В осени

Его тело стало замком, в котором он едва жил. Пустым, одиноким и полным призраков, как проклятая цитадель Харренхолла. Ибо здесь, на деревьях, Бран не чувствовал боли, и его мысли были его собственными. Кем бы он стал, если бы когда-нибудь вернулся в эту оболочку сейчас, пока она была занята? Со временем он терял все больше и больше собственного разума, прежде чем полностью отдаться холоду. Там обитал незнакомец, и этот незнакомец был холодным и ужасным, с голосом, который жалил поцелуем зимы и звучал как треск льда на недавно замерзшем озере. Слова каким-то невероятным образом все еще доходили до него, и они говорили об ужасах, которые он предпочел бы не видеть. Забранные младенцы, потерянные жизни, вонючее прикосновение мертвых умов. Он мог видеть их всех, разбросанных по всему миру, более многочисленных, чем звезды на небе. Иногда Зима убегала в деревья, занимаясь своими темными делами в другом месте, и Бран был свободен вернуться к себе. В эти моменты он делал то, что мог. Он не не знал, что он король, и Зима не заботилась о людях Брана. За то короткое время, что он мог, Бран сделал все, что мог, чтобы противостоять пренебрежению другого. Однако этого никогда не было достаточно. Он всегда возвращался. И когда он это делал, Бран вспоминал, что сделал Ходор, когда Бран украл его тело. Он нашел какой-то глубокий, темный колодец, чтобы спрятаться там, где Бран не мог до него дотронуться, и часто Бран делал то же самое. Время от времени ему нужно было возвращаться в свою плоть, так как живые не могут по-настоящему жить на деревьях. Если только они не хотят жить так, как Кровавый Ворон, и Брану достаточно было вспомнить вид ветвей, скручивающихся внутрь и наружу сморщенного, живого трупа Бриндена Риверса, чтобы понять, что он хотел избежать этой участи.

Но в основном он прятался в деревьях, где Зиме было сложнее его найти. Он знал, что что бы ни делал его темный пассажир, это было нехорошо. Более того, Бран знал, что по крайней мере некоторые люди пытались что-то с этим сделать. Поэтому он слушал, когда мог, и наблюдал. Он даже пытался помочь, хотя варгирование значительно облегчало другим задачу найти его и бросить обратно в тот глубокий колодец или обратно в деревья. Был один раз... он думал, что ему удалось помочь своей сестре. Но этот бедный ворон, ворон страдал под тяжестью обоих хозяев. Лучше ворон, подумал он, чем весь Винтерфелл.

У него было много времени подумать, и поэтому он довел эти мысли до логического завершения. Короля Ночи нужно было остановить, и его семья, похоже, занималась именно этим. Он не мог видеть сквозь деревья так же, как когда он был единственным, кто управлял своим телом. У Джорана были тысячи лет, чтобы отточить свое искусство, и он каким-то образом умудрился не дать Брану увидеть очень мало настоящего. Но его меньше заботило прошлое, и, похоже, как и Бран, Джоран тоже должен был выбрать, смотреть ли ему. Внимание Джорана было слишком рассеяно, чтобы помешать Брану блуждать по истории, и поэтому он был в основном предоставлен самому себе.

Это, подумал он, было ошибкой со стороны его противника. Бран знал, что прошлое было ценным, и он знал, что ответ на избавление от этой проблемы каким-то образом содержался в нем, если бы он только мог как-то его обнаружить и поделиться им с теми, кого любил. Он знал, что мог бы найти что-то, что помогло бы им. И поэтому он бежал глубже, выискивая информацию, которая, как он думал, поможет. Он наблюдал, как Лиф вонзает обсидиан в грудь Джорана больше раз, чем мог сосчитать, и все равно ничего нового не появлялось перед ним, и никакой новой мудрости не было найдено. Он все еще не мог различить цель спиральных символов. Он знал, почему их оставил Джоран. Его гнев пересек тысячи лет, символы были знаком его горечи и ненависти. Они были напоминанием о том, что с ним сделали, извращением того, кем он был. Ибо Джоран, как и все люди, был набором черт, как хороших, так и плохих. Лиф и ее вид увидели плохое только тогда, когда украли его и наказали своей проклятой силой.

Он сотни раз наблюдал, как они выковывали магию обсидианового кинжала, но никакой новой информации не поступало. Было так много смертей - жертва, необходимая для создания этого предмета, была огромной - и ответная реакция от его создания сломала руку Дорна. Это тоже была жертва, потому что тысячи людей жили на этом клочке земли и были смыты катаклизмом, который был почти забыт. Вся эта кровь только усилила магию обсидиана, которую они связали с сердцем Джорана. Они связали его с ним так сильно, что он не потерял ее, когда его тело умерло. Вместо этого она последовала за ним, и, как ни странно, деревья стали его телом, вместе с собственным телом Брана. Нет, ничто из того, что он видел раньше, не дало ему ответа. Ему нужно было сделать что-то новое, увидеть что-то новое.

Затем он вспомнил что-то, что видел раньше. Что-то, что он не считал важным. Ну, может, это все еще не было важным, но попытка не была болезненной. Он вернулся к моменту, к тому, с холодом, и Другой на лошади, отнимающий ребенка у черного брата на стене. Возвращение к моменту не заняло много времени, и он последовал за ребенком и лошадью. Они пошли на север и на север, в Земли Вечной Зимы. Глубоко в холод, в места, где ничего не росло и правила тьма. Все дальше и дальше, к Сердцу Зимы, куда он отважился зайти лишь однажды. На этот раз он не плакал.

Здесь он нашел огромные короны льда с алтарями в центре. Некоторые были потрескавшимися и изрытыми, сломанные куски были разбросаны по земле. Другие были целыми, их ясные пальцы тянулись к волнам зеленого света в темном небе. Скалы и камни здесь были острыми, снег цеплялся за каждую их трещину. Холод был таким сильным, что он обжигал, или обжигал бы, если бы он стоял там во плоти. Была снежная дорога, которая вела глубоко в эти острые пики, и группа с младенцем следовала по ней. Зеленые огни танцевали, и Бран увидел крепость, цитадель льда и камня, которая доминировала над ландшафтом. Именно сюда Белые Ходоки отвели младенца.

Он последовал за ними в цитадель, где они спешились со своих лошадей и оставили их в большом вестибюле, когда тяжелые двери закрылись за ними всеми. Бран оглянулся и увидел, что двери были сделаны из льда, который был настолько толстым, что казался синим. Он повернулся к существам и пошел дальше в Сердце, в жуткое, тусклое голубое свечение, которое заполнило все сооружение. Другие, как он заметил, дышали, но их дыхание не затуманивало воздух перед ними.

Они прошли по коридорам и через другие, меньшие комнаты, пока не достигли других дверей, хотя они были меньше, чем те, что были в передней части цитадели. Они открылись, чтобы показать большую комнату, которая возвышалась высоко над ним, доходя до точки вдалеке, почти как центр какого-то ледяного вулкана. Здесь было светлее, хотя будь он здесь в своем теле, он все равно едва мог бы видеть. В центре комнаты был еще один алтарь и еще одна ледяная корона. За ним стоял трон, не так уж и отличающийся от железного трона, но этот был сделан из осколков льда, которые выглядели как взрывающиеся звезды, их кончики достигали темноты комнаты. Не было ни света, ни огня, ни солнца. Другим это было не нужно, и они определенно не хотели этого. Группа, которая пришла из стены, все еще держала младенца, и она ни разу не забеспокоилась.

Они подвели ее к короне и положили на алтарь в центре, отступая назад, пока не оказались за пределами кольца льда. Затем они заговорили, и хотя их слова были на языке зимы, на котором говорили Другие, Бран понял их. Первым заговорил тот, кого человек Ночного Дозора назвал отцом закона.

«Жертва моей дочери не была напрасной. Ее союз с мужчиной принес плоды», - он не встал на колени и не использовал почтительных обращений, но все равно был почтителен.

С трона спустился человек, тот, кто носил светоотражающие доспехи остальных. Его движения было трудно отследить, они были едва заметны Брану, а его шаги были легкими на ледяных камнях пола. Он вошел в круг и в слабый свет, проникающий через потолок высоко наверху. Брану потребовалось мгновение, чтобы узнать его, и он был поражен, когда понял, что этот человек и Ночной Король были одним и тем же. Это был, действительно, Джоран Старк, но он был гораздо ближе ко времени своего создания здесь, чем когда Бран впервые увидел его. Его лицо было без морщин, и вместо шипов кожи и льда на его лбу была корона из тонкого, нежного льда. Он все еще был бледен как молоко, как и другие из его вида, но он был тоньше и легче. Его глаза все еще сияли яркой, сияющей синевой в полумраке.

«Они выполнили договор», - сказал Джоран, нежно коснувшись лба ребенка.

«Они это сделали. Теперь осталось только собрать дань с его брата, который обитает на вершине сердца Земли», - ответил мужчина, державший ребенка.

"Действительно. Посмотрим, сделает ли он это, когда отправимся в Кулак в следующую луну. Мы возьмем с собой девушку".

Бран покинул эту сцену, с нетерпением ожидая следующей луны, шагая сквозь деревья к кулаку. Он никогда не видел этого места сам, но знал, что оно было старым и разрушенным, и только осыпающееся кольцо камней отмечало место, где когда-то стоял форт. Здесь, за тысячи лет до его рождения, форт все еще стоял. Кольцо камней, которые осыпались в его время, было прочным и целым, и одним из нескольких концентрических колец камня вокруг большой открытой площадки. Внутри этой площадки было одно большое деревянное строение с тяжелой соломенной крышей, заваленной снегом. Вокруг него было несколько меньших конусообразных строений с соломенными крышами, чьи вершины торчали над стенами кольцевого форта, но чьи нижние края были скрыты накоплением сильного снега. Между строениями были тропы в снегу, а также деревянный амбар и двор для лошадей. Дым поднимался в бледное зимнее небо из небольших отверстий на вершинах конусов. И хотя было ясно, что это место населено людьми, снаружи не было видно ни одного из них. Напряженная тишина покрыла это место.

Бран вошел в самое большое сооружение. Внутри пол был сделан из утрамбованной земли, покрытой тростником. Стены были короткими, сделанными из подогнанных, сложенных друг на друга камней и тяжелых бревен. Над ним крыша была заостренной в центре и высокой, чтобы дым мог парить высоко над людьми и не мешать их дыханию. С карнизов свисали знамена суровых лютоволков, хотя они выглядели не так, как он привык. Вместо стилизованной волчьей головы это был серый лютоволк, бегущий по белому полю. С обоих концов был каменный очаг, а в центре один большой деревянный стол. По краям пространства стояло еще больше столов со скамьями или короткими тяжелыми бревнами, служившими стульями. Один очаг был холодным, а огонь другого был таким слабым, что почти превратился в угли. На столах стояли горшки с маслом с фитилями, но пламя было слабым и тусклым. В пространстве было темно и мрачно, и хотя он не мог этого чувствовать, он мог сказать, что было холодно. Мужчины, сидевшие за столами, были одеты в тяжелые меха, шерсть и кожу, их дыхание облачком плыло перед ними.

Во главе центрального стола сидел крупный, широкий мужчина. У него были черные волосы, завязанные сзади кожаным ремешком, и густая черная борода. Лицо у него было длинным, нос острым, а глубоко посаженные глаза соответствовали серому зимнему небу снаружи. Старк, понял Бран. Нет, подождите, еще один Брандон. Брандон Крушитель, понял он. На коленях у него лежал вложенный в ножны меч, но это был не Лед. Он был слишком далеко в прошлом, чтобы быть Ледом, а валирийцы еще даже не были пастухами в своей долине. Это был меч, в честь которого был назван Лед, тот, что из Эпохи Героев. Он был намного короче, чем Лед, не длиннее меча-бастарда, хотя даже в ножнах было легко сказать, что он был по меньшей мере такой же ширины, как человеческая рука. Рукоять была короче, чем ожидал Бран, и вырезана из дерева, с большим округлым навершием. Перекрестие было бронзовым и едва шире ширины клинка. В центре красовался герб его дома, но это было все, что Бран мог разглядеть из всего декора.

Позади него раздался шум, шелест толстой ткани, закрывавшей вход в здание. Бран удивился, когда вместо человека или Иного снаружи вошел лютоволк, к его серо-коричневой шерсти прилипли несколько снежинок. Это был самый большой лютоволк, которого он когда-либо видел, с головой, которая легко доставала Брану до груди. Это было седое существо, с отсутствующим куском уха и шрамом на носу. У него был коричневый подшерсток, серая шерсть, кремовый живот и большие золотистые глаза.

«Молайд, ко мне», - тихо сказал Разрушитель. Это было женское имя, понял Бран. Волк был огромной волчицей. Она повиновалась, сев рядом с ним, ее тело было насторожено, а уши направлены вперед. Они сидели молча, либо наблюдая за дверью, либо избегая ее открытия и теребя что-то на себе. Кто-то кашлянул.

Затем раздался едва слышный звук хруста снега и слабый звон конской сбруи. Это был не тот звук металла, к которому привык Бран, а скорее нежный звон осколков льда. Затем люди выпрямились, и напряжение вокруг них напряглось. Некоторые рефлекторно потянулись к рукоятям мечей, прежде чем сознательно убрать руки. Разрушитель не двигался, и его волк тоже.

Еще несколько напряженных мгновений, и занавес снова сдвинулся. На этот раз это были остальные. Четверо из них: Джоран, дедушка девочки, и третий мужчина, которого Бран не узнал. Четвертым была девочка, но вместо маленького ребенка она выросла и стала похожа на маленькую девочку. Она выглядела в том же возрасте, в котором была Арья, когда они все покинули Винтерфелл, то есть около девяти или десяти лет. На ней было простое белое платье с длинными рукавами, сделанное из материала, который он не мог распознать, который двигался и мерцал, словно в нем была своя собственная шахта. Прошел всего месяц, и за это время она быстро постарела. Она покорно следовала за Джораном, своим дедушкой и последним мужчиной по обе стороны от нее. Уши Молайда прижались, но Разрушитель положил руку ей на спину, и она не зарычала. Что-то промелькнуло в выражении лица Джорана, что-то, что Бран не мог точно определить. Может быть, ревность?

«Мы пришли», - сказал Джоран, и его обычный язык звучал в его устах напряженно и резко.

«Для нашей части сделки. Да», - Разрушитель посмотрел на молодую девушку, и на его лице ясно отразилась смесь любопытства и отвращения. «Значит, она одна из наших?»

«Отчасти», - ответил Джоран.

«Она так не выглядит».

«Спроси своего брата, чтобы узнать правду».

Мускул на щеке Брэндона дернулся, явно показывая его раздражение, но он ничего не сказал. Вместо этого он сделал жест, и мальчик, которого Бран не заметил, вышел вперед из тени у очага. У него были такие же серые глаза, темные волосы и длинное лицо, как у остальных Старков, но его лицо было немного смягчено вокруг челюсти, бровей и носа кровью его матери. Он был примерно того же возраста, что и девочка, и выглядел так, словно изо всех сил пытался убедить всех в этой комнате, что он взрослый мужчина. Однако Бран помнил то время в своей жизни и знал правду. Храбрость была всего лишь способом справиться с ужасом.

«Твой сын?» - спросил Джоран.

«Нет. У меня нет сыновей, с которыми я мог бы чтить пакт в этом поколении, а времени остается мало. Он сын моей сестры».

«Кузина», - сказала девочка, слегка наклонив голову. Мальчик кивнул в ответ, еще сильнее стараясь быть храбрым.

«Пока он одной с нами крови, его будет достаточно», - если у Брейкера и была какая-то реакция на напоминание о том, что Король Ночи - Старк, он этого не показал.

«Он есть. И она будет носить сердце? Давно пора», - Брэндон указал на девушку кивком головы.

«Да. Она... подходит для своей цели. Через двадцать лет, Старк. Она будет возвращена».

«И ты оставишь себе ее детей».

Никто не спорил. Это был не вопрос, а просто констатация условий какого-то соглашения, которое было заключено.

«Условия выполнены, долг этого поколения выполнен. Ночь не придет на юг».

«Условия соблюдены, это поколение севера помнит долг. Рассвет не наступит на севере».

Прощаний не было, Другие ушли тем же путем, которым пришли, и мальчик пошел с ними. Бран последовал за ними на север, обратно в Сердце Зимы. Когда они вернулись, группа направилась к ледяной короне глубоко внутри цитадели. Никто не обменялись словами, но с каждым шагом мальчик все больше и больше боялся. Его зрачки были такими большими, что его радужная оболочка почти заслонялась, но он все равно спотыкался о собственные ноги в коридоре. Его дыхание участилось, и это было не из-за его усилий.

Они вошли в тронный зал, и тогда Джоран взял мальчика в круг. Он повернулся и вперил в ребенка свой взгляд, медленно приближаясь к нему.

«Я... я передумал. Я не хочу этого делать, я...», - он отступил от приближающегося монстра, поскользнувшись на ледяном полу. Он заикался от страха, жалуясь, пока его зад не врезался в алтарь. Ему некуда было идти, и его дыхание стало тяжелым, когда Джоран приблизился. Ночной Король потянулся к мальчику, ничего не говоря, и коснулся одним длинным острым пальцем его щеки под глазом. Пока Бран смотрел, яркая синева покрыла его глаза, расколотая звезда в центре раскинула свои руки, чтобы покрыть все это. Серый был поглощен холодной синевой, и пока это было так, тело мальчика расслабилось. Его кожа побледнела, все тепло ускользнуло от холода, который овладевал им. Его волосы выцвели, пока не стали такими же мерцающе-белыми, как у Других, чернота его крови Старков стала всего лишь клочком теплого воспоминания. Джоран убрал палец, и все было кончено. Мальчик встал и огляделся.

«Добро пожаловать, дитя», - голос Короля Ночи был официальным, но не злым.

«Я... я вижу», - сказал мальчик, оглядывая комнату и переводя взгляд с предмета на предмет, - «мне больше не холодно».

«Теперь ты дома, и тебя будут любить. Выбери себе имя. Новое имя для твоей новой жизни».

Его глаза метнулись к Джорану, и на мгновение он задумался, как все это выглядит для ребенка. Он молчал, думая о том, как бы он хотел, чтобы его называли, «Майсан»

Бран отвернулся от сцены. Создание другого было интересным, но это не помогло бы ему. Что-то, что сказал Разрушитель, привлекло его память. Что он имел в виду под «нести сердце»? Он сказал двадцать лет, поэтому наиболее логичным местом для поиска было тогда. Он двинулся, и это было в будущем. Никого не было в комнате, но он знал, что это не могло быть ровно двадцать лет с предыдущей даты. Независимо от того, кем они были, Другим нужно было время, чтобы путешествовать. Он двигался изо дня в день, проверяя, что он хотел увидеть. Не было музыки, которая направляла бы его, не было голоса, мягко уговаривающего его вперед. Что бы это ни было, это было нехорошее воспоминание для призрака, который преследовал разум Брана, и это было не то, что его пассажир хотел ему показать.

Он нашел момент. Это заняло время, но у него было время, чтобы отдать. Он снова оказался в той же комнате, стоя, пока ледяные колонны молчаливо свидетельствовали. Вокруг комнаты стояли люди, мужчины и женщины, которые выглядели так же, как и все остальные, разного возраста. В центре стоял Джорах, раздетый до пояса. Его кожа была идеально гладкой, нетронутая поверхность холодного мрамора, за исключением одного: над его сердцем был уродливый шрам. Он был длиной в несколько дюймов, плоть была приподнята и синевато-серая, явно след от кинжала, который создал его всего несколько сотен лет назад. Напротив него стояла женщина, тот же младенец, но уже взрослая. Она тоже была раздета до пояса, ее кожа также не была повреждена. Если у нее и были дети, на ее теле не было никаких признаков этого.

Пока Бран смотрел, Ночной Король закрыл шрам руками, и его глаза начали светиться. Они горели все ярче и ярче, пока свет от них не прогнал тени своим холодом. Он не издал ни звука, но было ясно, что ему больно. Его руки медленно двигались, пальцы сгибались, словно держали что-то, и он с силой тянул то, что держал. Джоран немного пошатнулся, и его глаза потускнели, когда что-то высвободилось. Он поднял его, чтобы все могли его видеть: длинный, тонкий кусок обсидиана, капающий голубой кровью на его пальцы. Это был не весь кинжал, но это был явно его кусок.

«...сердце...было...создано», - боль явно отняла у него больше сил, чем он хотел показать, - «Мойра, дочь Иары, плоть моей сестры и кровь моей памяти, отдаешь ли ты себя этому служению?»

Она подняла голову выше и шагнула вперед, поднося к нему грудь: «Да».

«По условиям договора, я разделяю с тобой этот ключ. Ты отнесешь его на юг». Он крепко держал ее одной рукой за плечо и прижимал ее к коже, направляя этот зловещий острие к ее сердцу. Вдалеке Бран услышал звук треска льда и дуновение холодного ветра. Он приближался, но Бран не отворачивался. Джоран толкнул, глубоко вонзив кинжал ей в сердце. Это было больно, это было ясно по ее выражению лица, но она не дрогнула и не дрогнула: «Мы едины, пока договор не будет расторгнут».

Ветер подул громче, и Бран бросился обратно в чардрева, уносясь прочь от Сердца Зимы и прочь от прошлого. Он чувствовал холодное дыхание своего противника на затылке своей пресловутой шеи, но не замедлился и не остановился. Он бежал не со страхом, а с целью. Ему нужно было передать сообщение, и он не мог пойти напрямую к своим братьям и сестрам. Но было одно место, где его могли услышать, одно место, где он был бы сильнее всех, одно место, которое удерживало бы Другого от него достаточно долго... поэтому он бросился на юг.

У деревьев здесь были лица, и у этих деревьев были хранители. Эти хранители слушали деревья, и они слышали больше, чем шепот. Но это было нелегко, Бран кричал изо всех сил, отчаянно надеясь, что они его услышат: «У Короля Ночи был отец . У него была дочь. Их нужно привести сюда, на Остров лиц».

Он кричал это снова и снова, и все это время ветер и холод становились все громче и сильнее. Бран не обращал на это внимания, он кричал и надеялся, что его слова будут услышаны, пока холод не пришел хотя бы к нему. И когда он упал в яму, полную лютого холода, он надеялся, что этого будет достаточно.