Сибирь

Елена

Вся наша одежда пропиталась едким запахом гари.

Мы остановились на привал, разбили лагерь прямо в лесу и после ужина, разлили горячий чай в кружки.

Все сидели молча.

Огоньки пламени уносились в темную ночь. Я разглядывала их танец, вспоминая, как горела лаборатория, как пламя освобождало души умерших. Чем ярче становились картинки, тем сильнее я отмахивалась от них, но те назойливо лезли обратно. Несколько раз я косилась на свой рюкзак, а потом ловила взгляд брата, в котором читалось беспокойство и немой вопрос. Он знал, что я раздумываю достать шприц. Во мне боролся страх, что-то нечто, обитающее во мне, проснется. То, что я так долго прятала, выйдет наружу, но...

Я вновь уперла взгляд в Дмитрия. Он, ощутив это, сразу повернулся ко мне.

Это не был тот самый взгляд влюбленных, зачарованных друг другом людей. Нет. Совсем не так. Скорее, я буравила его из-под опущенных век. Мечтая то ли овладеть им, то ли убить. Дмитрий делал меня одновременно слабой и сильной. Заставлял бояться, но и испытывать приливы воодушевления.

Дмитрий же смотрел на меня насмешливо. Будто готов встретить любое мое сопротивление, или, напротив, пополезнее на него. Мы играли в игру, надеясь пересилить друг друга. Будто хотели прыгнуть одновременно в эту дыру, что нас поглотит, но каждый желал первым узреть того, кто сдался.

А еще Дмитрий вглядывался так, словно догадывался. Обо мне.

Это смешило, потому что абсолютно невозможно. Может, какие-то яркие, центральные картинки и совпадали, но если зреть в корень — то нет. Возможно, он считал, что я работаю над разработкой лекарства или его распространении, может, что участвовала в экспериментах, может, все сразу.

Да и кто на его месте не строил бы догадок?

От его желания разгадать меня становилось щекотно внутри. Но все же...

Если ты узнаешь, сможешь ли смотреть так? Думаешь, смириться с этим так просто? Я не смирилась, никто не смирился, и ты не сможешь, чертов командир!

Дмитрий вдруг мотнул головой в сторону, указывая на лес. А потом поднялся и неспешно ушел, провожаемый взглядами отряда.

Здесь стоило бы ощутить смущение, но внутри разжегся лишь интерес. Я без стеснения поднялась, явно давая понять всем вокруг, почему встала. Поймав нахмуренный взгляд Леона, я не удержалась и плотоядно усмехнулась.

А потом отвернулась, не дожидаясь реакции.

Дмитрий стоял облокотившись к дереву, и я не смогла удержаться от сравнения. Мы уже стояли вот так в ночи, смотрели на звезды и немного приоткрывали перед друг другом завесы своих душ. Вот и сейчас Дмитрий ждал меня.

Ночь тихим шелестом безветрия окружила нас, когда я встала рядом с ним, позволив себе облокотиться на его плечо. Вначале Дмитрий напрягся, будто не ожидал, а потом расслабился и позволил.

Рядом с ним мне отчаянно хотелось тепла, хотелось греть, укутывать. Эта часть меня спала слишком долго, а видя Дмитрия, сразу же просыпалась.

Его большое плечо будто создано для моей головы, пусть я и не доставала макушкой, чтобы полностью улечься.

— Как твоя рука?

— Лучше. Я приняла антибиотик. Хорошо, что осталось. И спасибо.

— За что?

— За то, что не стал вести себя как заботливый идиот. Дал спокойно работать.

Когда я осматривала ту женщину, я замечала, как опасливо глядел Дмитрий, как поджимал губы, боясь, что мне больно. Я ненавидела слабость и всеми силами подавляла горючие импульсы.

— Знал, что, если остановлю тебя или заставлю стоять в стороне, разозлишься.

Мы умолкли.

— Согласись, здесь красиво?

— Очень, — ответила я, всматриваясь в линию его скул, полоску светлых волос. Щеки Дмитрия покраснели, но не обветрились, потому что он взял себе новую маску. Серьезный взгляд воина устремлен вдаль, и где бы мы ни были, он всегда оставался настороже.

— Ты испугалась?

— Когда?

— В поселении.

— Нет, — честно ответила я.

— А вот я — да. — Дмитрий слегка повернул ко мне голову, опуская на меня взгляд, очертил торчащие из-под шапки волосы, глаза, нос, губы... Отвернулся, шумно вдохнул и вновь повернулся ко мне. — Я испугался за тебя.

Не дожидаясь моих вопросов, и, возможно, зная, что я их не задам, продолжил сам:

— Не за отряд, а только за тебя. Я знаю, — его кадык дрогнул, — что ты связана с этим. Не напрямую, но как-то да. А еще, что ты не расскажешь мне. И это только твое право. Черт возьми, кто же из нас не имеет прав на свои секреты? Но... Твой секрет... Я знаю, Елена, какую отраву он несет в себе.

Щеку повело в сторону, но я не отступилась. Может, мое дыхание и стало громче, и меня пробил легкий озноб, но я не желала отдаляться от него. Как мотылек, что нашел тот самый огонь, но впервые его не опалило, не уничтожило. Этот огонь столь мягкий, но при этом греющий и безопасный, что сжалился над мотыльком, и снизив пламя, согласился его согревать.

— Так чего именно ты испугался? — Я не стала ни соглашаться, ни отрицать его слов.

— Что ты подтвердишь мои опасения. Что все это, — горько произнес он, — закончится. Я даже не знаю, что это за «это», но я не хочу... отказываться от него.

Бух. Бух. Бух. Сердце глухо забилось о ребра.

Веко одного глаза задергалось, но я прикусила щеку изнутри.

Тем временем Дмитрий продолжал:

— Но это не в моих принципах, Елена. Я не могу бросить свой отряд, не могу закрыть глаза на какие-то вещи. Я такой. Я не смогу измениться, потому что предам все: себя, своих родителей, что воспитывали меня. Может, я кажусь тебе идеалистом, но я такой. — Его брови сошлись домиком, а в глазах загорелась печаль. Он повторил: — Я не смогу измениться.

— И не нужно, — отойдя на несколько шагов, сказала я ватным языком. Все мое тело будто сопротивлялось этим словам. Не соглашайся! Ты же хочешь другого! Ты же хочешь его! Запятнай, сделай похожим, сделай своим! — Ты должен оставаться таким! Обязан. А я...

Я не знала, как закончить предложение. Я не изменюсь; мое прошлое не изменить?

— Мы не сможем, Елена.

— Я знаю. Не сможем. Нам придется разойтись.

— Я покину тебя.

— Я о тебе даже не вспомню, — твердо заявила я, видя блеск в зеленых глазах.

— Как и я о тебе.

Мы стояли друг напротив друга. Уговаривали и внушали правильные для мира вещи, но такие неправильные для нас.

Но несмотря на произнесенные слова, которые должны были покончить с нами, оборвать любую надежду, поселить обиду в душе, мы продолжали просто стоять и смотреть. Будто не причинили — или, может, действительно не причинили? — друг другу боль.

Вдруг Дмитрий полез в карман и вынул оттуда большое, красное яблоко.

Я не видела яблок уже достаточно давно. В «Пути» они не приживались, а торговые поезда, которые приходили редко, привозили скудные запасы. Большинство раздавали жителям бесплатно, что-то продавали, но мне никогда не хотелось стоять в очередях.

— Лара, — произнес Дмитрий так, будто это давало мне ответы на все мои вопросы. — Всегда дает мне что-то в дорогу. У нее есть небольшая отапливаемая оранжерея, где они выращивают овощи и фрукты. Сказала, что яблок в этом году было ничтожно мало, но она сохранила одно для меня.

Я одутловато переводила взгляд с яблока на него.

Дмитрий протянул его мне.

— Будь мы в другой реальности, я бы позвал тебя в кино, подарил цветов, — Дмитрий усмехнулся и отвел взгляд, будто представив меня с букетом, — я бы ухаживал за тобой и дарил подарки, но в этой... — теперь на его губах появилась грустная усмешка, — я мало могу что тебе дать.

Дмитрий впервые показался мне таким неуверенным. Словно он не считал такие вещи чем-то важным, чем-то достойным внимания.

Я вспомнила, как сразу же после нашей первой встречи — которая прошла не лучшим образом — он, увидев, как мне трудно шлось, специально пошел вперед, создавая для меня дорожку; как отдал собственные очки, пока его глаза покрывались болезненной корочкой; как спасал меня раз за разом и никогда не бросал; как нашел меня в том лесу. А теперь отдавал единственное яблоко, которое наверняка хотел бы съесть сам.

Бух. Бух. Бух.

Сердце гремело так сильно, когда наши пальцы соприкоснулись. Я приняла его дар с такой осторожностью, что удивилась сама себе. Отвести пальцы от его горячей ладони было невозможно. И я взяла яблоко другой рукой, а эту переплела с ним.

Дмитрий легонько улыбнулся и сжал в ответ.

Мне вскружило голову. Сейчас даже сильнее, чем когда наши губы находились на расстоянии сантиметра. Сильнее, чем когда наши тела приближались, сильнее, чем в чертовом сне.

Поднявшись на носочках, и даже так не достав, я потянула его чуть вниз, и Дмитрий уступил.

Я поцеловала его в щеку.

— Спасибо.

Мы вернулись к лагерю и только на подходе разжали ладони, одновременно бросая на них тоскливые взгляды.

Все повернулись к нам. Многие заметили сочное зимнее яблоко. Айзек сжал губы, посмотрел на Дмитрия, затем на меня. Грустно усмехнулся и уставился на костер.

— Эй, Янис, — позвала я девушку. — Есть чистый нож?

Получив лезвие, я нарезала яблоко на семь равных кусков и протянула каждому.

Было в этом нечто странное, такое не похожее на меня.

И я не знала — радоваться или бояться?