Сибирь

В стерильном куполе, нашем собственном мире, собралась команда настоящих профессионалов. Многие пришли из других аванпостов, точно так же, как и я. В глазах горела решимость, понимание, что здесь и сейчас будет вершиться судьба мира.

Помимо меня, еще два хирурга, один неонатолог и четыре медицинские сестры. Ева, подключенная к аппарату жизнеобеспечения, лежала на кушетке.

Я прикрыла глаза, погружаясь в медитативное состояние, прислушиваясь к писку приборов, к запаху чистоты.

Вдох.

— Начинаем.

Скальпель отразил свет ламп, когда я сделала первый надрез, наслаждаясь гладким ощущением скольжения лезвием по коже. Осторожно ведя, выверяя нужный нажим и угол наклона, я избегала повреждения нервов и сосудов. Приходилось бороться с собой, чтобы не сделать все быстро, ведь тогда я могла проткнуть пузырь. Длинная линия начиналась ниже груди, шла вдоль пупка и уходила ниже. Дальше лезвие повернуло вбок, рисуя горизонтальный разрез.

Сестра промокнула мне лоб.

Выбросив скальпель, я взяла щипцы и осторожно отодвинула пласты кожи, раскрывая околоплодный пузырь. Я остановилась, просчитывая дальнейшие действия. Мутная вода, слегка позеленевшего цвета показала мне двух крошечных, совершенно беззащитных существ.

Я сделала надрез на матке, и вода, защищавшая их и долгое время, начала утекать.

Неприятное зловоние, доказывающее прохождение инфекции, ударило в ноздри. Медсестры были уже наготове и приняли меры, собирая и вытирая жидкость. Помощники помогли извлечь образцы и уложить их на специальный подогреваемый столик.

Два существа.

Время — драгоценность. Счет шел на минуты.

Но я не могла заставить себя сделать то, что должна. Мне нужно отсечь пуповину, закрыть ее в стерильный бокс. Остальное меня не касалось. У здорового ребенка возьмут кровь, но... скорее всего, вирус заберет свое. Долгое время, будучи скрепленные одной нитью, они делили между собой питание, а также кровь. Вирус бесконечно разносился по их артериям, передавался матери и вновь возвращался на место.

Одно без другого существовать не может.

Пациенты... существа... дети... Не шевелились, не издали звуков, которые должны издавать новорожденные.

Один из них розовый, активно сосущий собственный палец, будто не подозревающий о том, что его изъяли из матери. Второй серого цвета, с тонкими ручками. Он бегал мелкими глазками по всем нам. Зараженный.

Я должна прямо сейчас отделить пуповину.

Или может...

Я подняла новый скальпель, и мои руки задрожали стоило мне потянуться в сторону детей.

Кровь. Все дело в крови, ведь так? Одно поддерживает другое. Они не могли существовать отдельно. Только вместе. Вместе соединяться одной кровью. Циркулировать больную и здоровую по своим венам. Родиться изначально с тем набором мутаций, состоящих из двух компонентов.

Одно без другого существовать не может.

Рука замерла.

Здоровый ребенок, наконец, издал крик. Он замерз и хотел приложиться к спасительному теплу матери. Но быстрый взгляд дал понять, что писк прекратился. Сердце Евы уже не поддерживали искусственно.

Холодный пот проступил по спине. Впервые.

— Все здесь подчиняются мне, — нетвердо начала я. Одно не может существовать без другого. — Если вы не согласны, немедленно покиньте операционную.

Все недоуменно застыли. Никто — даже я — не понимал, что происходит. Младенец разрывался на крик.

— Елена, что происходит? — голос Иванны раздался по громкоговорителю.

Здесь внизу были установлены усиленные микрофоны, поэтому наверху могли слышать наши переговоры.

— Немедленно доставить мне образцы вакцины. — Я повернулась в сторону одной из медсестер. — Сейчас же!

Женщина не шевелилась. Несколько самых драгоценных секунд. Я уже раздумывала, как заставлю ее подчиниться, как раздалось:

— Немедленно выполнять!

Только тогда медсестра двинулась и побежала в сторону дверей.

— Подготовить пять зажимов, нитку и иглу. Подготовить набор реанимации!

— Простите, — один из хирургов сделал шаг ко мне, — но для чего нам это делать? Нам нужно как можно быстрее отделить пуповину, иначе все будет зря!

— Еще одно слово без моего разрешения, и ты пожалеешь, что останешься жив!

Меня наполняли гнев, надежда, эйфория. Адреналин заставил сердце учащенно биться. Я облизнула губы, лихорадочно раздумывая над тем, что собиралась делать. Против правил. Риск. Ради чего...

Младенец кричал. Это была девочка. Было бы проще, будь это мальчик.

— Зажимы!

На расстоянии пятнадцати сантиметров от тел детей я сделала первый зацеп. Затем еще один на расстоянии двух сантиметров с одной стороны и другой. Такой же сделала снизу.

— Ножницы.

Вначале я быстро зашила нижнюю часть, чтобы сохранить кровь, сделала то же самое по бокам.

— Подать криобокс.

В этот же самый момент в бокс влетела та самая медсестра с образцами. Недоделанными образцами. Она оказалась умней остальных. Помимо образцов, она привезла аппаратуру для смешивания, шприцы и ампулы. Не дожидаясь указаний, женщина начала подключать их.

Криобокс стоял рядом. Я сделала последний стежок, а потом безжалостно перерезала пуповину.

Крик здорового малыша стал громче, второй закряхтел. А потом они одновременно утихли. Несколько секунд я смотрела на зараженного ребенка, на его потуги. Неужели, моя Мила была такой же? Мила...

— Два бокса, приступить к реанимации!

— Два?.. — переспросил тот самый хирург, что уже нарушал указания.

— Реанимировать двоих! — рявкнула я, не в силах удержать спокойствие и безразличие, что так долго тренировала в себе.

— Мы потеряем время! Нам нужно успеть взять кровь, пока подопытный жив!

Он не унимался, продолжая настаивать на своем. И тратить время!

Подопытный.

...это... Мила?..

— Эй! — Я повернулась ко второму ассистирующему хирургу. Он широко распахнул глаза и застыл, глядя на двух новорожденных, и на то, как медсестры точно выполняли указания. Они уже переложили детей, даже не боясь брать на руки зараженного. — Ты умеешь проводить реанимацию детям?!

— Д-да, — неуверенно сказал он, — вроде бы...

— Бегом! А ты, — я повернулась к первому, — должен немедленно покинуть операционную. И поверь мне, когда я закончу, ты будешь жалеть, что не сдох.

Мужчина попятился, а потом зло сорвал колпак с головы и стремительно удалился.

Я обвела всех присутствующих взглядом.

— Повторюсь: все здесь подчиняются мне, но если вы не согласны, покиньте операционную!

На меня уставилось шесть пар глаз. Никто не понимал, что я собиралась сделать, но во взглядах горела решимость. Здесь и сейчас мы должны стать единым целым.

— Подкатить криобокс к лабораторному столу.

Стоило словам слететь, как раздался голос из граммофона:

— Елена! Что ты делаешь?!

Я посмотрела на Иванну. Она приложилась к стеклу, держа одной рукой микрофон. Все ее лицо пылало, она дышала сквозь зубы. Фаяз стоял рядом точно с таким же выражением лица.

— То, что должна.

Зрачки Ивы расширились, она зарычала и, откинув микрофон, поспешила в сторону лестницы.

— Отключить микрофон и громкоговоритель, — отдала я приказ. — Заблокировать вход в операционную.

Неонатолог носился между двумя детскими боксами. Хирург и медсестра реанимировали детей. Две другие помогали им, но, услышав мои слова, переглянулись и, тяжело вздохнув, понимая, что идут на казнь, бросились выполнять требование.

Для меня перестало существовать все остальное. Звуки пропали. Только сердце билось в ушах, когда я открывала бокс, когда взяла ампулы и вставила в аппарат. Пока набирала кровь в шприц, я чувствовала горечь во рту.

— Дать два образца крови.

Время стало вязким. Секунды превратились в часы. И когда две ампулы легли в ладони, мне показалось, что прошла вечность.

Где-то на фоне гремело. Иванна пыталась попасть в лабораторию и остановить меня.

Образцы вакцины смешивались с драгоценной кровью из пуповины. Дальше кровь зараженного в шприц для здорового, а здоровую — для зараженного. Если все напрасно, если у меня не получится... Мы потеряем возможность спасти этот мир.

А если получится. Значит ли это, что Мила могла жить? Что я могла спасти ее?

— Заткнись! Не сейчас!

Писк сообщил, что все готово.

Руки тряслись.

РУКИ ТРЯСЛИСЬ!!!

Успокойся. Дыши. Дыши.

Я пошла ватными ногами к зараженному. За его жизнь сражались, заставляли сердце биться. Два шприца. На живого и мертвого. Нет, не мертвого. Зараженного.

— Освободить место.

Двери начинали скрипеть. Они уже близко, у меня нет времени!

Острие тянулось мучительно медленно. Вокруг стало так тихо, что, когда игла пронзила кожу, казалось, звук оглушил нас. Содержимое влилось в вену. Доза лекарства потекла по артериям. Ничего не произошло.

— Продолжать реанимацию, — сухим голосом сказала я.

А потом повернулась к здоровому. Воздух стал ледяным, он колол легкие изнутри. Все внутри кричало. Еще немного, и все решится.

Либо я обыграю смерть, либо она победит меня.

Я стянула колпачок. Медленно потянулась к синеватой коже ребенка.

— Не заставляй меня этого делать!

Дуло уперлось в затылок.

— Пожалуйста, не заставляй! — скрипучий голос принадлежал Иве. Мне не нужно было смотреть на нее, чтобы знать — ее лицо перекосилось, глаза покраснели, а всегда уверенные руки дрожали.

— А ты не заставляй меня.

Дмитрий?

Я повернулась лицом к Иванне. Медики продолжали поддерживать жизнь ребенка где-то позади.

Иванна возвышалась надо мной, сжав губы. Она держала пистолет на уровне моего лба. Но она не стреляла, потому что, стискивая ее шею и держа другой пистолет у виска, позади Иванны стоял Дмитрий.

— Брось пистолет, Фаяз, — начал говорить Дмитрий. — Иначе от вашей главы ничего не останется.

Левее Иванны, точно так же уперев в меня оружие, находился Фаяз. На его лице отражалась мука и печаль. Он не хотел этого, но не мог поступить иначе. Позади Фаяза стоял Леон, взяв того на мушку.

Обстановка накалилась до предела, но нужно отдать должное врачам и медсестрам, которые продолжали исполнять мой приказ, несмотря на то что их жизни угрожали.

— Ты не поступишь так, Барс, — слова Фаяза звучали глухо. — Ты хороший солдат. Верный. Ты не лишишь человечества шанса на победу.

— Ты верно подметил. Я верный, — Дмитрий посмотрел на меня. Его пистолет вжался в висок Иванны, — но не ей. Бросай пушку!

— Слушай, командира, Фаяз, — лениво проговорил Леон. — У меня нет никакого желания отскребать потом твои мозги.

— Паршивец! — Фаяз отбросил пистолет на пол. — Я тебе потом устрою!

Леон закатил глаза.

— Елена! — Ива продолжала целиться. Ее совсем не пугало собственное положение. — Ты и так, истратила весь образец крови из пуповины! У нас остался только этот ребенок! Если ты вколешь ему зараженный мутаген — это конец! — ее голос срывался. Она пыталась до меня достучаться. Я не отступлю. — Елена, я потратила пять лет жизни на это! Я отдала все, что у меня было! Адам отдал все... Не дай этому исчезнуть! Прошу, Елена. В тебе говорит горе, я понимаю! Но если ты поддашься ему, не только ты, но и все мы, весь мир проиграет. Пожалуйста, Елена.

Я смотрела на Иванну. В карих глазах я видела отражение всей ее жизни. Все потери, всю боль, что ей пришлось испытать. То, что она отдала, чтобы возвести этот аванпост. Все труды и бессонные ночи. Все ее горе, не менее страшное, чем мое. Старания, труды, ужасы — все это сквозило в ее взгляде. Она дала мне это увидеть.

Я набрала полную грудь воздуха.

И сделала шаг.

Упираясь в дуло пистолета.

— Стреляй.

Иванна моргнула.

— Стреляй, потому что я не отступлю. Стреляй прямо сейчас, потому что через секунду я введу препарат. Стреляй. — Рот Иванны скривился. — Стреляй!

— Елена...

— Не смей, — прорычал Дмитрий. — Я нажму на курок.

— Зато лекарство останется, кто-то другой займет мое место... — обреченно прошептала Иванна.

— Ива.

— Елена.

— Просто поверь мне, — на выдохе сказала я совсем тихим голосом. — Ты сказала, что веришь мне.

Минута может стать вечностью. Особенно когда близкий человек борется с самим собой. Когда решает, чего ему будет стоить решение. Когда долг и любовь рвут во все стороны. Когда, выбирая одно, ты потеряешь другое.

— Адам бы дал тебе шанс.

С этими словами она опустила руку, и та рухнула, словно весила сотни килограммов. Дмитрий отпустил Иванну, а я молниеносно обернулась и воткнула иглу.