Пламя черной Звезды. Великий Отбор

Правда – обоюдоострый меч: ранит и того, кто лжёт, и того, кто верит.

А ведь вампир и прав в чем-то, но ведь я пыталась сотни раз выйти за рамки своего сознания, выстроить стену и пытаться слышать лишь эхо чьих-то мыслей. И каждый раз я сдавалась, возвращаясь к эликсирам матери. Нужно собраться. Не зря же все это происходит со мной.

– Собирайся, дорогуша, мы отправляемся, – прерывает тишину вампир. Его тон не терпит возражений.

– Но куда? – вопрос вырывается непроизвольно.

– Меньше вопросов, больше дела. Услад поможет с этим... нарядом. Как будешь готова – зови. – Вампир бросает короткий взгляд, в котором читается нетерпение, бросает одежду и выходит.

«Что-то мне все это не нравится.» – проносится в голове.

Услад приближается с корсетом в руках. Атласный, с изобилием пуговиц, он выглядит скорее как орудие пыток, чем как предмет одежды.

– Не боись, девчонка, господин тебе зла не желает, – говорит болотник и затягивает шнуровкой, игнорируя мои протесты. – Знаешь, он у меня добрый. Вечно подбирает бродяжек, выхаживает и отправляет восвояси.

– Я вам не брошенный на улицу котёнок, меня выхаживать не надо! – восклицаю, багровея от возмущения и задыхаюсь от тесноты.

– Ты этого просто сама не поняла, но ничего, однажды ты к этому придешь. Юная совсем, – приговаривает Услад, совсем как моя бабуля.

– Благодарю вас, Ус, – улыбаюсь глядя в отражение.

– Ой, хорош тебе, девка. Береги свое тело и разум чистыми, я его очищал от скверны не для того, чтобы ты снова его замарала.

Странно... Мне даже легче. Словно тяжкий груз свалился с плеч. А ведь раньше и иллюзивный амулет казался защитой от всего на свете... Но хватит себя обманывать. Услад был прав. За эти дни я пережила столько, что прежние обиды и страхи кажутся пылью, недостойной внимания. Прежняя Фелиция, которая боялась собственной тени, осталась в прошлом.

Почти.

Больше нет смысла бояться. Есть лишь выбор: покориться или выжить.

– Мне надоело ждать, – говорит влетевший Мстислав. – Еще долго? Ого, тебе идёт, – отмечает, что мне подходит вампирский стиль в одежде.

На мне светлая блузка из тонкой шёлковой ткани. Длинные и объёмные рукава собраны у запястья узкими чёрными манжетами, украшенными крошечными, почти незаметными кружевами. По ткани разбросаны вышитые чёрные мотивы. Вырез высокий, шею плотно обхватывает чёрный кружевной воротник-стойка, украшенный россыпью мелких бусин и декоративных подвесок. Это создаёт ощущение лёгкой театральности, свойственной вампирам, но я не чувствую тяжести – кружево мягкое и гладкое. На талии плотный чёрный корсет из матового атласа, застёгивающийся на ряд небольших золотых пуговиц. Он подчёркивает талию, придаёт осанке величественность, линии становятся чётче, а весь силуэт – строже. Узкие брюки из тонкой чёрной шерсти идеально подчёркивают ноги. К ним пришиты длинные вставки из чёрного прозрачного фатина с изящной вышивкой золотыми нитями. Фатин ниспадает от талии до самых пят, открывая движения и переливы света, когда я иду. На одной из штанин золотистая ветка, прошитая сквозь прозрачную ткань, словно оживает под моими шагами. В этом наряде я чувствую себя собранной и в то же время легкой. Каждый элемент продуман, каждая деталь играет свою роль, и я словно могу дышать сквозь тонкое кружево и шелк, оставляя за собой легкий шорох тканей и таинственный отблеск золота.

– Кто мог подумать, что у девчонки такой длинный язык, – бухтит Услад, заплетая косу из моих волос. – Разве что волосы ещё длиннее... Она не даст спуску ни-ко-му.

– Обычно их никто не трогает, мои волосы живут собственной жизнью, а я своей!

– Оно и видно. Своенравная девка, – Услад дёргает за прядь, заставляя поморщиться.

– Ну Наконец-то, Святые Драконы, идем, дорогуша! – вампир закатывает глаза

Выйдя из хижины, нас ожидала повозка с големом. Он не просто большой, он – огромный. Я видела големов на гравюрах, слышала о них в рассказах, но ничто не подготовило меня к встрече с этим каменным гигантом лицом к лицу. Когда его массивные руки подняли меня в экипаж, я едва не выронила свою челюсть. Его лицо одновременно пугающее и завораживающее. Нет, это не лицо в обычном понимании. Скорее, маска из камня, с глубоко вырезанными глазницами, в которых, кажется, тлеет уголек. Но это не взгляд, это – пустота. И она пугает больше всего.

Первый шаг! Я подпрыгиваю на сиденье. Экипаж трясет так, словно попала в шторм. Камни под ногами голема, кажется, вздрагивают от его мощи. Этот грохот, этот гул... Мне кажется, что стены домов, мимо которых мы проезжаем, содрогаются. Эта каменная громадина, методично прокладывает себе путь сквозь узкие, извилистые улочки. Здесь царит вечная полутьма, даже когда сквозь разрывы в облаках пробиваются редкие лучи черного солнца. Город словно затаил дыхание, наблюдая за моей странной процессией. Я выглядываю из экипажа. Редкие силуэты, мелькающие в полумраке, невольно останавливаются, провожая взглядом эту неживую упряжку. В этих взглядах – смесь любопытства и презрения. Я – чужачка. Я это знаю.

На окраине города возвышается дворец Старейшины. Он окружен кольцом древнего леса, чьи корни пропитаны веками кровавой истории. Я вижу его сквозь просветы между домами: массивные стены, башни, увенчанные острыми шпилями. Это сердце Блухвена, средоточие жадности и похоти. Говорят, залы дворца поражают своим великолепием. Каждый из них – отдельный мир, отражающий прихоти и амбиции его обитателей. Приемы здесь – это не просто собрания, а тщательно срежиссированные спектакли, где каждое слово и каждый жест имеют вес.

Магические барьеры, окружающие дворец, пульсируют едва ощущаемой энергией. Стражи... Я ощущаю их не просто как присутствие, а понимаю их силу. Это не зрение или слух – это какое-то новое чувство, словно касаюсь их манны душой. Раньше ничего подобного не было. Неужели дает о себе знать очищение Услада? Может это мой дар, только теперь раскрывшийся в полную силу? Неосознанно, словно пробуя что-то новое, я посылаю тонкий импульс – волну, ощупывающую пространство вокруг. И тут же отдёргиваю руку, словно коснулась оголённого провода. Боль, но вместе с тем и понимание. Давление стражей... Оно колоссальное! Как они вообще выдерживают такую мощь? А вместе с тем я понимаю, насколько была слепа до этого.

Голем продолжает свой размеренный путь, не обращая внимания на окружающую красоту и опасность. Он – просто машина, инструмент, подчиненный чужой воле. И я, сидящая в этом экипаже, чувствую себя такой же. Дорога становится шире, темнота немного рассеивается, уступая место отблескам воды. Я вижу впереди богато украшенные купеческие суда с искусно вырезанными фигурами на носу и разноцветными парусами. Ветхие рыбацкие лодки покачиваются у пирса в ожидании улова. Воздух пахнет солью и водорослями, этот запах свободы дурманит меня. Гулкий многоголосый гомон портовых грузчиков, перекликающихся через палубы. Наконец, мы достигаем причала. Голем останавливается у самого края, и я, глубоко вздохнув, спрыгиваю на деревянные доски. Камень остается позади, а тяжесть Блухвена постепенно отпускает меня. Впереди – корабль, чистое небо и безграничный океан.

– Фелиция Латебат? – спрашивает, подошедший со спины мужчина.

– А кто спрашивает? – интересуюсь, ища пути отступления.

– Это она, Девятко, разберись, – мужчина разворачивается спиной ко мне, махнув какому-то юноше.

– Прошу меня простить, – говорит парень, и, раскинув руки шепчет: – Тело в оковах, дух в плену, дрянную девчонку ко дну морскому зову.

Из его пальцев тянутся золотые путы, попытавшись вырваться они сжимают тело еще сильнее. Воздуха становится меньше.

– Мстислав... – пытаюсь вытянуть руки и тянусь к вампиру, – помоги... Прошу...

Глаза предательски закрываются, а широкоплечий спасший единожды вампир уходит. Вдох... Выдох... вдох... выдох... Свет, надо бежать на свет! Из всех последних сил, пусть воздуха не хватает, болят ноги, тело, надо бежать. Лес? Гулкий ветер свистит в ушах. Что это за девушка около дерева? Ее тонкие, почти прозрачные пальцы поглаживают кожу, пытаясь согреться. Голос внутри меня подталкивает предложить ей помощь.

Я подхожу к ней ближе. Она была как фарфоровая кукла, разбитая и склеенная наспех. Белые, словно выгоревшие на солнце, волосы ниспадали тугими, пористыми волнами. Они были густыми, тяжелыми, скрывающими хрупкость шеи и острые, выступающие ключицы. Ее глаза, изумрудные, но словно затянутые дымкой усталости, немного отекшие, выдавали бесконечные ночи, проведенные не во сне, а в бдениях. Под левым глазом, словно небрежный росчерк кисти, темнела родинка, акцентируя болезненную бледность кожи.

Тело девушки, худощавое и угловатое, было больше похоже на набросок, чем на законченный портрет. Плечи были узкими, неширокими. Грудь асимметричная, один холмик чуть выше другого, придавала ее облику нотку неправильности, словно художник, устав от совершенства, нарочно допустил ошибку. Кожа, бледная, как фарфор, просвечивалась, обнажая сеть голубых вен.

– Девушка, вам нужна помощь? – спрашиваю, коснувшись холодного плеча.

– О, да, нужна... – оборачиваясь, лицо незнакомки остветилось светом луны, – Нужна!

Она крикнула и замахнулась кинжалом. Этой незнакомкой была я... На мгновение заболел живот, из-за чего очнулась на холодной земле. Руки по-прежнему связаны. Пытаюсь оглядеться, глаза понемногу привыкают к мраку.

– Милая, милая Фелиция, как несправедливо с тобой обошелся мир, – насмехается девушка из темноты, – Все придают, никто не любит, почему ты все ещё жива?

Поджав ноги я приобняла себя. Надо собраться, расслабившись выпускаю небольшое количество энергии, чтобы понять хоть что-то. Постепенно глаза привыкли. Стены были выложены из тяжелого камня, покрытого мхом и многовековой пылью. В углах комнаты стояли старые и потрескавшиеся скамьи, занозы которых наверняка прочно впиваются в кожу. В центре комнаты стоит массивная железная дверь с замком и ржавыми петлями. До нее меня отделяла лишь решетка. Единственным источником света было узкое окошко, стоявшее под самым потолком. Оно затянуто тонкой паутиной, которая трепещет от каждого прикосновения ветра. Воздух в темнице пропитан запахом сырости и плесени, а тяжёлые слезы заточенных душ едва слышимо падают с потолка.

«Надо было слушать мать и не раскрывать себя. Сейчас бы убирала за кем-то горшок, все лучше смерти.» – проносятся трусливые мысли.

– О чём задумалась, пустышка? – не унимается, девушка продолжала меня доставать.

– Альдона, оставь её, – из тени появляется мужчина. Его голос тихий, но в нём чувствуется сталь. – Совет скоро закончится, отцу не понравится твоё отсутствие.

– Как скажешь, – Альдона кривится. – Что-то мне скучно в этом зверинце. До свидания, – её шаги эхом отдаются в коридоре.

Мужчина подходит к решётке. Его лицо скрыто в полумраке, но я чувствую на себе его изучающий взгляд.

– Не поддаёшься на провокации, это похвально. – Его голос звучит почти ласково, но от этого становится только тревожнее. – Спрашивай, что тебя интересует.

– Что я тут делаю? – губы пересохли, слова выходят хрипло.

– Ждешь, пока прекрасный принц придет тебе на помощь, – уголки его губ приподнимаются в усмешке.

– Ждать устану, – хмыкнув, продолжаю смотреть в символическую прорезь свободы в тьме заключения.

Ты очень похожа на свою мать... даже больше, чем я ожидал, – задумчиво произносит он. – Помню, как мой брат позабавился с ней... Но она оказалась проворной и сбежала.

Делаю вид, что не слушаю.

– Твоя магия, знаешь ли, раскрыла один старый, но очень интересный секрет. Твоя мамаша, удирая, прихватила кое-что ценное. Сама догадаешься или подсказать?

– Мне все равно что она забрала, – отвечаю с абсолютным равнодушием, – Может с нее и спросите?

– Это не имеет смысла, ведь то, что она украла уже у нас. – В его голосе появляется сталь.

– Вы ждете, что вас по головке погладят? Другой причины вашей компании со мной не вижу.

– Глупая, ты и есть то, что было украдено. Пока на тебе был амулет мы все никак не могли понять, как у такого сомнительного сосуда такая сила. Но раскрывшись ты помогла все понять.

Сердце пропускает удар. Выходит вся моя жизнь сшита из иллюзии. Каждый прожитый день, каждый вздох наполнен ложью. Сегодня приходит время открыть глаза на правду, которую я так упрямо пытаюсь не замечать. Мое рождение не пробирочное, вполне себе естественное. Если мужчина флиртует, это не значит, что он свободен и заинтересован в тебе. Моя незаурядная внешность мало кого интересует, с самого начала дело в магии, Драговин была права. И на отбор мать не желает отправлять вовсе не из-за страха лишиться дочери, а просто переживая, что ее обман раскроется. Чувство одиночества сжирает меня изнутри. Сейчас я точно знаю, что можно рассчитывать только на себя, даже если ради этого придется идти против своих чувств.

– Коло, его Старейшиство тебя ждет, – незнакомый голос прерывает тишину. Дверь камеры открывается, и в проёме появляется силуэт стражника.

– Еще увидимся, племяшка, – мужчина медленно протягивает руку, пытаясь коснуться моего лица. Инстинктивно вздрагиваю и отворачиваюсь.

– И тебе не хворать, дядюшка, – отвечаю я, глядя на удаляющуюся фигуру мужчины. Мой голос звучит натянуто и холодно, даже для меня самой.

Слышу, как хлопает дверь за спиной, и тишина обрушивается на меня снова. Но теперь она давит с утроенной силой, словно змея, сжимающая горло. План уже зреет в моей голове. Снаружи дежурят стражники, не меньше пяти. Вокруг здания бродит еще около десятка. Надо выбираться. Со стражниками я справлюсь. У матери получилось – и у меня получится. Внезапно тишину соседней камеры пронзает тихое хихиканье. Я вздрагиваю и прижимаюсь спиной к холодной стене. Сначала мне кажется, что это просто сквозняк гуляет по камням, но потом хихиканье повторяется, становится отчётливее, почти зловещим.

И тогда из темноты появляется фигура. Женщина... или нечто, отдалённо напоминающее человека. Старуха, наверное, хотя время, кажется, выгрызло её облик, оставив лишь тень былого. Кожа покрыта паутиной морщин, глаза, мутные и запавшие, горят нездоровым блеском. Грязные, спутанные седые волосы свисают прядями, обрамляя худое лицо. Она беспрестанно бормочет что-то себе под нос. Слова тонут в тихом писке, и кажется, будто женщина разговаривает с кем-то невидимым. Пытаюсь вглядеться в тишину.

– Тише, маленькие, тише... – шепчет старуха, не обращая на меня никакого внимания. – Поможем деве освободиться... Мышиный король так велел...

Мышиный король? Пытаюсь осмыслить услышанное. Безумие. Чистое, незамутненное безумие. В ее бормотании промелькнуло слово "освободить". Может быть, в этом хаосе ее разума кроется мой шанс? Старуха, словно пританцовывая в такт своим безумным мыслям, приблизилась к разделяющей нас решетке. Ее костлявые, дрожащие пальцы принялись возиться с узлами на веревках, стягивающих мои запястья. Каждый узелок давался ей с трудом, время тянулось мучительно медленно.

И вдруг, из-под грязного подола ее юбки мелькнула серая тень. Мышь, испуганная движением, метнулась прочь. В одно мгновение старуха, с неожиданной для своей ветхости ловкостью, схватила зверька. Раздался короткий, жалобный писк, и она проглотила мышь целиком, не моргнув и глазом. По ее лицу пробежала странная гримаса, словно она отведала изысканное лакомство.

Меня передернуло от отвращения. Отскочив от решетки, я уставилась на старуху. Безумие, соседствующее с мерзостью.

–Почему...? – шепчу я, отвернувшись, стараясь подавить тошноту.

Старуха, облизав губы, ухмыльнулась.

– Они делятся со мной секретами, дева. А когда секреты больше не нужны тооо... – она облизнулась и побила по своему животу.

Когда последние узлы были развязаны, я, ощущая онемение в руках, предложила ей бежать вместе со мной. Старуха покачала головой, ее мутные глаза наполнились странной тоской.

– Мне здесь хорошо, дева, – она подошла к двери своей темнице и открыла ее, – Тут у меня есть друзья. И они всегда рядом.

Она опустила взгляд на грязный пол камеры, словно разговаривая с собственной тенью.

– Назовете свое имя? – спрашиваю, выискивая камень на шуршавых стенах.

– Ох, дай-ка вспомнить... – старуха вернулась в темноту, – Елица Фрог!

– Спасибо вам, Елица. Приятного вам... аппетита.

Вынув из стены камень вычерчиваю на запястье руну и шепчу:

– Из тела вспыхнет пламя, свет златой дар, враги в огне моем до праха сгорят.

Тепло сменяет жар, он растекается от запястья, по венам, к сердцу, распространяется по всему телу. Я чувствую, как кровь бурлит, каждая клетка ноет от энергии. Эта сила, могущественная, неукротимая. Она поднимается изнутри, наполняет меня, готовая вырваться наружу. Дыхание становится прерывистым, в ушах звенит. Перед глазами вспыхивают красные искры, затем пламя. Я чувствую вкус металла на языке - привкус крови. Рука, на которой вычерчена руна, горит, но боли нет. Только чистая, всепоглощающая энергия. Она жжет изнутри, и я чувствую, как она вот-вот высвободиться.

– Пламя сквозь пальцы к вратам иди, меня скорей освободи, – направляю яркий поток огня в решетку, она рассыпается искрами, а я, ослепленная вспышкой, шатнулась от силы собственного заклинания. Волна цепляет дверь, накрывая потоком камней стражей.

Хохот сумасшедшей Елицы разносится по заполненной пылью камере. Паника сменяется возбуждением. Свобода в паре шагов от меня! Быстро собираю волосы в тугой узел, чувствуя, как жар пульсирует в кончиках пальцев. Бой. Он неизбежен.

Темные коридоры темницы становятся моим лабиринтом. Бегу, не разбирая дороги, инстинктивно ощущая направление к выходу. Крики, топот ног – меня преследуют. Вспышка, и первый охранник загорается, словно факел. Его крики ужаса теряются в грохоте моих шагов. Второй, третий... Я не останавливаюсь, пламя бьет из меня неконтролируемыми вспышками, оставляя за собой след из дыма и огня. Чувствую запах паленого мяса и ужаса. Хаос царит повсюду. Охранники кричат, бегут, теряются в темноте, когда я прячусь за углом. Звуки моих шагов перемешиваются с их воплями, стуком и грохотом падающих доспехов.

Наконец вырываюсь на улицу. Холодный ночной воздух обжигает лицо, и я задыхаюсь от свободы. Передо мной – широкая площадь, освещенная скудными фонарями. И там, в центре, стоит он. Мужчина. Высокий, стройный, с белыми, как свет луны, волосами и пронзительным взглядом. Он смотрит на меня, а на его губах играет усмешка. Мужчина аплодирует, медленно хлопая в ладоши, его смех разносится по площади, глубокий, мелодичный, полный силы. От него веет спокойствием и абсолютной властью. В его взгляде я читаю не угрозу, а что-то другое, что-то... непонятное, загадочное, что-то, что заставляет меня остановиться.

– Поиграла и хватит, – делает несколько шагов ко мне мужчина, – А то работяги и завтра не вернутся к своим семьям.

Его черты лица мне кажутся знакомыми. Он не говорит ни слова, лишь кивает головой, приглашая следовать за собой. Иду за ним, по длинным коридорам дворца, чувствуя, как смесь недоверия, гнева и подавленного любопытства раскаляется внутри, подпитываемая остатками магического пламени. Каждый шаг отзывается пульсацией жара в венах.

Мужчина останавливается перед тяжелой дверью, из темного дерева. Ключ поворачивается в замке с приглушенным скрипом, и дверь распахивается. Внутри – комната, заброшенная, забытая временем. Пыль покрывает все: старинную мебель, потрескавшиеся полы, густые темные портьеры, спускающиеся до самого пола. Воздух тяжелый, пропитан запахом старины и застоя. От комнаты веет одиночеством и грустью, глубокой, неизбывной.

На стенах – портреты. Моя мать. Молодая, счастливая, сияющая искренней радостью. Ее глаза еще светятся, в них нет ни тени печали, ни обиды и злобы. Рядом – он. Светловолосый мужчина приведший меня сюда. Но это не тот гордый, неприступный мужчина, что стоит передо мной сейчас. Это другой человек. На портретах – молодой человек, с мягкими чертами лица, с добрым, освежающим взглядом. Но глаза словно принадлежат другому человеку, тому, кем он был, прежде чем власть и месть искорежили его душу.

Отец начинает говорить, его голос спокойный, но в нем слышится глубокая усталость. Рассказывает о своей жизни, о годах стремления к власти, о мщении, которое поглощало его все эти годы. Он говорит об Ирие, о том, как использовал её, а потом отпустил. Его слова – смесь раскаяния и гордыни. Он рассказывает, как сразу узнал меня, как отправил своих людей следить за мной. Его взгляд остаётся спокойным, но в нём я вижу столько сложностей, столько боли, столько противоречий.