В осени

Брандон Старк, первый этого имени, король андалов, ройнаров и первых людей, лорд Шести королевств и защитник королевства, сошел с ума. Его холодная манера поведения была скользкой глазурью над бурлящими мыслями человеческого разума, слишком маленького и, честно говоря, слишком физически незрелого, чтобы вместить их. Несколько лет назад он вошел в дерево, прыгнул в прошлое под руководством другого безумца, и он не вышел прежним. Он последовал за Бринденом Риверсом в глубь паутины знаний чардрева, и когда форма его наставника разбилась на сотню воронов, Бран сбежал от него. Деревья не думают как люди, люди не могут постичь мысли деревьев, и Брандон был всего лишь ребенком, когда он выпил все, что мог, из знаний деревьев. Ужас за ужасом наполняли его разум, тысячи образов и кусочков знаний заполонили его мысли, пока даже образы любви и доброты не стали ощущаться как жгучая боль. Он принял столько, сколько мог, а деревья послали еще больше, и поэтому он просто... сломался. Он треснул, и его части были выброшены в его разум, утопая в знании, которое сводило его с ума. Вот почему он был сломан; его неспособность ходить была просто неудобством.

Его желудок все еще скручивало, когда он думал о том, что он сделал, чтобы избежать ужасного знания. Он сбежал в разум Ходора, подавив мальчика и украв его жизнь. Его всегда прожигал стыд, когда он думал о том, как он обращался с этим человеком, словно тот был не более чем продолжением его собственного тела. Но Ходор был мертв, а Бран нет, так что это не имело значения. Знание текло, как сок, когда он вырывается из дерева, и оно утянуло его вниз вместе с собой. Глубоко, глубоко в колодец. Он был где-то в таком месте, однажды. Где-то глубоко, темно и извилисто, под холодным, лунным небом. Это было в черном замке с черным братом и дверью, которая открылась только для Сэма. Были... вещи... в этой приторной темноте, вещи, которые скользили, щебетали и чавкали, как сладкий мед. Это было так, но колодец был в его разуме, и только когда появилась яркая голубая звезда, он перестал падать.

Иногда в колодце раздавались голоса. Он помнил голос Сансы, мягкий от любви, когда он замерзал на заднем сиденье повозки, в Винтерфелле. Джон и Арья тоже. Некоторые части его ответили им. Это всегда были только части. Его ядро ​​было в колодце. Он кричал в ответ, пытаясь быть услышанным через то, что ощущалось как толстая защитная глазурь, но не мог. Он был слишком глубоко в колодце. И поэтому он начал подниматься. Он пробирался вверх по скользким черным ступеням, падая больше раз, чем мог сосчитать. Иногда он закрывал глаза, тянулся к другому осколку себя и отправлялся... куда-то еще. Он никогда не был уверен, куда именно он отправлялся, но вкус был как у крови и сока чардрева. Когда он это делал, пылающая синяя звезда, холод смерти, следовали за ним. Иногда он настигал его раньше, иногда позже, но всегда настигал и заставлял бежать обратно к колодцу. Однажды ему даже удалось найти дорогу в ворону, но Другой поймал его, и бедное существо пострадало. Почему он оказался в вороне? Он не мог вспомнить. Были и другие времена, когда он знал, что говорит, и он знал, что какая-то своенравная часть его думала или делала. Может быть, ела, спала и какала тоже. Части были полезны Единому, который тоже разделял его разум, и он использовал их так же, как Бран. Иногда было трудно сказать, где он заканчивался и начиналась Голубизна. Но в основном он был здесь, в своем колодце, поднимаясь по лестнице. Всегда поскальзываясь, всегда падая, всегда тянусь к маленькому кругу света высоко над головой. И если бы он не был безумен, ничего бы от него не осталось. Именно это самое разрушение и спасло его. Он думал, что, возможно, таким он будет всегда. Он подумал, что, возможно, навсегда останется в этом темном месте, пока не устанет слишком, чтобы стремиться к свету.

И тут Другая, яркая голубая звезда, совершила ошибку.

Король Ночи перестал притворяться Брандоном Старком. И когда он это сделал, он взял полезные осколки мальчика, чье тело он украл, и бросил их в колодец вместе с остальными частями себя. Бран поймал их, и хотя это было больно, он втолкнул их обратно в себя. Осколки медленно падали вниз, по одному за раз, пока его враг собирал их из самых дальних углов. Он знал, что Бран все еще жив, потому что если его дух убежит, то плоть умрет, но он чувствовал себя слишком сильным, чтобы быть под угрозой сломанного существа, которое жило глубоко во тьме. Поэтому зазубренные осколки были брошены, как мусор, в черноту колодца. Бран поймал их руками и один за другим забрал свои сломанные части. Постепенно безумие стало полезным, а не изнуряющим, и вместо того, чтобы быть раздавленным тяжестью подъема, он стал сильнее. Он поднимался все выше и выше. Больше никаких спотыканий, никаких скольжений, пока круг света не стал больше, и осколки его самого не сплелись воедино. Теперь, наконец, он был достаточно близко к вершине, чтобы чувствовать ветер, который проносился через отверстие, и слышать неясные голоса сквозь его вой. Ему не было холодно, потому что здесь у него не было тела, которым он мог бы чувствовать холод, но его разум все еще цеплялся за зиму, как будто это был его дом. Или, возможно, Другой принес зиму в разум Брана, как он делал это в любом другом месте.

Первой вынырнула его рука, ударившись о черный каменный край колодца. Затем другая рука, голова, туловище. Он вытащил себя из колодца, спотыкаясь, встал на ноги. Его сапоги, или сапоги аватара, которые его разум услужливо создал для него, хрустнули по ледяной корке снега вокруг верхушки колодца. Теперь он был снаружи и свободен. Сильный. Он огляделся, но пейзаж был прост. Черный камень верхушки колодца создавал темный круг на, казалось бы, бесконечном снегу. Над его головой был купол, блеск, который защищал и удерживал его в его собственном разуме, высокий и простирающийся так далеко, что он не мог видеть краев. Он мерцал и кружился, как прозрачный мыльный пузырь. Он слышал где-то голоса, приглушенные и едва различимые, и он понимал, почему не мог услышать никого внизу в колодце. Он не слушал их. Пока нет.

Он услышал шаги на снегу и повернулся на звук. Там, с тем же безмятежным выражением лица, которое было у него почти каждый раз, когда Бран видел его, был Ночной Король. Ветер подул сильнее, и снег закружился, танцуя под силой невысказанного гнева другого Короля. Бран наклонил голову набок и с любопытством наблюдал за ним. Морщины на его лице стали глубже, а лед на его короне засиял, словно начал таять. Возможно, так и было. Когда-то это превратило бы его кишки в воду. Теперь у него было его безумие, чтобы защитить его, и Другой ничего не мог ему сделать.

« Почему ты так зол?» - спросил Бран. Ответа не было, но ветер сильнее пытался сдвинуть его, и он ощутил вкус снега на языке. Он поднял глаза и оглядел мысленно пейзаж тюрьмы: «Это место не принадлежит тебе».

« Так и будет, когда я убью тебя», - слова, единственные, которые Бран когда-либо помнил, как он их произносил, были на языке зимы и звучали как скрежет металла, завывание ветра и треск льда. Они были на вкус как голод. Бран все равно их понимал. Смутно, у него было ощущение, что он уже слышал этот язык раньше, но он не мог вспомнить, когда. Он чувствовал, что может спросить деревья, но было трудно сделать это под усыпанным льдом небом, и он не хотел тратить силы.

« Ты знаешь, что не сможешь без смерти тела. Тебе нужно тело».

« Спустись обратно в свой колодец».

« Я выберусь снова. Ты вернул мне всего себя», ну, большую часть. Была одна часть, которую Бран чувствовал недостающей, но она была близко. Очень близко.

Взгляд Короля Ночи метнулся вверх, к стеклянному убежищу над ними: «Это не имеет значения».

Голоса, те, что снаружи, были менее приглушенными. Обрывки слов доносились до Брана, но он не знал, что они значили. Племянница и кровь. Осколок и принцесса. Он пока что игнорировал их. «Почему ты до сих пор не напал на меня?», его вопрос был встречен каменным молчанием. «О. Ты не можешь».

Он шагнул вперед и провел рукой сквозь форму Короля Зимы, и не встретил сопротивления. Он кивнул сам себе, подтверждая то, что подозревал: «Купол. Он удерживает тебя снаружи так же, как и меня внутри. Ты просто говоришь со мной в моем сознании».

Существо не ответило, но ветер стал еще холоднее, а его хмурый вид еще сильнее. Брану вспомнились мгновения до того, как его сожгли деревья. Чардрево и Лист с осколком обсидиана. Человек с темно-русыми волосами, привязанный к дереву. Глаза наполняла синь. Брану показалось, что он может различить некоторые из тех же черт под трещинами и складками кожи Короля Ночи. Он лениво задался вопросом, всегда ли это болело, или рана от обсидианового осколка зажила. Каким-то образом он знал, что ответ был «нет», что она была сырой и кровавой в течение десяти тысяч лет, прежде чем Арья вонзила в нее свой кинжал.

« Ты был мужчиной, - спросил он вслух, - почему ты так нас ненавидишь?»

Что-то промелькнуло, какая-то эмоция, какая-то мысль, которую Бран не мог назвать. На долю секунды что-то изменилось в этих ярких голубых глазах: «Я не выношу тепла, и если я не могу быть теплым, то никто не будет».

« Ревность? Все это из-за ревности?» - это глубоко огорчило Брана. «Зачем ты здесь? Разговариваешь со мной, я имею в виду».

« Я почувствовал, как ты вылез из колодца».

« Нет», - ответил Бран, - «Это ложь».

Он был встречен еще более каменной тишиной, и он собирался задать еще один вопрос, но затем услышал голос. Они были мутными из-за магии, которая поймала его, но он все еще мог различить их достаточно, чтобы понять.

« Давай сделаем это, чудовище», - узнал этот осколок ребенка Брана. Он имел привкус любви, дома и Винтерфелла.

На некоторое время воцарилась тишина, и образ Джорана замерцал, но в этом месте время двигалось не так. Это могли быть секунды или дни, он не был уверен. Он услышал еще слова, всего два, произнесенные кем-то, чей голос был сладким и нежным, и теплым, как лето.

« Теперь решать духу», - другой голос, нет... голосов... которых он не знал. Но они напомнили ему о деревьях, о весне, о почве и о материнской крови новорожденных животных. А потом больше не было голосов, только тишина свежевыпавшего снега и ощущение, что где-то бог затаил дыхание.

Затем боль, совсем небольшая, далекая и приглушенная. Он потер грудь. Прошло мгновение, но вокруг него раздался глубокий, громкий шум. Что-то, что ощущалось больше, чем слышалось, как что-то тяжелое, ударяющееся о землю. Почти шаги. Пузырь затрясся. Он ждал, слишком сломленный, чтобы испугаться, и в отсутствии страха ему было любопытно. Это произошло снова, пузырь, который его покрывал, снова завибрировал, на его вершине появились маленькие трещины. Еще шаг, еще одна вибрация, и еще больше трещин. Затем еще один разлом. Тонкое, острое лезвие черного как ночь ножа пронзило ледяной, защитный пузырь. Он показался ему знакомым, подумал он, может быть, драконье стекло? Раздался звук, похожий на треск ледяного покрова над лужей, и стеклянная поверхность разбилась, разбившись на миллионы острых осколков, которые прорезали воздух по направлению к Брану.

Он не волновался. Они были намного меньше и не так болезненны, как некоторые из кусков, которые Король Ночи бросил в колодец. Они не могли причинить ему вреда. Они набросились на него, но вместо того, чтобы пронзить его, они упали вокруг него, вонзившись кончиком вниз в снег. Когда купол исчез и дождь прекратился, клинок все еще висел в воздухе, острый и зловещий, но слишком далеко, чтобы его можно было коснуться.

После того, как осколки перестали падать, у него было достаточно времени, чтобы сориентироваться. Он посмотрел на Короля Ночи, и его тень становилась темнее, полнее и насыщеннее. Температура воздуха немного повысилась. И, что самое важное, он почувствовал, как последний осколок его души приближается. Время и пространство растянулись, пока он ждал, позволяя тишине лежать между ними нетронутой. Его аватар был порождением его разума, но он ощущался реальным, и он сделал глубокий вдох. Холод проник в его легкие, но этот холод казался более дружелюбным, более нормальным и пах свежевыпавшим снегом. В этом запахе были и другие нотки: сосна и мед, вода и земля. Был запах конины, горелых поленьев и горшка с рагу, который существовал на кухнях Винтерфелла задолго до того, как родился его отец. Он выдохнул, и мир его разума сжался вокруг него, опустившись на его плечи.

Запахи стали богаче и глубже с его следующим вдохом, и он знал почему. Последняя часть его души, та, что жила вне его тела, прибыла. Он потянулся, не глядя, и улыбнулся сам себе, его рука погрузилась в мягкий мех. Лето выросло с тех пор, как они в последний раз виделись. Бран не был полностью уверен, почему Лето существовало здесь. Возможно, это было потому, что они так много раз делили тело, или, возможно, потому, что Лето умерло среди корней чардрева, но это было все еще Лето. Он повернулся к большому рыжевато-белому лютоволку, глубже запустив пальцы в пушистый мех на шее животного. Теперь он был завершен. Он снова посмотрел на Короля Ночи.

« Тебе здесь не место», - заявил он. Другой человек, теперь твердый, осязаемый и тянущийся к кристаллическому мечу, который он держал пристегнутым к спине, не ответил: «Нет. Не так».

Бран потянулся, дыша, напрягая разум, который был заперт так долго. Это он был обручен с деревьями, а не Король Ночи, и теперь он знал, что это значит. Деревья давали ему пространство для роста. Они не были силой сами по себе, они были записью, к которой могли получить доступ только он и другие с его способностями, и обручение с ними означало, что они были так же открыты для него, как и его собственный разум. Ему не нужно было брать у них знания, потому что эти знания уже были его. Ему не нужно было путешествовать, как он делал раньше, потому что это было остатком связи его души с физическим телом. Знание деревьев поселилось в нем, и он с легкостью извлек нужные воспоминания.

« Ты был как я, Джоран. Ты мог проскользнуть в деревья и превратиться в животных. Лиф извратил это и не оставил тебе ничего, кроме боли. Теперь я это вижу. Когда-то ты был хорошим человеком, говорил своему отцу, что Детям нужно дать их пространство. Что деревья нельзя рубить. Но потом, - он наклонил голову набок, разглядывая своего врага. Джоран был неподвижен и молчалив, рука была на полпути к рукояти меча, - но где-то между домом и этим деревом ты был извращен. Ты убивал, насиловал и воровал. Была причина, по которой Лиф выбрал тебя. Но ты не был полностью бесчеловечным, я думаю. Спустя несколько лет после твоего создания и окончания Долгой Ночи, ты почувствовал, что действительно скользишь, будучи поглощенным заклинанием, которое они сотворили. Ты умудрился оставить себе выход, - он взглянул на осколок драконьего стекла, - я думаю, пришло время тебе шагнуть в дверь. Если ты хочешь встретиться со мной лицом к лицу, сделай это как ты сам».

Джоран молчал, глядя на Брана пронзительными, светящимися голубыми глазами. Бран шагнул вперед, пока не оказался почти грудь к груди с монстром, который мучил его и все остальное человечество на протяжении тысяч лет. Монстром, который отнял бесчисленное количество жизней, прежде чем использовать свою извращенную силу, чтобы вернуть их к ужасному подобию жизни. Монстром, который украл тело Брана. Затем он потянулся к осколку над собой своим разумом, найдя искру, которая была защищена внутри него, и потянул его вниз к себе, убаюкивая его внутри себя. Он потянулся вверх, двигаясь к короне Короля Ночи. Затем, держа пальцы на волосок от белизны короны своего врага, Джоран произнес одно-единственное, едва слышное слово: «Пожалуйста».

Бран коснулся его и втолкнул искру в Джорана. Это было трудно, как будто все эти годы ужаса пытались помешать этому случиться. Все в магии, которая заставляла Короля Ночи сражаться, даже если у Джорана больше не было воли. Искру нельзя было задушить, но ее можно было вытолкнуть, если Бран не был достаточно силен, чтобы заставить ее войти и вниз, вниз к черному драконьему стеклу, которое цеплялось за избитую душу Джорана. Он надавил сильнее, сосредоточившись, разрывая стены и нити синего и черного, которые кричали на него, которые обвивали его разум, как липкая черная смола. Это было больно. Это разрывало шрамы, где он был разбит. Это пыталось превратить его безумие в слабость. Лето толкнуло свое теплое тело в тело Брана, и молодой человек собрался, вложив больше в свою задачу. Он надавил с грустью потери, с гневом узника, с безнадежностью колодца и с любовью, которую он помнил с детства. Он хотел жить , и он был так близок к свободе. У него было Лето. Он был сильным. Он мог это сделать. Искра была близка, и он подтолкнул ее в последний раз.

Он коснулся раны в душе Джорана, и Бран услышал ревущий поток света и магии, крики миллионов умирающих жертв, которые были принесены, чтобы получить силу для магии. Искра росла, дрожа и вибрируя. Она поглощала черноту, сморщивая скользкие сине-черные нити, пока они не увяли и не обратились в пыль. Искра распространилась, и магия раскрутилась. Бран пришел в себя как раз вовремя, чтобы увидеть Короля Ночи на коленях в снегу, его глаза закатились. Трещины на его белой коже тянулись от того места, где Бран коснулся его, раскалывая белоснежную кожу. Сначала разбилась корона, а затем и все остальное. Осколки умерли в холодном зимнем воздухе, и на месте монстра появился человек. Джоран был таким, каким он был в последний раз при жизни. Высокий и худой, с темно-русыми волосами, которые прилипли к его черепу от пота и растаявшего снега. Его кожа была бледной, но это была бледность человека с севера, а не серо-белая как у монстра. Его сине-зеленые глаза были дикими, они искали мир вокруг него, но ничто не сочеталось с кожей его груди. Его взгляд остановился на Бране: «Я не скажу тебе спасибо».

« Тебе следовало бы, но это не имеет значения», - отмахнулся он. «Что ты помнишь?»

Он сглотнул, кадык дернулся: «Большую часть... всю».

« А ты знаешь, где ты?» - кивок. «Тебе здесь не место».

Джоран с трудом поднялся на ноги, и Бран отступил назад, чтобы дать ему место. «Я мог бы отобрать у тебя это место».

« Вы не сможете, хотя можете попытаться, если хотите».

Прошел долгий оценивающий взгляд и сопровождающее его молчание: «Я был таким же, как ты. Я кормил чардрева и говорил с богами, которые жили в них. Я выращивал леса для Детей, а они... эти мелкие засранцы предали меня и извратили мою магию. Деревья больше не хотели меня».

« Я знаю», - мягко ответил Бран, «И они были неправы. Но то, что сделано, не может быть изменено».

« В этом мы согласны», - раздался тяжелый вздох, и его поза немного расслабилась. Он выглядел более уставшим, чем кто-либо, кого Бран когда-либо видел, «Я не могу здесь оставаться, но я... я не знаю, как умереть».

« Я не уверен, что ты сможешь», без тела, как он мог умереть? Бран не знал, как разбить свою душу, или можно ли это вообще сделать. Естественный порядок был нарушен. И тут он что-то вспомнил. Всего лишь маленькую нить, крошечное впечатление. Джейме Ланнистер колебался, прежде чем выбросить его из окна, и ему пришла в голову идея. Он показал инцидент Джорану: «Этот момент должен произойти. Иди в деревья и в животных, Джоран Старк, и убедись, что это произойдет. Посмотри в прошлое. Подтолкни, когда сможешь. Убедись, что важные вещи происходят. Это даст мне время узнать, время придумать ответ на этот вопрос. И это будет твоим покаянием. Для тебя это будут тысячи лет жизни среди чардрев без тела. Ты будешь совершать ужасные, необходимые вещи. И ты сделаешь их, чтобы я смог остановить тебя. Когда придет время, я найду тебя и дам тебе ответ».

На мгновение Бран подумал, что Джоран попытается убить его, наплевав на последствия. Но затем тот просто кивнул и исчез. Действительно, действительно исчез. Бран почувствовал, что впервые за много лет он был один в своем сознании. Он закрыл глаза и улыбнулся, позволяя себе искать поверхность, следуя голосам. Спустя несколько мгновений Брандон Старк, первый из его имени, Бран обновленный, Безумный Король Зимы, почувствовал солнечный свет на своей коже. Он открыл карие глаза и улыбнулся своему кузену.