Сибирь

 Отчаяние — самая опасная эмоция. Она может возродить из пепла, дать необходимую силу, такую нужную для борьбы. Она может отнять всю надежду, похоронить тебя под пластом невозможного, заставить опустить руки.

Отчаяние сильнее страха, сильнее уверенности. Отчаяние поглощает, путает мысли, лишает разума и воли. Отчаяние не дает вдохнуть полной грудью, заставляет руки дрожать.

Не слыша шагов Леона и его ругани, улавливая лишь тихие всхлипы Янис; видя, как исчезает ключ в кармане Макса, его горевший злостью взгляд; отмечая синеву кожи Дмитрия и обрывочное дыхание; понимая, что в моих руках пусто и оружия совсем нет; смотря, как Айзек отрывается от стенки и встает напротив Макса — я ощутила самое настоящее отчаяние.

Захотелось закрыть глаза и провалиться куда-то вглубь, туда, где есть спасительная темнота. Уйти, никогда не возвращаясь, лишь бы не видеть, что будет дальше. Не знать. Сбежать. Спрятаться.

Быть не здесь.

В камере, что сужалась с каждой секундой, будто сосредоточился весь мир и его погибель.

Стекло внутри меня зазвенело, сжимая барабанные перепонки. Захотелось закрыть уши и с силой сдавить их. Но я не могла.

Дмитрий дышал. Айзек был здесь. За стенами Янис и Леон, который, возможно, нуждался в моей помощи.

— Макс? — спросил Айзек, загораживая меня, всю еще продолжающую сидеть на полу.

— Дружище, лучше отойди!

— Прекрати, чтобы ты сейчас не собирался сделать.

— Ты не понимаешь? — темные брови сошлись на переносице, ноздри широко раздувались. — У нас всегда был уговор! Даже когда тебя ранили, мы хотели уйти! Что теперь изменилось?! У нас есть задание, чертов кодекс! Мы должны отвести ее в «Сибирь», и дело с концом!

— Но он не бросил и тебя бы не бросил!

Макс сухо усмехнулся.

— Это задание уже доконало меня. Я заколебался слушать ваше нытье! Когда пришли эти двое, — его лицо презрительно скривилось, — все покатилось в задницу! Вы оба, как два кобеля, окучиваете эту суку! Янис туда же. Я просто хочу выполнить задание! Что в этом плохого?

Последнюю фразу он проронил так тихо и обреченно, что Айзек напрягся. И в то же мгновение Макс кинулся вперед, но Айзек перехватил его.

Тяжелый удар прилетел Айзеку в челюсть, заставив его отшатнуться. Сначала Макс не хотел вредить ему и вновь пошел ко мне, но Айзек подлетел сзади и отшвырнул его к стене.

— Успокойся, Макс! — кричал Айзек ему в лицо, прижимая локоть к шее. — Хватит!

Лицо мужчины исказилось, задыхаясь, он оскалился и с силой врезал Айзеку лбом прямо в нос. Ему пришлось отступить, но больше Макс не собирался сдерживаться. Он нанес один удар, второй. Айзек пошатывался и не мог отразить удар.

— Айзек! Айзек! Нет! Остановитесь! Нет!

Мой голос срывался, я ничего не могла сделать.

Макс лупил его с таким остервенением, будто давно ждал этого. Но внезапно Айзек выставил руку вперед, перехватив его кулак. И, зарычав, нанес Максу по лицу два удара. Алые струйки потекли по лицу, но Макс улыбнулся, будто кто-то наконец-то развязал ему руки. Сплюнув кровь, он обманным маневром повел ладонь в сторону лица Айзека, тот прикрылся, но Макс сменил позицию и ударил ему в живот. А потом пинком ноги выбил колено опорной ноги. Айзек взвыл, присаживаясь на ногу. И в этот момент послышался голос:

— А ну, стой, сука!

Леон держал пистолет, просовывая его сквозь прутья. Правый глаз заплыл, белок покраснел, и большая алая точка закрывала серую радужку. Губы презрительно скривились, обнажая зубы.

— Я, блять, выстрелю и не пожалею.

Я смотрела на Леона, чуть ли не всхлипывая и не понимала, почему он не нажал на курок сразу! Но повернув голову, осознала. И новая волна отчаяния лишила меня сил.

Макс стоял, прижимаясь к стене спиной. А в его руках, лицом к Леону, зажат Айзек. Он взял его в захват и душил. Айзек пытался вырваться, тарабаня кулаками по рукам. Покалеченная нога подогнуто висела. Кровь с лица впитывалась в куртку, он хрипел, но ничего не трогало ублюдка, что сдавливал его шею.

— Стреляй, — лениво бросил Макс. — Застрелишь нас двоих. А твоя сестренка будет так плакать. Ее будет так жаль. Бедная Елена!

Айзек скосил глаза на меня, они сжались, будто в легкой полуулыбке. Карий взгляд шептал: «Все будет хорошо! Не бойся, будь сильной!»

Я прижала руку ко рту и покачала головой.

Отчаяние — самая сильная эмоция.

Она способна уничтожить. Она способна возродить.

И если сначала я падала в бездну, где желала полностью раствориться, то теперь я стала самой бездной, готовой с рывком прыгнуть ввысь.

Наплевать, как и чем, но я убью его и не дам никому больше навредить. Он покалечил моего брата, он избил Айзека, он хочет убить Дмитрия. Я не дам этого сделать, и пусть мои руки слабы, пусть я...

Айзек уловил перемену. Он быстро моргнул. Что-то изменилось. Решительность мелькнула на его лице. Я не успела крикнуть: «Нет!» Как Айзек что есть силы сказал:

— Стреляй!

А потом затылком ударил Макса в больной нос. Тот взвыл. Леон прицелился.

Но то, чего ожидали, не произошло. Макс должен был открыться, дать Леону цель. Должен был откинуть Айзека, а вместо этого он только сильнее прижал его к себе и надорванным голосом проговорил:

— Как жаль, друг, что ты выбрал не ту сторону! Мне правда жаль!

А потом с разворота, схватив Айзека за голову, словно куклу, вбил его лицом в стену.

Послышался противный хруст.

Максу хватило одного удара, чтобы размножить голову Айзека.

Жизнь ускользнула из карих глаз.