Сибирь

Показатели зашкаливали.

Стоило вакцине попасть в кровь, как антитела вступали в активную схватку с вирусом. Они провоцировали организм на борьбу с самим собой, укрепляя его мощью дополнительных нейростимуляторов, блокируя из связи с нейронами.

Дальше познания заканчивались.

Все предыдущие версии лекарства не вызывали у подопытных никакой реакции. Антитела впадали в спячку, становясь частью вируса.

Все, что мы могли — это наблюдать.

Близнецы дернулись. Затем на их лбах выступила испарина. Здоровый ребенок издал слабый выкрик. Еще один. А потом его дыхание выровнялось. Сердечные показатели приходили в норму.

— Перевести его в кувез*.

*Кувез — инкубатор с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры, в который помещают недоношенного или заболевшего новорожденного.

— Можете увозить.

— Елена, он?.. — Иванна сделала шаг вперед, но замерла.

— Жив. И будет. Но ему нужно будет пройти курс вакцинации. Остер состоит из Rabies virus. Полагаю, лечение будет таким же системным.

Мой голос звучал смертельно устало и сухо, я не отрывала глаз от серой кожи зараженного малыша, что тоже покрывалась потом, но никаких дальнейших изменений не происходило.

— Но где мы возьмем еще? — Фаяз подошел ближе.

— Сейчас узнаем.

Дмитрий стоял по правое плечо, и я как никогда раньше чувствовала его присутствие рядом. Все существо мира сосредоточилось на ребенке и на том, что же с ним в итоге произойдет. Надежда безумной волной заполнила меня всю. Мне хотелось, чтобы вышло, чтобы получилось! И тогда... Тогда я смогу сказать всем, что каждый мой шаг был не зря; каждая жизнь; каждый зараженный. Все не зря!

Зараженный захрипел. С каждым вдохом его хрип был громче, а конвульсии резче. А потом вдруг все затихло. Мы своими глазами наблюдали метаморфозы. Как кожа становилась светлей, как муть в глазах исчезала. Как взгляд становился ясней.

Ребенок издал крик. Настоящий. Здоровый. Человеческий.

Судорожный вздох стал общим. Никто не мог в это поверить. Никто не мог осознать.

— Переложить в кувез, — едва смогла выдавить я.

Я смотрела на то, как дрожащие руки медсестры пытались взять ребенка, но мной овладело нечто, и я подошла первой, несмотря на свой же приказ.

Холодные пальцы хирурга превратились в тонкие, нежные материнские. С трепетом, что я хранила в себе этот год, с той любовью, которую некуда было потратить, я подняла малыша на руки.

Его тусклый свет кожи меня совсем не пугал. Казалось, весь мир сузился до крошечной малышки. Маленькое тельце льнуло, ища тепло матери. Внутри вспыхнули все раны, все незажившие шрамы. Они вновь кровоточили. Моя малышка Мила, ты могла жить...

Я подняла глаза, но весь мир стерся, стал расплывчатым, и только одно лицо светилось, глядя на меня с той нежностью, что я не заслуживала.

Дмитрий тихо улыбался, лишь приподнимая краешки губ.

Мое лицо исказилось, но я смогла сдержать рвущийся наружу крик.

— Мила могла...

— Я знаю, — прошептал в ответ Дмитрий.

И сейчас этого было достаточно.

-ˋˏ✄┈┈┈┈┈┈

Началась суета, в которой мне нет места.

Иванна бросила на меня беглый виноватый взгляд, но задержаться сейчас она не могла, полностью занятая перемещением детей в другой отдел. Теперь ими займутся другие люди. Детей нужно выходить, а потом исследовать. Зная Иванну, все происходящее с ними дальше будет гуманным. А значит, достаточно долгим.

Как бы поступила я — думать не хотелось.

Нас отпустили. Мое дело — резать, а значит, пока что я могу быть свободна.

Леон подошел ко мне и крепко обнял, ничего не говоря. А мне было и не нужно. Мы простояли так несколько минут, пока он не отодвинулся, и не сказал мне:

— Иди, он ушел. — Леон смотрел непроницаемым взглядом, но даже так я ощущала его недовольство волнами.

Я посмотрела на него по-новому. Будто все это время картинка выглядела мутной. Леон молодой, совсем мальчишка, а ему уже пришлось пройти столько ужасов. И все из-за меня. Потому что его старшая сестра нуждалась в обществе кого-то, кто верит в нее безоговорочно.

— Леон...

— Все хорошо, сестренка. Иди.

Он обогнул меня и направился к Фаязу.

А я, сжав кулаки, направилась к выходу.

Дмитрий не закрыл дверь в свою комнату. Он ждал кого-то. Меня.

Я быстро оглядела себя. Одежда пропитана запахом крови, вод и разложения. Мясисто-кровянистая смесь на ногах. Руки, скорее всего, тоже отвратительно пахли.

Когда я последний раз беспокоилась, как выгляжу?

— Ты зайдешь? — послышалось за дверью.

— Зайду.

И вот мы оказались друг напротив друга.

Между нами расстояние. Наш первый разговор после того... после всего. Айзек, Макс, моя правда, похороны, глаза Дмитрия, от которого у меня забилось сердце так больно и сильно, что я едва не сложилась пополам. Все это лежало сейчас перед нами.

— Лучше бы было их убить! — зло прошептала я.

— Оригинальный способ начать разговор, — сказал Дмитрий и устало вздохнул.

— Это было бы милосердней. Теперь их жизнь полностью зависит от этой лаборатории. Как, по-твоему, будет создаваться лекарство?! Кровь, Дмитрий. И ее нужно будет много. И все же я их спасла. — Я чувствовала, что дрожу. — Из-за тебя.

— Нет. Не из-за меня, Елена. — Дмитрий сделал шаг, но я отступила. — Ты сделала это потому, что захотела. Потому что можешь. Потому что ты человек.

— Я не изменюсь, Дмитрий. Я останусь такой же. Буду продолжать работу!

— Изменилась. — Он так уверенно сказал это, что у меня закончилось дыхание. Я подошла вплотную к двери. — И ты сама знаешь это. Иначе бы не пыталась ничего доказать мне.

Дмитрий стоял на расстоянии вытянутой руки. Я могла сделать шаг к нему. А могла от него.

И выбрала второе.

— Это была ошибка.

Покинув комнату, я хлопнула дверью.

Я совершенно не понимала, что происходит со мной. Внутри меня. Я убегала.

От Дмитрия?

Или от себя?