Сибирь

Я наблюдала, как неудачные пробники убирают, пока мое запястье обрабатывали и накладывали повязки.

Леон развалился на кушетке, что стояла напротив,, и жевал бутерброд. Его товарищи по отряду делали то же самое. Почувствовав мой взгляд, Леон нахмурился, а потом ястребиным взором уставился на меня.

— Он так на вас смотрит. Как будто хочет сожрать.

Валерия, как и всегда, стояла рядом со мной. Ее каштановые локоны до плеч, всегда идеально уложены, а длинные ресницы от природы подчеркивали изящность. Девушка сходила с ума по нашему командиру отряда.

— Ты никогда не думала, ну... — Валерия могла не продолжать. Этот вопрос я слышала не впервые.

— Мы же родня! — воскликнула я скривившись. А потом показала Леону язык. Он сделал то же самое.

— Родня? Вы же не кровные брат и сестра.

— Я видела его с прыщами. Мне этого достаточно.

— Зато сейчас он, м-м-м, — Валери закрыла глаза в поддельном блаженстве.

Теплые чувства Леона я всегда интерпретировала лишь, как братские. Может быть, только иногда мне казалось, что он вел себя слишком... слишком. Но ничего с этим не делала или вовсе не замечала.

Леон попал к нам в семью, когда мне было пятнадцать. Младше меня на четыре года мальчишка с каштановыми волосами, казался мне немного странным. Он был замкнут и растерян, но чем старше становился, тем сильнее открывался. Уже в первый день я заметила в нем родную душу и приняла на себя роль опекуна. Мы были очень близки, а когда случился конец света, сблизились еще больше. Мы всегда рядом, помогаем друг другу. Только он знал, чем я занимаюсь. А значит... и меня настоящую.

Мне бы хотелось рассказать Марку. Но каждый раз, как я представлю, что расскажу ему, меня охватывает такой дикий ужас, что я не могу пошевелиться. Его Елена — милая, добрая фея с белыми волосами, страстными глазами. Его Елена — женщина, что носит его дочь, что он ждет с нетерпением. Его Елена — свет в этом мире.

Но настоящая Елена — это монстр, что прячется в шкуре овцы.

Когда с рукой закончили, я притянула ее к себе и положила на живот.

На каменный, слишком горячий живот.

— Что-то не так, — прошептала я.

И в ту же секунду меня сковал дикий спазм, что отдавал в поясницу. По ногам потекла вода.

Вперемешку с кровью.

-ˋˏ✄┈┈┈┈┈┈┈┈

Я не могла дышать. Как больно!

Меня везли на кушетке по коридорам больницы. Белые потолки мигали множествами ламп, но для меня все слилось воедино. Я слышала крики, но не могла представить, что кричу я. Я видела лицо Леона, перекошенное от ужаса. Он крепко держал меня за руку, что-то говорил. Его лицо искажалось, удваивалось, точка фокуса смещалась то на одно, то на другое.

Агония внизу живота росла с каждой секундой. Мне удавалось приподнять голову, и тогда я видела свои согнутые колени, испачканные до такой степени, что вся медицинская форма стала красной.

Звуки смешались в одну общую какофонию, где-то на периферии, я слышала переговоры врачей. Кажется, пришел Марк. Мой Марк. Он смотрел на меня так, будто прощался. На его щеках виднелись мокрые дорожки, он умолял меня бороться, просил держаться, но я повторяла на все их просьбы только одно:

— Мила-а. Мо-оя Мила-а. Спа-асите Милу-у.

Мой голос тонул в собственном животном крике.

Меня завезли в палату и меня еле переложили на родильное кресло. Спина выгибалась дугой, и меня держали силой. Леон и Марк переоделись в халаты и стояли с двух сторон от меня. Каждый, не переставая, отдавали команды: «Дыши! Дыши. Глубже!»

Когда я увидела Феликса, на меня накатило минутное облегчение, даже пришла осознанность. Откинув завесу адской боли, я посмотрела прямо на него, ища нужную мне уверенность. Но лицо Феликса внушало лишь одно.

Приговор.

Он стоял бледный, как полотно, и смотрел на мой живот. Его рот открылся и перекосился. Огромные ножницы, больше напоминающие секатор, дрожали. Все, кто находился здесь, застыли, словно их заморозили, и даже Леон поднялся, и я ощутила, как его рука расслабилась, выпуская, мою.

Я перестала кричать, потому что весь мир остановился. Время прекратило свой бег. Воздух стал плотный, как накатные волны океана.

Все встало на паузу, что я услышала четко:

— Оно... оно пробирается. Само.

Хрусть.

Хрусть. Хрусть. Хрусть.

В тот же миг мои глаза застелила кровавая пелена. Позвоночник зажил своей жизнью, отрывая меня от кресла, но голова выгнулась назад, и я пронзительно, как никогда прежде, закричала.

Нет подходящего слова, чтобы описать эту боль. Ни одно сравнение не достигнет того пика кошмара, что я испытывала.

Кости таза словно раздвигали руками, кто-то рвал меня изнутри. Ни огонь, ни лед. Что-то среднее. Тупым ножом разрезая внутренности, отбрасывая куски плоти за ненадобностью. Каждый новый веток, новый порез, сопровождался моих криком. Леон и Марк крепко держали меня, но у них не выходило.

— Надо вытащить! — кричал Леон. — Вытащите это из нее! Оно рвет ее на части!

Это?

Это моя дочь, Леон!

Это Мила!

Моя Мила, мой маленький цветочек. Я так часто представляла ее пухлые розовые щеки, взгляд почти прозрачных глаз и светлый пушок на голове. Ее первое «агу» звучало в моей голове ежедневно. Я видела, как Марк качает ее на руках, а потом мы вместе засыпаем на кровати. Видела, как Леон поет моей дочери песни и катает на плечах.

Я видела...

Это?

— МИЛА! СПАСИТЕ МИЛУ!

Я истошно кричала чужим хриплым голосом. Связки давно порвались, и крики постепенно превращались в шепот, но я не переставала надрывать горло. Они должны слышать!

В мои вены вкалывали лекарства, кажется, принесли донорскую кровь.

Феликс взял себя в руки, посмотрел на меня на секунду, открывая лицо. Он крепко зажмурился, сжал губы. Его влажные глаза впились в меня и шептали: «Прости». А потом он поднял ножницы и встал между моих ног.

— Не-е-ет!!!!

Я вырывалась. Я дергала руками и ногами, прямо как зараженные, что приходилось протыкать иглами. Леон прижимал меня, говорил, что все скоро кончится. А я могла лишь думать, что, если они что-то сделают с моей дочерью, я убью каждого, кто здесь находился. Каждого в чертовом аванпосте. Я вырежу всех их живьем, я усовершенствую вирус, я заражу всю эту планету одним махом. Я не дам никому жить в мире, где не живет моя дочь.

А потом все затихло. Я упала на кушетку совершенно без сил. Холод пробежал по щекам, спустился по позвоночнику и устремился книзу живота. Я подняла голову и увидела, как все отошли на пару шагов. Мой живот больше не был частью тела. Это нечто похожее на груду костей и крови.

А между ног, на меленьком приставном столике лежала... лежало... это...

Оно смотрело на меня бледными белками, серая кожа словно иней, смазанный сгустками крови. Рот открывался и закрывался, маленький язычок вываливался изо рта. Оно издавало совсем недетские звуки, а тихо-тихо рычало.

Это... было связано со мной материнской нитью. Пуповина продолжала пульсировать, передавая этому... кровь.

— Отрезайте, — тихо скомандовал Леон. Но никто не мог сдвинуться с места. — Отрезайте! — уже громче сказал. — Оно же убьет ее! Обратит!

Я повернулась к Леону так медленно, что, казалось, прошла целая жизнь.

Оно?

Мила... моя Мила...

Но никто не шевелился, и тогда Леон наплевал на все, сам ринулся вперед. Когда он увидел, что стало с нижней частью моего тела, он побледнел и его почти вырвало, но он сглотнул и выхватил у застывшего Феликса ножницы.

Наши взгляды встретились. Леон плакал.

А потом сам перерезал пуповину и вытянул послед.

В эту секунду во мне что-то лопнуло и сломалось. Внутри образовалась дыра, и вся я — я живая, настоящая, прошлая и будущая — рухнула прямо туда.

Леон оттолкнул каталку и беззвучно заплакал, закрывая глаза окровавленной рукой.

Первыми ожили медсестры, они приготовились обкалывать меня, Феликс тоже зашевелился и, дрожа, потянулся к иголкам. Он собирался зашивать... все.

Я не понимала, что происходит. Все вдруг стало... каким-то пустым. Все мысли уплыли, в голове осталась лишь чернота.

Марк стоял, словно мертвец, безвольно опустив руки. Он просто смотрел на то нечто, что одиноко ворочалось и рычало. Его рот беззвучно шептал, но что именно — непонятно. Я протянула к нему руку и слегка сжала рукав.

— Марк, где Мила? — Язык плохо слушался, и слова звучали длинно и долго.

Услышав мой вопрос, Марк заторможенно повернулся ко мне. Посмотрел в глаза. Этот человек передо мной... не Марк. Мой Марк светлый и яркий, как ночная звезда. А этот человек... он уничтожен, убит. Его глаза не горят. Они безжизненны.

Но вот мгновение, и Марк изменился, он будто бы силой воли собрался в целое существо. Между моих ног происходило движение, но я ничего не чувствовала, только смотрела только на Марка и ждала его ответа. Он тяжело вздохнул несколько раз, а потом поцеловал меня в лоб и погладил по волосам.

— Ч-щ-щ. Ч-щ-щ. Все будет хорошо. Мила... — его голос сорвался, и лицо искривилось в болезненном спазме, но он продолжил: — Она сейчас не здесь, родная. Она не пришла. Пока не пришла.

Я попыталась повернуть голову к... этому. Но Марк крепко схватил меня за лицо и покачал головой.

— Ч-щ-щ. Тихо, любимая. Мила не пришла, не пришла. Это... это... не наша Мила. Нам нужно будет подождать. Наша Мила...

— Нужно унести это, — послышался голос Феликса. — Оно... оно скоро умрет без пищи.

Я дернулась, и Марку не удалось меня сдержать.

— Феликс, — слабо позвала. — Феликс, где Мила? — он молчал. — Леон? Леон, где моя дочь? Где моя дочь?

И вдруг вся пустота в голове ожила. Яркие вспышки произошедшего пронеслись перед глазами. В голове только одно: «Они хотят унести мою Милу. Это... Моя Мила!»

— Куда вы ее несете? Отдайте мне дочь!

Пытаясь подняться на локтях, я старалась задействовать и ноги, но те не слушались меня. Почему?

— Дайте мне мою дочь!

— Елена, — тихо заговорил Феликс, — твоей дочери нет. Она не... не выжила.

— Моя дочь? Там моя дочь!

Феликс посмотрел на одну из медсестер и кивнул ей. Та удалилась к столику с лекарствами. Другая подошла к Миле.

— Не трогай ее! — закричала я сорванным голосом. — Не трогай мою дочь! Отпустите меня!

Но меня никто не держал.

— Леон! Леон, они уносят Милу. Марк! Марк! Кто-нибудь! Помогите! Помогите!

Медсестра, что повезла Милу, дрожала. И когда они проходили мимо, я вновь увидела дочь. Дочь? Я потянулась к ней руками, но Леон остановил меня.

Я посмотрела на него, будто увидела впервые. Он... позволил забрать мою Милу.

— Отпусти! ОТПУСТИ!!! Отдайте мою дочь! Отдайте моего ребенка!

— Елена! — Леон не выдержал и встряхнул меня за плечи. Отчаяние в его глазах дало мне хлесткую пощечину. — Милы нет! Это не ребенок! Она заразилась в утробе!

— Леон! — крикнул Марк, желая, чтобы тот замолчал.

Но Леон не остановился.

— Она прогрызла себе путь через тебя! Понимаешь? Милы давно уже нет!!! Она обратилась! Обратилась!

Леон кричал мне в лицо, но его глаза бесконечно роняли слезы.

Я качала головой, не желая верить.

— Мила?..

— Милы больше нет! — вновь закричал Леон. — Она обратилась! Стала зараженной! Мила умерла. Наша девочка умерла.

Леон отпустил меня и обхватил себя руками.

Мила... умерла?

Мила?

Милы больше нет. Она умерла.

Больше нет?

Она умерла.

Умерла. Умерла. Умерла. Умерла.

М-м-м-м. Ч-щ-щ. М-м-м-м. Ч-щ-щ.

Тьма засасывала меня, и я закрыла глаза.

Я надеялась, что она меня не отпустит. Надеялась, что она засосет меня вглубь. Надеялась, что я никогда не проснусь.

Жди меня, Мила.