интернет.

    Я достала из кармана смартфон. Зажегшийся дисплей осветил темный салон. Луч резанул по глазам, и пришлось зажмуриться, пока автоматическая настройка не заработала и не отрегулировала яркость.

    Двадцать семь новых сообщений. Шесть от потерявших меня одноклассников и двадцать одно от Ленки.

    «Балдеешь там?»

    «Вы целовались при встрече?»

    «Что он тебе сказал?»

    «Ты где?»

    «Ау, че не отвечаешь»

    «Леська!!!»

    И все в таком духе. С унылым лицом я перелистнула переписку и выключила телефон. Описывать то, что случилось на самом деле, мне не хотелось, а во вранье я не видела смысла. Отвечать одноклассникам было лень. Да и что им написать? То, что я сижу в очереди у врача?

    Я со вздохом убрала бесполезный мобильник в рюкзак. Подняла голову и встретилась взглядом с Эдуардом. Сердце глухо стукнуло и пропустило один удар. Все внутренности съежились, а ладони мигом вспотели. Я украдкой вытерла их о начавшую немного просыхать ткань юбки.

- Скучаешь? – спросил Эдуард. Интонации изменились. Теперь его голос был бархатным и теплым.

    Я неловко пожала плечами.

- Не против, если я включу музыку?

    Я снова пожала плечами и мысленно несколько раз назвала себя дурой. Когда он молчит, меня распирает от желания пообщаться, а когда он предлагает мне тему для разговора, у меня почему-то отсыхает язык.

    Кажется, Эдуарда позабавило мое молчание. Он оторвал правую руку от руля и потянулся к трансмиттеру.

    Заиграла мелодия.

    Пару секунд я молча сидела, сосредоточенно отковыривая ногтем заусенец, а затем узнала мотив.

- Это Вагнер?

- Да, - в голосе Эдуарда сквозило неподдельное удивление. Видимо, он совсем не питал иллюзий насчет моего интеллекта. – Откуда ты знаешь?

    Я глубоко вздохнула. История моего знакомства с классической музыкой была не самой веселой.

- Когда мне было семь лет, мама развелась с отцом. На самом деле, он ушел от нас намного раньше... - я порывисто втянула ртом воздух.

- Если не хочешь, то можешь не рассказывать, - проговорил Эдуард. Теперь в его голосе сквозило сочувствие и сожаление, и за одни эти интонации я была готова выложить ему хоть топ самых несчастных и болезненных историй в моей жизни.

- Все в порядке, - я криво усмехнулась. – Мой отец никогда не был приверженцем семейных отношений. Мама рассказывала, что он выдержал только год совместной жизни. Он ушел, когда я родилась. Исправно платил алименты, но ни я, ни мама его не видели. Иногда он звонил по телефону, но мама никогда не давала мне с ним поговорить. Считала, что такие разговоры могут нанести мне серьезную психологическую травму, - произнося последние слова, я скривилась и попыталась воспроизвести поучающий тон собственной матери. – А я была слишком маленькой, чтобы закатить истерику или воспротивиться. Потом... Папа нашел себе другую женщину. Так мне сказала мама. По ее словам, он наконец остепенился, у него родился ребенок, и он предложил той женщине выйти за него замуж. Мама долго не давала согласия на развод. Мне кажется, тогда-то все и началось, тогда-то она и сломалась.

    Эдуард не проронил ни слова. Мне показалось, что он уже давно перестал меня слушать, но меня уже было не остановить. Теперь я говорила скорее для себя, чем для него, потому что понимала, что если он сам задаст мне какой-либо вопрос по этой теме, то я, скорее всего, просто-напросто не выдержу и разрыдаюсь.

- Мама начала слушать музыку. Целыми днями в нашем доме играла музыка. Классика. Вагнер, Шопен, Шуберт, Моцарт, Бетховен. Я тогда училась в первом классе. Приходила домой, запиралась в ванной, закрывала уши руками и зажмуривала глаза. Тот период стал для нас обеих настоящим испытанием. Зато, - я криво усмехнулась, - по музыке в школе у меня всегда стояла твердая пятерка. Мама сумела привить мне отменный вкус.

    Воцарилась тишина, нарушаемая лишь нежными аккордами фортепьяно.

- Если тебе неприятно, я могу выключить, - тихо произнес Эдуард, и я протестующе помотала головой.

- Я полюбила классику. Все хорошо. Не нужно.

    В глубине души я порадовалась, что все сложилось именно так. Мы с Эдуардом снова оказались на одной волне и вроде бы даже понимали друг друга. По крайней мере, я смогла поддержать разговор.

- Ты очень сильная, - вдруг проговорил Эдуард, и я удивленно подняла голову. – Твои родители поступали неправильно. Не каждый бы смог справиться.

    У меня пересохло во рту.

- В каждой семье такое случается. Сплошная банальность, - я в третий раз за поездку пожала плечами. – Спасибо.

    Ответом мне была теплая улыбка Эдуарда, отразившаяся в зеркале заднего вида.

- Приехали! – вдруг возвестил он, и я принялась оглядываться по сторонам. Дождь все еще шел, но уже не был таким сильным. По обе стороны от дороги был лес. Сбылись мои худшие предположения – Эдуард жил совсем не в городе. Я почувствовала, как где-то в самом низу живота снова зарождается страх.

- Где мы?

- В Подмосковье. Я не живу в Москве. А здесь... у меня собственный дом, свои метры. Добираться до города всего ничего. Мы доехали меньше чем за три часа, если ты заметила.

    Эдуард свернул с дороги, и несколько минут мы ехали по не асфальтированной части прямо посреди леса. Онемевшими пальцами я вцепилась в рюкзак. Меньше, чем за два часа? Значит, на дорогу туда и обратно уйдет в общей сложности четыре. Я достала из кармана телефон. Ровно одиннадцать тридцать. Мне нужно пробыть у Эдуарда не больше трех часов, чтобы успеть приехать домой раньше матери.

    Близко растущие друг к другу деревья вдруг расступились, и мы выехали на небольшую поляну, прямо посреди которой стоял большой двухэтажный особняк. Рядом находился гараж. Я с трудом удержалась, чтобы не присвистнуть от восхищения.

- Нравится? – не без удовольствия отметил Эдуард.

    Я потрясенно кивнула. Машина подъехала к дорожке у гаража и остановилась. Эдуард открыл дверцу и вылез из машины. Пару секунд, до боли прикусив нижнюю губу, я мучительно размышляла, стоит ли мне выйти самой или подождать, пока он мне поможет, но Эдуард оказался быстрее, чем я предполагала, и распахнул дверцу с моей стороны до того, как я успела что-то придумать.

    Я взялась за протянутую мне руку и вылезла из машины. Кроссовки мягко опустились на коротко подстриженный газон. Эдуард продолжал держать меня за руку, и я принялась упиваться ощущением тепла в тыльной стороне ладони, желая как следует запомнить его до того, как оно исчезнет.

    Моросящий дождик вновь принялся мочить мою одежду, но я не замечала ничего, кроме руки Эдуарда и огромного дома, к которому он меня вел. Светло-бежевого цвета, двухэтажный, он казался воплощением одновременно величественности и стиля.

    Внезапно я показалась себе Золушкой из сказки. Прекрасный принц вел меня к волшебному замку, и с каждым шагом я все сильнее и сильнее ощущала нереальность происходящего и чувствовала себя самозваной принцессой. За что мне это? За что мне такое счастье? Что я сделала для того, чтобы его получить?

    Ватные ноги сами подняли меня по ступенькам крыльца. Эдуард отпустил мою руку, прошел чуть вперед и после секундного промедления с замком, распахнул передо мной входную дверь.

    Я попыталась растянуть губы в улыбке, но вместо этого вышел какой-то оскал. Мне казалось, что еще мгновение, и я грохнусь в обморок от переизбытка чувств. Кажется, Эдуард все прекрасно понял и, усмехнувшись, неопределенно мотнул головой.

- Так ты идешь?