three
лалиса говорит:
- ты не расстраивайся из-за бумбокса. придумаем еще чего-нибудь.
они стоят вдвоем на пирсе, провожая паром в синюю даль большой земли.
чеён ежится от еще чуть холодного с зимы ветра, разглядывает ноги лалисы в застиранных черных джинсах с затертыми от возни в доках коленями.
- да ничего. в конце мая приезжает папа. он работает с техникой. я его попрошу, и он сделает нам радио. будем слушать и музыку, и дорамы, и даже новости.
- ага. про урожай моркови в стране или еще какую-нибудь ерунду.
- подожди. мы вообще выращиваем морковь?
лалиса смеется, пока чеён тщетно пытается расправить спутанные ветром волосы.
- это ты мне расскажи. я в школу не ходила.
чеён даже разворачивается к ней всем корпусом.
- серьезно?
- ага.
- совсем?
- совсем, - говорит лалиса радостно, и поворачивает лицо к уплывающему за горизонт солнцу, так, что чеён становится видна только ее спина в спортивной куртке.
они не говорят до самой своей развилки; и, прежде, чем лалиса успеет попрощаться и убежать в свой крошечный, ветхий домик, чеён не выдерживает:
- а как тебя сюда вообще занесло? на остров, в смысле.
лалиса замирает на полушаге. задумывается. говорит:
- м-м.
не обернувшись толком, смотрит на чеён из-за плеча большими своими глазами. двигает потом бровями и смеется - понимай, как хочешь.
чеён по дороге домой пинает мелкие камни, пока едва не падает, промахнувшись мимо ботинком.
-
дедушка вскрывает канцелярским ножом коробку - из прорези тут же выливается едкий лекарственный запах, примешивается к уже существующему, заставляет чеён морщить нос. она очень ждет, когда станет тепло настолько, что можно будет все время держать окна в доме открытыми. хотя, на самом деле, наверняка нельзя будет: еще получится сквозняк ненароком, а бабушке этого вот совсем не надо.
деда шарит рукой по полкам серванта.
- чеёна. не видела очки мои?
не видела. принимаются искать в четыре руки. находят пачки старых фото в конвертах с маркировкой студии, конфеты, даже мамину чашку, давным-давно считавшуюся без вести пропавшей.
дедушка злится и ходит по кухне туда-сюда:
- ну ты смотри: футляр на месте, а очков нет. я-то вдали все вижу, а что перед носом - все размыто, не пойму ничего. и как теперь инструкции читать?
чеён отставляет в сторону стопку тарелок на мойку. говорит:
- не ругайся. давай я тебе почитаю?
дедушка тихо вскипает еще сильнее.
- ты бы спать ложилась. будешь тут еще сидеть со мной.
- да ничего, я все равно подолгу заснуть не могу, так хоть не зря время потрачу.
деда охает и ворчит, но читать с чеён усаживается. просидели и правда до поздней ночи - за стенкой уже и мама улеглась, потух свет в соседних комнатах, сомкнулись желтые глаза окон двух домов напротив. сверив лекарства со сложенным вчетверо списком, дедушка еще сильнее разочаровывается в государственной системе социального обеспечения. говорит:
- придется выходной брать, чтобы в город сплавать. разберемся.
чеён тогда невпопад спрашивает у него, пока не ушел от нее из кухни в темноту дома:
- дедушка, а как так получается, что люди едут с острова - за учебой, за работой, вообще - мы вот тоже уехали, - а деревня все остается на месте?
дедушка застывает в дверях, задумывается, говорит:
- а куда она денется - деревня-то? стояла еще задолго до того, как города на большой земле разрослись огромные. кто-то уезжает отсюда, конечно, это правда, но деревне от этого ничего не будет. одни покидают остров, другие приезжают и остаются. а деревня как стояла, так и стоит.
и будет стоять еще целую вечность, думает чеён. все с теми же домами, с тем же пирсом, теми же людьми. кто-то, как я, вернется спустя годы, но и не поймет, что уезжал. и все, что видел, все, что знал за пределами острова, однажды покажется ему всего лишь сном.
очки дедушка находит следующим же утром во внутреннем кармане своей рыбацкой куртки.
-
в следующие дни много солнца. чеён с лалисой подолгу сидят на пирсе вместе, подставляя лица теплоте. чеён думает: как цветы какие-нибудь фотосинтезируют, вот и мы тоже - на все лето вперед.
чеен говорит, ты извини меня, я, наверное, странно разговариваю, мы в мёльбурне всегда говорим по-английски, даже дома, друзей-корейцев вообще нет.
лалиса хихикает рядом.
- ну давай, расскажи мне.
в воскресенье сынхён по просьбе чеён привозит им книжки, вертится рядом, улыбаясь во весь рот и называя припевочками, пока лалиса опасливо поглядывает из-за своей стойки на стопку школьных учебников географии.
- чеён, - говорит. - у меня со чтением совсем беда. ценники в магазине, вывески на зданиях - это ладно еще. но целые страницы текста, десятки, сотни, меня с ума сведут, и я не шучу, просто знай.
чеён говорит:
- смотри.
открывает учебник за шестой класс: вот тут, гляди, австралия, я ее такой узнала еще до того, как мы с семьей отсюда уехали, еще до того, как пришлось пропустить целый год в школе ради стыковки учебных программ - большой, неаккуратный материк, кенгуру, европейцы. открываешь учебник за следующий класс: уже менее карикатурно, но все равно так же далеко от истины, как изображение за матовым стеклом. а если двинешь дальше, то этот материк, эта страна, они обрастут подробностями в виде демографических сводок, карты с месторождениями природных ресурсов, фотографиями не с кенгуру, а с пустынями, яростными красными пустынями, с морем, которое не то, что здешнее металлическое - всегда теплое и сине-прозрачное, как в мультфильме пиксар про рыбку-клоуна. и дальше, и дальше, и дальше. краткий исторический экскурс на две страницы, который просто смешон, который ничего не объяснит, конечно, но. я просто хочу, чтобы ты знала, чем я живу последние восемь лет; я просто хочу, чтобы ты знала, какое место вылепило из меня-ребенка меня-меня.
чеён говорит:
- мы же друзья с тобой, правда? ты мне показываешь свое, делишься, вот и я хочу тебе - свое. и не ерунду какую-нибудь, а важное.
лалиса морщит свой смешной нос, как будто едва сдерживается, чтобы не чихнуть. ладно, давай сюда свои книжки, говорит.
сынхён тактично маячит на фоне дальних стеллажей с печеньем.
-
у бабушки начинается бред.
чеён в ту ночь снова долго ворочается, сон приходит только ближе к утру, когда небо еще только-только начинает светлеть по синей палитре, когда становится так холодно, как ни в один из ночных часов, когда тонешь в вязкой и глухой тишине. где-то на грани между сном и явью чеён слышит, как бабушка зовет кого-то, но звук доходит как сквозь толщу воды. смысл же слов не пробивается вовсе.
в следующий раз чеён выпадает из сна как по щелчку. в комнате светло, но не от солнца - за окном все еще синь - а от ламп. мама в ночной рубашке бегает по комнате и шарит руками по верхним полкам, на которых обычно хранит лекарства. откуда-то из недр дома, из неосвещенного пятна коридора за распахнутой дверью слышатся голоса - дедушкин, взволнованный, хриплый со сна, и. бабушкин?
чеён садится на кровати.
- мам.
мама выуживает откуда-то сверху фирменный пакет еще мёльбурнской фармацевтической сети, заглядывает в него, чуть ли не ныряя. не слышит.
- мам, - повторяет чеён, - чего случилось?
мама отвлекается. замирает.
- бабушка разговаривает.
ну и что тут страшного, думает чеён. опускает ноги на холодный пол, ныряет в темноту коридора, идет до самого конца, к комнате бабушки с большим-большим синим окном.
дедушка сидит на краю постели, удерживая бабушку, которая порывается встать. он берет ее за руки, гладит по седым, запутанным волосам, объясняет: нужно лечь поспать.
а бабушка просит убрать змею с ее постели. говорит: холодная. говорит: тяжелая.
и чеён, наконец, понимает.
мимо, задев плечом, проносится мама. щелкает крышкой с очередной вонючей микстурой - и чеён хочется вот так, прямо сейчас открыть настежь все окна в доме. мама подносит дрожащей рукой ложку к бабушкиному рту, а бабушка ей формальной речью и "снимите скорее перчатки". деда охает. потом вдруг снова начинают вдвоем с мамой бегать по всему дому и обратно к бабушке. вода, лекарства, снова лекарства. чеён говорят не мешаться, но она все равно маячит в дверях до самого утра, когда поднимается белое солнце, когда пустеет причал, когда лалиса, напевая что-то себе под нос, принимается за работу в доках.
когда через пару часов приходит фельдшер, чеён узнает в ней соседку, что делит с лалисой часть смен в магазине. сообщает совершенно будничным голосом сложные, непонятные вещи, говорит, что у бабушки начался лихорадочный бред, и что в этом ничего нет удивительного для человека в ее состоянии.
мама говорит, что состояние у бабушки прекрасное, что она идет на поправку.
откуда тут взяться бреду.
по совету фельдшера бабушку потом еще несколько часов упорно пытаются уложить спать. тут же на прикроватной тумбочке валяются свежие листы со списками лекарств и с универсальным: больше здорового сна.
деда тем днем не уходит в море. отправляет маму отсыпаться, а сам сидит с бабушкой до позднего вечера, даже когда той удается, наконец, уснуть. сквозь дверную щель чеён глядит, как он держит бабушку за белую руку.
ближе совсем уже к ночи просыпается мама. идет сразу к бабушке, насилу выпроводив дедушку из комнаты. отдохни, папа. хотя бы поешь.
ужинают они вдвоем с чеён. деда, правда, почти не ест, а все сидит, глядя в одну точку, и подперев голову ладонью.
а потом говорит вдруг: придумали тоже.
- какой у нее бред? просто болеет долго уже. глаза открыла, а не поймет никак, что проснулась - ну и что же теперь?
сидит еще пару минут (пока чеён водит палочками по кайме пиалы, не зная, что ему ответить), а потом абсолютно ровным, бесцветным голосом рассказывает, что видел как-то чудовище с большим ртом и белыми глазами, видел в зарослях высокой травы на необитаемой части острова, в тумане и предрассветных сумерках.
говорит:
- что, у меня тоже тогда бред, значит?
нет, говорит чеён. конечно нет.
и ничего не спрашивает.
-
они придумали вот что: держаться за руки.
сначала как-то случайно совсем получилось: возвращались после смены лалисы в магазинчике вниз, к пирсу - смотреть на море. склон крутой, тропы размыло вдруг налетевшим вечерним ливнем, немногочисленные фонари свет льют жидкий и ржавый. ты смотри не поскользнись только, говорит лалиса. у тебя опять эти ботинки дурацкие, я все видела.
- неправда, - говорит чеён.
и тут же подскальзывается. стоически молчит, чтобы лалиса (впереди на полтора шага) ничего не заметила, но на третьей или четвертой неизвестно откуда выскочившей кочке безнадежно засыпается с предательским: ой.
ой, говорит лалиса тоже. вздыхает.
- слушай. тут не очень-то и скользко, если ступать осторожно. давай мне руку свою сюда. старайся идти за мной след в след, договорились?
и пошли: ладонь чеён в ладони лалисы, пальцы переплетены крепко-накрепко, чтобы никто не споткнулся и никуда не пропал; лалиса руку держит за спиной, чтобы чеён было легче следовать ровно за ее шагами.
спустились, прошли мимо доков, добрались до пирса, постояли, поогокали на золотистые звезды. а руки так и не расцепили.