Куб [Редактура]

- Да, - я изо всех сил вцепилась в подол юбки, так, что пальцы побелели. Только сейчас я осознала, что оставила в салоне вольво рюкзак.

    Эдуард с довольной улыбкой проследил за тем, как я переступила порог его дома.

    Из горла вырвался восхищенный вздох. Я застыла как очарованная. Внутри дом выглядел еще прекраснее и величественнее, чем снаружи. Моему взору предстал большой и светлый холл. Справа находилось несколько дверей, ведущих в комнаты. Главным украшением левой стороны была узкая и витиеватая лестница, ведущая на верхний этаж. Я задрала голову и принялась разглядывать высокие сводчатые потолки и белоснежные отштукатуренные стены. Деревянный пол был покрыт пушистыми бежевыми коврами. 

    Сколько стоит содержание такого дома? Я на все сто процентов могла заявить, что для нас с мамой любая вещь из этого места обошлась бы в целое состояние. Впрочем, чего еще мне следовало ожидать? Не думала же я, что парень, разъезжающий на вольво последней модели, будет жить в жалкой лачуге в пять метров длиной, высотой и шириной?

    Эдуард молча стоял за моей спиной, давая мне власть насладиться открывшимся зрелищем. Я нагнулась и стащила с ног кроссовки. Осторожно ступила на мягкий ковер. У нас дома не было ковров. Точнее, в коридоре находился один, старый и с несколькими дырками, проеденными молью. Мама говорила, что за коврами нужен особый уход, без которого они превращаются в обыкновенные сборники пыли.

- Нравится?

    Я обернулась и посмотрела на Эдуарда. Тот уже успел бесшумно закрыть за нами дверь и положить ключи на полочку рядом с входом.

- Да, я... - я всплеснула руками, чтобы хоть как-то продемонстрировать ему эмоции, охватившие меня в тот момент. – Я не ожидала, что будет так... Думала, ты живешь в обычном доме. Ну, я всю жизнь прожила в однушке в старой многоэтажке. Моя лучшая подруга живет в новом доме, в трехкомнатной квартире, и, когда я бываю у нее... - я вконец запуталась в собственных словах и запнулась. Как объяснить, что ты всю жизнь прожила практически в нищете, а подобные интерьеры видела только по телевизору да в рекламе в социальных сетях?

    К счастью, Эдуарду не нужно было моих объяснений. Он поманил меня следом за собой, и мы медленно принялись подниматься по лестнице. Кончиками пальцев я коснулась покрытых серебряной краской перил. Снизу от ступеней вверх вились тонкие железные лианы, которые ближе к перилам разветвлялись, превращаясь в замысловатые узоры, издали напоминающие какие-нибудь тропические цветы. Лестница круто заворачивала в сторону, точно ракушка или гусеница, желающая укрыться от внешнего мира и сворачивающаяся в клубок.

    Эдуард тихо рассмеялся, и я подняла на него удивленный взгляд.

- Что? – в голосе послышалась обида, но губы сами собой начали растягиваться в улыбке. Когда Эдуард смеялся, невозможно было находиться рядом и оставаться серьезной. Кажется, мне передавалось его настроение, и я изо всех сил училась подстраиваться – когда в кинотеатре он безразлично смотрел фильм, я пыталась повторять за ним и тоже абстрагироваться от разворачивающегося на экране действия; когда в Макдональдсе он заказал мне еду, я ела так, как, по моему мнению, ел бы он, находясь на моем месте. В машине я старалась потакать его желаниям и внимательно следить за малейшими переменами в настроении. Так и свихнуться недолго.

- Ты на все здесь смотришь так, будто бы вошла в храм, - задумчиво проговорил Эдуард. – Посмотри только, как ты до перил дотрагиваешься. – Он опустил взгляд на мою руку, и на какое-то мгновение мне показалось, что он любуется мной, упивается моим состоянием и, впрочем-то, обусловленным вполне понятным испугом поведением. – Ты боишься коснуться здесь чего-либо, точно это святыня. Точно любая вещь здесь сразу разрушиться или сгниет после твоего прикосновения, а я тут же наброшусь на тебя, требуя возместить ущерб за испорченное имущество.

    Я осторожно улыбнулась. Из горла вырвался нервный смешок, и я подивилась тому, как спокойно и легко Эдуард смог раскусить меня, заставив все мои притворства пойти прахом.

    Мы поднялись на второй этаж. Здесь все было по-другому. Цвета были темнее, и гамма оказалась совершенно иная – стены обшиты деревянными панелями медового цвета, того же, что и половицы. Я задрала голову. Потолок тоже был другим и казался намного ниже, отчего создавалось ощущение уюта и защищенности. Если первый этаж представлял собой все величие дома и предназначался для гостей, то второй был воплощением тепла и домашней атмосферы, с любовью ожидающим возвращения хозяев.

    Хозяев... До сих пор я не задумывалась над тем, жил ли Эдуард в одиночестве или с кем-то. Я сразу же отмела вероятность наличия девушки или даже жены – зачем, в таком случае, ему приводить домой меня? Но вот родители... Братья, сестры. Не может же он жить совсем один. Тем более, пусть он и значительно старше меня, лет ему все же не так уж и много.

    Я собралась с духом и открыла было рот, чтобы озвучить свои мысли вслух, но тут Эдуард поднял руку и указал на стену в конце коридора в правом углу.

- Смотри.

    Я проследила взглядом за его рукой и едва не потеряла дар речи. Всю стену от пола до потолка занимала картина. Вернее, часть картины. Или же нечто, напоминающее ее. Сначала я увидела дыру. Длинную овалообразную черную дыру, из которой на поверхность прорывались покрытые шипами стебли растений. Они извивались и буквально распластывались по стене, переплетаясь друг с другом и создавая причудливую и одновременно пугающую иллюзию. Словно руки, вырвавшиеся наружу из темного потустороннего мира и изо всех сил старающиеся зацепиться за любую поверхность, чтобы прорваться в нашу реальность, искромсать и уничтожить ее.

    Повсюду были видны корни. Они ответвлялись от стеблей и вгрызались в поверхность стены, заставляя белую краску осыпаться и покрываться мелкими трещинами. На концах стеблей находились цветы. Где-то – почти распустившиеся, где-то – едва начавшие раскрываться бутоны. Некоторые лепестки казались полусгнившими. На одном из цветков сидела большая бабочка с черными крыльями и толстым брюшком. Сильные лапки яростно вцепились в лепесток, а одно из усиков находилось внутри стены, не давая усомниться в том, что насекомое также являлось гостем из потустороннего мира.

    Но больше всего мое внимание занимала дыра, от которой было невозможно оторвать взгляд. Черная, мрачная, она манила к себе и одновременно отталкивала пугающей неизвестностью: казалось, стоит моргнуть, и оттуда вылезет тварь пострашнее полусгнившего заживо имаго. Наверное, подобные чувства испытывают маленькие дети, стоя возле гнезда с розетками.

- Что это? – спросила я и вздрогнула, услышав в собственном голосе почти что благоговейный страх.

- Любопытно, правда? – отозвался Эдуард. Он стоял у края лестницы и, чуть наклонив голову вбок, с интересом наблюдал за мной. Его взъерошенные волосы растрепались еще больше. Прядь упала ему на лоб, создавая причудливую тень. Тонкие губы искривились в странной усмешке. – Это инсталляция американской художницы Валери Хегарти. Называется «Цветочное безумие». Посмотри, - Эдуард подошел чуть ближе и остановился рядом со мной. Наклонился так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Так обычно делала мама, когда я была совсем маленькой, чтобы попытаться увидеть моими глазами то, что было недоступно ее глазам. – Стена превращена в портал. Кто знает, что скрывается там, за гранью? Это ее видение. Посмотри на шипы.

    Эдуард взял мою ладонь и переплел наши пальцы. У меня перехватило дыхание, и я замерла. Больше всего я сейчас боялась сказать или же сделать что-нибудь не так. Эдуард пугал меня, но я силой заставила себя не дрожать и попытаться вникнуть в слова, смысл которых совершенно не понимала. Я была уверена только в одном – передо мной находилась самая страшная и неприятная картина на свете, и у себя в доме я бы точно никогда не согласилась ее держать. Эдуард протянул наши руки вперед и заставил меня дотронуться до одного из шипов. Острое основание больно впилось в кожу. Эдуард продолжал мягко давать мне на палец, и я решила, что он вот-вот насадит мою руку на этот шип, как насаживают бабочку на булавку энтомологи-коллекционеры. Кровь польется на светлые половицы, протечет сквозь щели на первый этаж и запачкает мягкий белый ковер.

    Эдуард отпустил мою руку, и я тут же спрятала ее за спину, судорожно сжав пальцы в кулак. На подушечке указательного осталась небольшая красная точка.

- Я тебя испугал, верно?

    Я с трудом нашла в себе силы отрицательно помотать головой.

- Нет, вовсе нет, все хорошо. Меня... - я выдавила из себя бледное подобие улыбки, - ...меня не так-то легко испугать.

    Эдуард вздернул правую бровь и криво усмехнулся.

- И все-таки только что я это сделал.

    Что верно, то верно. Сердце билось как сумасшедшее и отдавало слабой пульсацией где-то в горле.

- Эту инсталляцию я заказал несколько лет назад. Всего в мире их существует пятнадцать штук. Это ручная работа. – Эдуард любовно погладил крыло бабочки. Я смотрела на него во все глаза. – Этот экземпляр Валери делала для меня лично. Мы познакомились с ней, когда я учился в колледже в Коннектикуте. Я ничего тебе про себя не рассказывал, но, если тебе интересно...

- Очень интересно! – с жаром воскликнула я и тут же прикусила язык. Возможность разузнать о нем побольше никак нельзя было упускать, но и соглашаться вот так вот пылко и радостно тоже не стоило.

- Ты не проголодалась? – вдруг ни с того ни с сего спросил Эдуард. Я помотала головой, и в эту же самую секунду как назло желудок протестующе забурчал, напоминая мне об отсутствии завтрака и отданных Ленке бутербродах. Я почувствовала, как заливаюсь краской до самых корней волос. Ну почему все происходит именно так? Почему в наших отношениях существует только две категории – я либо боюсь Эдуарда, либо стыжусь перед ним самой себя.

    Эдуард прищурился.

- Смотри, если что, я могу накормить тебя.

- Спасибо, - я неопределенно мотнула головой. Обычно такую фразу произносила моя мама, прежде чем я убегала куда-нибудь, не перекусив. Но Эдуард никак не был моей мамой, и потом ситуация сделалась еще более неловкой. Может, ему доставляет удовольствие меня пытать? Может, он специально привез меня сюда, чтобы втихаря подсмеиваться над тем, как я, глупая и неопытная девчонка, буду то и дело запинаться и краснеть, внимательно наблюдая за каждым его шагом?

- Тогда давай я устрою тебе экскурсию по дому. Самый интересный экспонат, - Эдуард махнул в сторону чудовищной картины, - ты уже видела, но у меня есть кое-что еще.

    Кое-что еще? Меня едва не передернуло. Например? Скальпы, кровавые фотографии, обезображенные портреты? С другой стороны, в инсталляции этой его американской художницы ничего предрассудительного не было. Просто дыра в стене и, собственно, сама стена, на которую были наклеены искусственные растения. Вот только, несмотря на всю свою кажущуюся невинность, изображение сводило меня с ума и словно бы заползало прямиком в мозг, раскрывая в моей голове потайные шлюзы, ведущие к сумасшествию и шизофрении.

    Вслед за Эдуардом я спустилась на первый этаж.

- Смотри, - он распахнул передо мной одну из дверей, и я не без опаски заглянула внутрь.

    Вся комната была уставлена книгами. Книги были везде – в тумбочках, на полу, за застекленными дверцами шкафов и на навесных полках. Как и весь дом, помещение было светлым и просторным, а темные корешки приятно гармонировали с пастельными тонами. Я сделала несколько шагов вперед и оказалась в середине комнаты. Обтянутые тонкими колготками ноги ступали по покрытому белой плиткой полу, но я не чувствовала холода. Наоборот, от плиток исходило тепло. Скорее всего, все дело было в обогревателях, встроенных в полы. Я слышала о таких когда-то, но никогда не интересовалась особо, потому что не думала, что вообще когда-нибудь встречусь с подобным чудом двадцать первого века лицом к лицу.

    Одна из стен в комнате была стеклянной. Огромное окно в человеческий рост выходило в лес, и создавалось ощущение, что мы с Эдуардом попросту вышли на улицу. Сосновые ветви в нескольких метрах от меня плавно покачивались в такт слабым порывам ветра. По стеклу медленно стекали маленькие дождевые капли.

    Рядом с окном стоял небольшой журнальный столик и кресло-качалка. Я представила, как невероятно уютно сидеть здесь вечерами, листая какой-нибудь роман и попивая горячее какао с маршмеллоу. Постепенно погружаться в тайную, полную загадок атмосферу, в то время как лес неторопливо перешептывается за твоей спиной. В какой-то момент я пожалела о том, что за всю свою жизнь взяла в руки лишь две или три книги, не считая школьных учебников. Теперь было понятно, почему Эдуард устроил мне допрос с пристрастием в Макдоналдсе, выпытывая, люблю ли я читать.

- Эти книги я собирал с девяти лет. Вернее, сначала это делали мои бабушка с дедушкой. Я никогда не видел своих родителей. Когда они умерли, они завещали мне большое наследство, и с тех пор мне никогда не приходилось бедствовать.

    Я внимательно слушала его рассказ, с жадностью впитывая каждое слово.

- Ты можешь выбрать здесь любую книгу. Все сочинения Набокова тут тоже есть, - я без труда различила в последних слова Эдуарда легкую иронию. Как я могла быть такой наивной, решив, что он поверил моей истории про последнюю прочитанную книгу?

    Эдуард наклонился и открыл дверцу маленького шкафчика, которого я не замечала до сих пор. Что-то звякнуло. Эдуард вытащил на свет два бокала и темную бутылку с желтовато-розовой этикеткой.

    У меня перехватило дыхание. Неужели он предложит мне...

- Вина? – Эдуард протянул мне один из бокалов, и я машинально взяла его, принявшись рассеянно вертеть в руке. Легкий и небольшой по размеру, он заискрил на свету, не оставляя мне ни малейших сомнений в своей ценности. Настоящий хрусталь. Возможно, даже горный. Ножка бокала была до того тонкая, что я испугалась – нажму чуть-чуть сильней, и она хрустнет прямо у меня в руках, выпадет из ослабевших пальцев и разобьется. – Раз уж ты отказалась от обеда... Ты когда-нибудь пила хоть что-то крепче апельсинового сока?

    Странный вопрос для девочки тринадцати лет. Несколько месяцев назад мы с Ленкой, гуляя в компании Светиных друзей, выпили по банке вишневого пива. Я до сих пор помнила тот приторный и горьковатый вкус. Ничего выдающегося в нем не было, а вот влетело мне от мамы еще так, стоило ей уловить исходящий у меня изо рта специфический запах.

    Эдуард наполнил наши стаканы. Темная, полупрозрачная жидкость ударилась о стенки моего бокала, и я едва не выронила его из рук. О выпитой с Ленкой поздним вечером банке дешевого пива, а в особенности о том, что было после, мне рассказывать Эдуарду не хотелось.

- Спаиваешь ребенка? – неудачно пошутила я, запоздало вспомнив о том, что за подобное, вообще-то, сажают в тюрьму.

- Только если чуть-чуть, - Эдуард улыбнулся мне и подмигнул. – Не бойся, от такого количества ты точно не опьянеешь.

- Это хорошо, - пробормотала я и поднесла бокал к губам. Лучше разобраться с этим делом побыстрее, пока он снова не начал задавать мне неловкие вопросы про алкоголь.

- Ты понравилась мне, Олеся, - произнес Эдуард. Я сделала первый глоток и опустила бокал, решив, что ослышалась.

- Что ты сказал?

    Голос дрогнул от охватившего меня напряжения и испуга. Лучше бы я согласилась на обед. Вполне возможно, тогда бы он не завел меня в эту чертову уставленную книгами комнату и не достал это гребаное треклятое вино.

- Я вылечу тебя.

    Бокал выпал из моих ослабевших рук. Все происходило точно в замедленной съемке. Я очень-очень медленно опустила голову вниз и отчетливо увидела, как бокал соприкоснулся с полом и тотчас же разлетелся на тысячу маленьких осколков, воспаривших в воздух подобно птицам. Кроваво-красные ручейки устремились к моим ногам.

- Ч-что? – я подняла голову. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мои внезапно онемевшие губы сумели выплюнуть это короткое «что» и договорить все три буквы по порядку до конца.

    Передо мной стояло два Эдуарда, полуслипшихся, словно бы приклеенных друг к другу, что твоя жвачка. Что твои сиамские близнецы.

- Т-ты раз-раздво... двоился, - успела я пробормотать перед тем, как оба Эдуарда улетели куда-то вверх, а покрытый плиткой бежевый пол коброй набросился на меня, заключая в жаркие объятия и давая наконец столь вожделенную возможность уснуть, упасть в осколки кровавыеосколкипрямолицомизамере

    Наступила темнота.