Пожирательница душ

!В данной главе некоторая информация, касательно карантина из-за коронавируса, слегка вывернута, дабы читатель мог лучше погрузиться в историю.
                                               
Бриар
Ирландия, Голуэй, 2020 год.
Пробудившись, когда ещё дневное светило и не думало избавляться от чёрного шёлкового покрывала ночи, я тотчас отправилась в Голуэй на поиски первой жертвы.
Отсчёт начался.

Голод разрастался в моём желудке подобно ядовитому плющу. Мне становилось гораздо сложнее контролировать себя.

Портовый город встретил густым туманом; серыми плотными облаками, из которых накрапывал мелкий дождь; и ползущими людьми, держащими в руках стаканчики с крепким горячим кофе.

Мы с Фетчем выглядели неприметно.

Просто молодая девушка, облачённая в чёрное повседневное одеяние: худи с капюшоном, неприметные скинни, чёрно-белые низкие конверсы, — всё необходимое для того, чтобы слиться с толпой. 

Фетч смиренно шагал около моих ног, размахивая своим пушистым хвостом и смотря на каждого прохожего исподлобья. Фамильяр вёл себя, как и подобает послушному питомцу.

Мы с котом прошли мимо шумящей реки Корриб*, подмечая, как местные подготавливаются к международному фестивалю устриц.*

*Корриб — река практически в самом центре Голуэй. Она впадает в Атлантический океан.
*Международный фестиваль устриц — старейший устричный фестиваль в мире, проходящий в последние выходные сентября. Во время фестиваля гости могут насладиться множеством гастрономических мероприятий, таких как туры по морским деликатесам, чемпионаты по открыванию устриц, дегустации и лекции от известных шеф-поваров. Проходит в Голуэй.

Поздновато для него, однако... Организаторы задержались минимум на полторы недели, ведь уже почти середина октября, а данное мероприятие обычно проходит в последние выходные сентября.
Вероятно, на то имеются причины. Так-то они меня мало волнуют.

Со стороны реки подул холодный осенний ветер. Мне сделалось свежо, потому я скрестила руки на груди, инстинктивно пожимая плечами.

Прохожих на улице было мало, из-за действующих ограничений вследствие карантина. Мне это на руку. Меньше людей — больше свободы и кислорода.

Миновав автобусную остановку, я и Фетч вошли на главную улицу Голуэй, ступая по влажной фигурной плитке в виде квадратиков.
Улица была и так узкой, а множество разноцветных зданий, расположенных по бокам в ряд, делали её в разы теснее.

Пёстрые вымпелы и флаги Ирландии, висящие на длинном канате и протянутые вдоль переулка, давили своей яркостью. Из-за того, что улицу поглотили серость и хмурь, насыщенные цвета словно выжигали роговицу.

Бары молчали.
Но некоторые, всё же, открывались на парочку часов, ибо бары являются довольно важной составляющей бюджета Ирландии. Потому правительство позволило роскошь в виде двух часов в день (максимум), ради того, чтобы народ не унывал и деньги в бюджет капали. Но открывались они преимущественно под вечер, когда большинство жителей освободилось от бремени рабочих обязанностей.

В деревушках с ограничениями было гораздо легче. Там пабы работали в привычном режиме.

Фетч придвинулся ближе к моей щиколотке, тихо проговаривая:
— Что-то чувствуешь? Имеются идеи, куда мы направляемся?

Я сильнее опустила подбородок к грудной клетке, спрятав лицо от чужих глаз за тканью капюшона.
— Держим путь в интрео.*

*Интрео — Ирландская государственная служба занятости, предоставляющая услуги поддержки в сфере занятости и доходов для сыскателей.

Фамильяр удивился моему решению. Прильнув ближе к ноге, он принялся ластиться, точно домашний кот, требующий ласки, заговорщически проговаривая:
— Необычный выбор. Не думал, что определишься настолько быстро.
— Меня тянет туда. Я чувствую присутствие души, жаждущей расправы. В ней вдоволь обиды и ненависти. Данные переживания, можно сказать, слились воедино с обладателем этого порочного нутра. Они возрастают ежедневно, подобно раковым агрессивным опухолям, — я говорила тихо и выверено.

Во мне поселилась уверенность в правильности данного решения. Мы с Фетчем направляемся туда, где нам нужно быть.
Где нас терпеливо ожидает душа, вожделеющая разодрать глотки собственным задирам; человек, который поддерживает общение с коллегами вынужденно, осознавая, что если не будет этого делать, то превратится в ещё большего изгоя; людишка, исполняющий приказы начальника сквозь зубы, мысленно разрезая ему грудную клетку и выдирая оттуда пульсирующий орган. 

Мы пропустили очередной поворот, возле которого расположился уличный музыкант. Он старательно перебирал струны гитары, напевая ирландскую мелодию в микрофон, воткнутый в шаткую стойку. У ног поющего валялся раскрытый гитарный футляр, куда прохожие по желанию могли кидать монеты или же купюры.

Когда я и кот практически оставили музыканта позади, он громко протянул ноту, которая явно ему не поддавалась. Вопль мужчины врезался в ухо, заставив разозлиться.

Я голодна. Должна пожрать три души для Дэворетто в кратчайшие сроки. Меня всё раздражает и существование давно утратило краски, а тут ещё этот прихлопнутый, возомнивший себя великим музыкантом, а на деле — пищит по аналогии подбитому псу.

Я резко остановилась, и Фетч врезался в мою икру. Развернувшись, прошипела:
— Заткни рот. Если природа не наградила тебя должными музыкальным слухом и голосом, то, будь добр, не заставляй ушные перепонки остальных лопаться от твоего писка. Закручивай жопное полотенце в трубочку и пой в него, извиваясь в жалких танцах перед запотевшим зеркалом. Так ты сделаешь лучше и для себя, и для других.

Музыкант ошарашенно глядел на меня, не найдя ответа. Я же последовала дальше.

— Это было грубо, ведьма, — решился упрекнуть меня котяра.

Я проигнорировала его, и молча последовала дальше.

Моему взору припал небольшой магазин зелёного цвета, в котором продаются сувениры. Подобные торговые места популярны, как среди жителей, так и туристов. В них имеется возможность приобрести вещи с изображением овец, лепреконов, флагом Ирландии, золотистой арфы, вытянутым пивным бокалом с горчичной надписью "Guinness"...
И множество других безделушек.

Мама любила подобного рода магазины. Весомая часть моего детства миновала в них. Мне тоже нравилось разгуливать вдоль узкого пространства, наполненного зелёным, белым и оранжевым цветами.
Мама даже однажды купила мне плюшевую овцу и я назвала её Облако.

Когда мамы не стало, мне разонравились данные магазины. Я перестала их посещать. А Облако засунула в одну из картонных коробок, чтобы овца не мозолила глаза. Игрушка напоминала о маме, и мне всё сложнее давалось сдерживать себя при виде неё.

В углу витрины, замеченного мною магазина, лежал небольшой брелок с кельтским крестом.

Внутри нечто зашевелилось... Образ мамы приобрёл более явственные очертания в голове. Мне вспомнилось кладбище Фортхилл, под рыхлой землёй которого спит мама.

Я резко остановилась, осознавая, что меня тянет именно в сад мёртвых. Я хочу... так желаю навестить маму. Не делала этого со дня её похорон.
Не хватало морального духа для подобного.
Чувство вины поглощало внутренности настолько, что я невольно ощущала себя одним из мертвецов, почивших в замкнутых безвыходных ящиках; окоченелую плоть которых чревоугодно пожирают черви. 

Но... я скучаю. Очень.
Настало время сломать себя и потревожить непробудных собственным присутствием.

Мои ноги последовали в совершенно иное направление, что заставило Фетча замешкаться. Мой шаг значительно ускорился, фамильяр едва поспевал за мной.

— Ведьма, куда мы направляемся? К твоему сведению, интрео в абсолютно другой стороне.
— Я осведомлена, в какой стороне интрео, Фетч. Мы идём на кладбище Фортхилл.

Кот спешно проскочил мимо меня, преградив путь.
— Нет! Нет! Мы не пойдём туда, ведьма. Это скверно, очень скверно закончится.

Хвост Фетча маячил перед глазами из стороны в сторону, что безмерно нервировало.
Хотелось ответить фамильяру колко и грубо, но я осознавала, что это абсолютно не к месту.

Присев на корточки, я ладонями обхватила морду кота, неразрывно смотря в самый центр его больших голубых глаз.
— Фетч. Мне это нужно, понимаешь?

Фамильяр наигранно вздохнул, не разрывая нашего пристального зрительного контакта.
— Ты уверена? Я просто...
— Что? — я едва заметно улыбнулась. То, как кот замешкался даже умилило.

Фетч вырвался из моей хватки, недовольно шевеля усами.
— Волнуюсь. Довольна, ведьма?

Моя рука несколько раз чёрство погладила кота, затем я поднялась на ноги.
— Пойдём, обаяшка.

Фетч принялся бежать за мной, крича в спину:
— Я не обаяшка! Следи за словами, ведьма!
— Обаяшка, обаяшка...

Остров покойников встретил могильной тишиной. Не виднелось ни единой живой души.

Казалось, мгла в этом месте стала гуще, напитываясь верхушками памятников и каменными кельтскими крестами. Мелкий дождь увлажнял землю, принадлежащую усопшим.

Зелёная ухоженная трава, которую подстригли ещё совсем недавно, выглядела словно насмешка над почившими. Она служила броским пятном в сквере мёртвых, что казалось неуместным.

Где-то вдалеке слышался шум автомобильных колёс, скользящих по мокрой трассе.

Над каменными надгробиями, каркая, вырисовывали круги вороньи туши, образовывая роковые, траурные петли смерти.

Несколько птиц расположилось над могилами, с человеческой осознанностью в бусиновидных глазах изучая надписи, вычерченные на мемориальном камне витиеватым почерком, будто под сырой землёй захоронен некто очень близкий для них.

Я ступала по узкой тропе, усыпанной множеством сизых камешков, осторожно, словно моя поступь могла стать причиной пробуждения мёртвых.
Вокруг пахло слякотью, мокрой землёй, слезами и трауром.

Кладбище Фортхилл — довольно памятное и достопримечательное место для туристов. Многие приходят сюда, дабы коснуться истории Ирландии и узнать много нового об этой стране.
Выбить место для захоронения здесь является не просто. Нужно заранее "бронировать" будущую могилу для собственного остывшего тела, либо для тела близкого.

Мне повезло. Я предусмотрительна.
Всегда была осведомлена, что мама мечтает спать вечным сном именно на этом кладбище. Потому я задолго до её гибели зарезервировала место, находящееся в одном из самых дальних углов Фортхилла.

Ветер ревел, листва шелестела, а ветви скрипели. Атмосфера располагала к проведению определённого ритуала и восполнению собственных сил, но я здесь не за этим.

Спина ощущала чужой взор; а волоски на затылке слегка шевелились, из-за сквозняка, который спровоцировали, блуждающие по кладбищу, смятенные души.
Я слышала их рёв. Впитывала все боль и страдания, терзающие жалких существ. Ощущала, насколько велико их желание отыскать покой в этом мрачном, безмолвном месте.

Фетч беспрекословно следовал за мной по пятам.

Наконец, пройдя уйму домов для покойников, я остановилась у нужной мне могилы...

В моих руках без промедления образовался пышный букет, пахнущих свежим мёдом, белых лилий. Внутри всё съёжилось, выпуская острые иглы, подобно ежу, которые впивались во внутреннюю плоть и давно прогнившее сердце.

Дождь усилился, беспощадно капая на макушку.
Я подняла голову, наблюдая, как надо мной уплотняется громадная туча.

Фетч держался в стороне, понимая, что именно в данный момент мне стоит побыть одной.

Присев на корточки, я прошлась вдоль граней влажного надгробного камня. От него веяло могильным холодом, который леденил подушечки пальцев.
Сделалось погано, ведь я осознавала, что кожа мамы такая же на ощупь: холодная, чёрствая, дырявая от жадных ртов червей.

Она мертва. Её больше нет. Она не со мной.

Но я знала: она слышит меня; наблюдает сквозь пух дневных облаков и чернильного полотна ночи.

Мама гордится мною, несмотря ни на что. Она всегда так делала. Поддерживала, даже, когда мои затеи казались откровенно глупыми. Занимала мою сторону, даже, когда я была неправа. Считала самой лучшей, красивой и хорошей.

Я уверена, что, будь она со мной и увидев, в кого я превратилась, она бы всё равно не отвернулась...
Мама всегда видела во мне лишь хорошее. А спорным поступкам находила оправдание.

Конечно, мама объясняла, как делать нужно, а как нежелательно. Но... если я совершала нечто плохое, то она никогда не отворачивалась.

Я положила букет лилий на, воняющей беспощадной смертью, землю, бережно разложив хрупкие лепестки, чтобы они не смялись и не сломались.

— Я скучаю, мама. Очень... — пальцами прошлась вдоль земли, будто мама имела возможность ощутить мои касания.
Хотелось плакать, но я не могла, — очередное "преимущество" Пожирательницы душ.

Мои плечи словно обволокли ледяные конечности, но от этого почему-то сделалось тепло, как внутри, так и снаружи. Я опустила веки, представив, что сейчас меня обнимает мама.
Она поддерживает меня, как и всегда, и шепчет на ухо ободрительные слова.
Я знаю, что шепот — всего лишь забава шумного ветра. А ледяные касания — капризы погоды.
Но именно от моей трактовки, от иллюзии, что в настоящее время мама рядом, становилось гораздо легче.

— Я люблю тебя. Прости. Прости меня... за всё, — губы проговаривали слова будто молитву, мантру для нутра, чтобы облегчить груз, свалившийся на горб внутреннего мира.

Кожа ощутила нечто шершавое...
Я спешно разлепила веки, заметив, что Фетч сидит рядом и облизывает тыльную сторону моей ладони.

— Что ты делаешь?! — я обратилась к фамильяру излишне громко, как для этого безмолвного места.

Фетч оставался невозмутимым.
— Тебе себя нужно простить, а не у неё вымаливать прощение. Убеждён, она даже не держала обиду на тебя. А, если уж и держала, то давно простила. К тому же, ты избавила её от страданий. Ей уже не больно, Бриар. Зачем истязаешь себя? Вынесла самой себе приговор и последние годы жизни приводишь его к исполнению? Наказываешь? Прости себя. Пожалей себя прошлую. Ненависть, направленная на саму себя, копиться и служит ядом. Ты никогда не станешь поистине свободной, пока не простишь собственные прошлые поступки. Увы, былое не исправить. А вот будущее предрешить вполне реально. Испорченными красками красивую картину не нарисовать.

Фамильяр приблизился ко мне, испытующе смотря прямо в глаза.
— Ты — краска, ведьма. И нынешняя ты портишь собственную картину будущего. Прости. Прости и отпусти.
— Я не могу. Не заслужила... — я оборвала наши с котом пристальные гляделки, отвернувшись.
— Можешь. Но не хочешь. Тебе гораздо проще корить себя за смерть самого родного человека, ведь так имеется возможность винить хоть кого-то. Когда есть, на кого спихивать вину за гибель близкого, горе переживается легче. Даже, если винишь себя. Ты не заслужила подобного, ведьма. Ты ни в чём не виновата. Ты желала спасти мать любой ценой. Ты пожертвовала собственной свободой, ради того, чтобы она позабыла о раке; чтобы её отпустила боль.

Кот отодвинулся, выдерживая между нами приличное расстояние. Он развернулся, смотря прямо перед собой.
— Знаешь, мне часто доводилось лицезреть, как люди прощаются с собственной человеческой жизнью, обращаясь в кого-то иного, — Фетч вновь внимательно посмотрел на меня. — Так вот, ты единственная, чью причину я одобряю. Я желаю для тебя лишь лучшего. Думаешь, зря сделался твоим фамильяром? Ты первая, кому я позволил привязать себя. Подумай об этом.
— Спасибо, Фетч. За всё спасибо, — я выдавила принудительную улыбку. Нет, я искренне считала, что мой фамильяр заслужил её. Просто... улыбаться в таком месте, перед могилой мамы, казалось чем-то неправильным.
— Это самое малое, что я могу для тебя сделать, — черты морды кота смягчились. Ему была приятна моя благодарность.

Некоторое время мы просидели молча, наблюдая, как слабые лучи осеннего солнца пытаются прорваться сквозь печальные тучи.

Я изредка разглаживала снежную шерсть Фетча, а он мелодически мурчал в ответ, иногда облизывая мою руку.

Возможно, в словах фамильяра и вправду имеется весомая доля истины.
Вероятно, мне стоит остановиться, глубоко выдохнуть и взглянуть на саму себя под иным углом. Может, маме плохо в загробном мире из-за моих терзаний... Хотя бы ради неё стоит постараться изменить свой взгляд на прошлое. 

После такого эмоционального действа хотелось отвлечься, потому мы с Фетчем пришли к единому соглашению посетить бар.

Войдя внутрь старинного паба с деревянными, обшарпанными временем, стенами, и приглушённым светом, мы с котом направились к самому дальнему столику. Внутри парили плотные ароматы свежего пива, табака и смеси самых различных духов.
Из небольших настенных колонок звучала задорная традиционная ирландская музыка с выраженными кельтскими мотивами.

У барной стойки расположилось несколько стариков, которым то и дело бармены пивом наполняли бокалы один за другим.
Многие, конечно же, предпочитали Гиннесс.
Признаться, я никогда данное пиво не пробовала. Его грубый коричневый оттенок напрочь отбивал желание ощутить, излюбленный ирландским народом, напиток на языке.

Посетителей было немного. Многие предпочитали сидеть в час пик гадкой болезни по домам. Но самые отчаянные смельчаки, решившиеся на посещение людного места, не стеснялись заполнять чрева большим количеством пива. Ведь на это отводилась всего пара жалких часов. Понятное дело, что нужно успеть.

Мы с Фетчем устроились за дальним столиком, где гомон голосов крайне шумных посетителей чуть отдалялся.
К нам тут же подбежала приветливая молодая официантка.
— Привет! Как Вы?* О, какой милый котик! — девушка потянулась к моему Фетчу, но я спешно обхватила его брюхо и убрала подальше.

*В Ирландии, когда люди здороваются, они всегда спрашивают, как у Вас дела. Отвечать на это вовсе необязательно. Это просто привычка, не более.

Я упёрлась в самонадеянную официантку укорызненным взглядом.
— Не нужно его трогать.

Девушка торопливо убрала руку, судорожно доставая из кармашка зелёного фартука с белыми трёхлистными клеверами* небольшой блокнот, и взглянула на меня испуганными глазами.

*Трёхлистный клевер (трилистник) является известным символом Ирландии и празднований Дня святого Патрика.

— Что будете заказывать? — голос работницы дрожал. Она явно опасалась меня, хотя я ещё ничего такого не сделала. Всего лишь сказала не трогать моего кота.
— Яблочный сок и... — я взглянула на Фетча, затем снова вернула внимание официантке, — ...запечённый лосось под сливочным соусом.
— Будет сделано! — почти выкрикнула девушка и поспешила ретироваться.

Фетч уткнулся пушистым лбом в мою ладонь, довольно мурлыкая.
— Спасибо, что подумала обо мне. Вкусности я люблю...

Я почесала кота за холку.
— Я знаю. Потому и заказала.

Пока мы с фамильяром ожидали заказ, я не раз ловила на себе взгляд незаурядного блондина с весьма милой мордашкой.

Он также, как и я, занимал один из самых дальних столиков в, противоположном от моего, углу.
Парень что-то писал на, слегка пожелтевшем, листе бумаги, изредка делая обильные глотки гиннесса из бокала, стоящего прямо у локтя.

Его волосы были несколько взлохмаченны и имели невероятно чистый, практически сияющий белоснежный оттенок. Брови также являлись белыми, но они отчётливо выделялись на миниатюрном лице с довольно аккуратными и такими правильными чертами лица, будто парень совсем недавно сошёл с холста.

Цвет глаз незнакомца пока не поддавался моему пониманию, ведь он сидел не близко. Но во взгляде парня угадывалась наивная мечтательность.

Прожигая меня взором довольно продолжительное время, блондин отвлёкся на свой лист бумаги, что-то интенсивно записывая, словно переживал упустить нужную мысль.

Закончив, парень облегчённо выдохнул, совершив глоток из бокала. Поправив ворот лёгкой рубахи снежного цвета, незнакомец улыбнулся мне тонкими губами. На его щеках проступили ямочки, а свет, внезапно загоревшейся лампы прямиком над его головой, выделил крохотные веснушки на бледной коже.

Досадно признаться, но я...засмотрелась...
За всю свою жизнь я видела множество привлекательных мужчин, но этот... Имелось в нём нечто завораживающее, необыкновенное. Правда, я пока не могла настроиться на состояние его души.

Насколько порочен этот парень? Какие грехи таит в себе? Что его злит? Что он ненавидит?

Задумавшись, я и не заметила, на какое продолжительное время задержала взгляд на парне. Вероятно, он воспринял это за намёк, потому уже направлялся к нашему с Фетчем столу.

Я не противилась энтузиазму этого милахи. В конце концов, повеселиться мне ничто не мешает.
Внутри разрасталось предвкушение.
Что же он предпримет? Каковы будут его действия?

Игра началась.

Парень, остановившись у нашего стола, шире улыбнулся, протягивая руку ладонью вверх, другую — он завёл за спину.
— Миледи, Вы прекрасны подобно первому распустившемуся бутону весной. Позвольте завязать знакомство с Вами и узнать Вас поближе.