Надежда
Батейко и Дробышевский на следующее утро вернулись в санаторий. Никто не заметил их отсутствия. Никто, кроме Вивьен. Она бросила на них короткий и спокойный взгляд, встретив их в коридоре, после чего продолжила раздавать указания работникам санатория. Но было во взгляде директора что-то такое, что ненадолго заставило Жеку на секунду погрузиться в пытливое напряжение. Между тем Антона ничего не тревожило, он окидывал счастливым взглядом комнату и тёмно-синие стены и колонны, украшенными золотыми розами. Страх смерти обострил его слепое восприятие мира. Впервые он ясно увидел эту роскошь и блеск в полной мере. Восхитился изящной и тонкой красотой двойного стрельчатого свода, от которого кружилась голова, мраморным полом под его кроссовками, которые казались неприличными и грязными пятнами на фоне холодного и величественного мрамора. Дробышевский словно до этого дня видел мир сквозь траурную вуаль, что туманила взор. Теперь же будто какая-то заботливая рука невесомо смахнула с глаз Антона злополучную вуаль, и Дробышевский впервые увидел сияние этого мира. Антоше действительно казалось, что всё вокруг него буквально сияет, всё было таким непривычно ярким. Всё будто встало на свои места. На настоящие места. И лишь только черная машина преследователей ставила мутную точку среди светлого великолепия пейзажа жизни; жизни, в которой снова есть Евгений, которого он прошлой ночью чуть не потерял, но точка на то и точка, что слишком маленькая - так, опьянев и одновременно просветлев от того, что Жека снова рядом с ним, думал Антон.
***
Но всё же сказано было слишком грубо, что отсутствие Жеки и Антона заметила только директор. Мы забываем о таком маленьком, но очень важным в жизни Батейко персонаже: об Алтынгуль. Эта бедная девушка ждала возвращения Жени так, словно в этом и состоял весь смысл её жизни. Она каждый день садилась возле окна и смотрела вдаль улицы. Алтынгуль радовалось, что это окно было одним из немногочисленных окон, которые не были украшены разноцветными стеклами. Влюбленная девушка не понимала, зачем было украшать так окна, они же слепят. Все мы понимаем действие любви: сияние глаз любимого манит и одурманивает сильнее, чем магический блеск цветного великолепия окон. Хоть очи Жеки и не блестели. Но любовь всё дорисовывает, и поэтому в глазах казашки Батейко похож на Аполлона.
Такой вожделенный час настал. Сквозь стекло Алтынгуль увидела приближающихся к главному входу Женю и Антона. Двери распахнулись, освещая огромный коридор холодным светом. Близкие друзья не замечают девушку среди всеобщей суматохи, с утра люди, ещё сонные, плетутся на процедуры. Даже если бы этой толпы не было, Батейко всё равно бы не захотел терпеть рядом с собой общество Алтынгуль. Антоша и Женя поднимаются по лестнице, казашка уже бежит за ними, но кольцо людей окружает ее, и она тонет в этой толпе.
***
За эти два месяца отношения между Прасковьей и Алексеем Григорьевичем продолжали развиваться, медленно перерастая в нежное и теплое чувство. Им было хорошо и спокойно рядом друг с другом. Прасковья была веселой и резвой, она водила его по клубам, где они танцевали как в последний раз. Но не только клубами она могла заманить. Веселье и радость исходили от нее самой, Прасковья дарила Назарову бесконечную радость и смех. Он же водил ее на различные мероприятия, на которых он обязан был быть из-за работы и которые не касались Вивьен. И тогда Прасковья становилась главным украшением вечера. Коллеги Алексея жаловали ее за ее легкость, она могла разбавить скучное обсуждение дел весельем. Григорьевич рассказывал ей удивительные истории, пронесенные сквозь века. Шатенка заметила, что он хорошо разбирается в средневековой архитектуре. Однажды между ними произошел такой разговор:
— Ты так много знаешь об архитектуре. Ты помогал Вивьен... создавать дизайн, чертеж санатория?
— Это Вивьен знает...— только сухо ответил Назаров.
Такой ответ насторожил шатенку, но вскоре она забыла об этом.
Алексей и Прасковья были разными, нельзя сказать, что они дополняли друг друга. Но они приносили друг другу положительные эмоции, разве этого мало. Впервые Назаров чувствовал беззаботность. Вот так просто.
***
Дверь комнаты Батейко с грохотом отваривается.
— Алтынгуль! Ты чуть дверь нам не угробила! — вздрогнув, закричал Жека.
— Ты знаешь её? — с презрением оглядев казашку, настороженно спросил Антон.
— Женя, я скучала по тебе! Я ждала тебя всё это время! — не замечая ничего вокруг, девушка на трясущихся ногах подошла к Жене. Она была похожа на измученную пытками сумасшедшую.
— Алтынгуль, спасибо, что беспокоилась. Ты вообще моя самая четкая подруга, но, бля, не надо из-за этого ломать двери, потому что за сломанную дверь директор может сломать мою жизнь. — ошарашенно и слегка раздражённо произнес Жека.
— И мою жизнь тоже. Ты вообще понимаешь, что подвергаешь опасность жизнь двоих порядочных мужчин?! — приостановшись, рявкнул Антон, изогнув плешивую бровь. В этом моменте он запросто смог бы сойти за короля, отчитывающего слугу за ошибку, если бы Дробышевский хоть немного обладал бы королевским качествами и разбирался в управлении государством.
— Прости меня, я не думала.... Я такая глупая, обещаю, что я так больше не буду! — Алтынгуль порывисто схватила ладони Батейко и со слепой страстью начала покрывать поцелуями его руки.
Горячее дыхание и влажность губ на секунду вернули воспоминания о давно прошедших чувствах к девушке. Но воспоминания также резко затмило понимание, что Жеке хотелось только одного: чтобы вместо Алтынгуль перед ним была Прасковья, чтобы её пухлые нежные губы касались его рук. Даже поцелуй богини не заставил бы Женю перестать мечтать о веселой шатенке.
— Хватит! — Батейко попытался вырвать свои руки от казашки, но та только сильнее взяла их в свою хватку, жадно вцепившись ногтями в рукава дешёвой рубашки.
— Дура, уйди! — яростно взревел Антон и схватил Алтынгуль за ее округлую спину, силясь отцепить казашку от Евгения.
Девушка отпустила руки Батейко и бессильно рухнула перед ним на колени:
— Я просто люблю тебя... Я всё понимаю, я не достойна твоего прощения. Прости, прости. Прости, что у меня хватает наглости попадаться тебе на глаза. Я просто люблю тебя... — виновато тороторила казашка, упустив глаза вниз.
От таких слов Дробышевский впал в ступор, но, поняв, что он упал на колени вместе с ней и все ещё продолжал держать ее за спину, побудило его брезгливо поморщиться и перестать пачкать свои руки об эту глупую и надоедливую девку.
— Ебнутая! Уйди отсюда! — поднявшись, раздражённо приказал Антон, снова неосознанно и неумело строя из себя короля.
— Тош, не паникуй. Она сейчас уйдет, я все решу, братик. — устало вздохнул Батейко.
Дробышевский недовольно сложил руки на груди, прожигая Алтынгуль пристальным взглядом. Если бы девушка замечала что-то или кого-то, кроме Евгения, она бы запросто почувствовала себя виновной во всех преступлениях под таким убийственным взглядом.
— Ты мне противна. Ты ужасно и подло поступила со мной. Не надо ничего говорить, — вскинул руки Жека, как только казашка открыла рот, — не входи сюда без разрешения. Уходи. — Женя окинул ее холодным, полного презрения и злого разочарования, взглядом.
Шмыгнув носом, девушка ушла.
— Наконец-то. — облегчённо вздохнул Тоха, захлопывая дверь. — Женечка, что это за баба и что она тебе сделала?
— Та как все женщины, всё по классике. — махнул рукой Жека, не желая вдаваться в подробности.
— Вот блядь! — фыркнул Антон и сел возле Батейко, нежно обнимая его за плечи. — Она тебя не достойна, ты заслуживаешь самую лучшую в мире вторую половинку.
— Спасибо, Тох. Ты красавчик. — Жека с благодарностью похлопал Дробышевского по коленке.
***
Затемняя вместе с небом все дневные происшествия, наступил вечер. Некоторые из работников готовились к ночным посиделкам. Те, кому повезло меньше, все еще возились с пациентами. Официантки готовили посуду для ужина. Кухня заполнилась жаром и приятным ароматом. Жека уже забыл о том, что ему носят еду в комнату, на кухню ему вход запрещен. Но повара всё помнят. Они приготовят порцию для Жени в последнюю очередь.
Не дожидаясь ужина, Жека снова бродил по коридорам. В конце одного из коридоров его привлёк желтый теплый свет из полуоткрытой двери, подняв голову, Жека увидел лаконичную табличку с надписью "кабинет директора". Теперь свет привлекал внимание ещё больше, к тому же из кабинета слышались голоса разной тональности: мужской и женской. Бесшумно подойдя поближе, Евгений прислушался.
— Неужели мы разобрались с делами на сегодня. - мягко улыбнулся Назаров.
Прикрыв на секунду глаза, директор улыбнулась в ответ:
— Пациенты, коллеги, расширения, большие планы. И так каждый день, люблю я всё это, особенно когда рядом ты. — искренне говорила Вивьен. Директор чувствовала приятную усталость.
— Мы делаем это уже много лет, мы всегда вместе, — Алексей Григорьевич с теплотою смотрел на директора. — Я доверяю тебе собственную жизнь. Я хочу поделиться с тобой своими планами.
— Ты и так каждый день ими делишься. — добродушно усмехнулась брюнетка.
— Я говорю не о работе.
— Ты не скрываешь от меня ничего. Не скрываешь ведь? — по ее лицу скользнула тень легкого сомнения.
— Нет, ну что ты. — с нежностью взяв ее руку в свои, сказал Назаров. — Я хочу обсудить с тобой Прасковью.
— Я специалист в сердечных делах. — широко и весело улыбнулась Вивьен, но на секунду ее улыбка отразила скрытую боль. Заметив это, Алексей медленно погладил бархатную руку директора.
— Я никогда не предам тебя и наше дело. Я не забыл, что значит этот санаторий для нас. — искренне и серьезно сказал Назаров.
— Я знаю. Извини, ты знаешь, что тут дело не в этом, так, очередные мои воспоминания...
Алексей порывисто и крепко сжал ее руку и, оставив на тыльной стороне ее ладони короткий поцелуй, сказал:
— Я не оставлю тебя. Никогда. Я доверяю лишь одной тебе, поэтому я и хочу попросить у тебя совета. Я хочу жениться на Прасковьи, — услышав это, изогнутые брови Вивьен поднялись, из-за чего на ее высоком лбу появились продольные морщины. — Не сразу, не пугайся так. Я буду думать над этим ещё несколько месяцев. Этот шаг слишком серьёзен, но я впервые искреннее хочу официального брака.
Услышав про брак, Батейко невольно до боли стиснул зубы, его нос и брови сморщились от гнева и отвращения, образуя на и без того безобразном лице Жеки демоническую маску. Пальцы рук его лихорадочно дрожали. Если бы лечение в клиники не сделало его почти овощем, он бы уже давно ворвался в кабинет директора, и их с Назаровым настигла бы та же участь, что пала на бедную официантку. В тот момент Батейко использовал всё терпение, на которое был только способен: он не позволял себе глубоко вздохнуть, боясь, что это услышат. Жека, скрестив руки на груди, впился ногтями в свои локти в попытке успокоиться, игнорируя колющую боль.
— Я не могу тебя в чем-то укорить, ведь я сама посоветовала тебе Прасковью. Я действительно рада, что ты наконец-то испытал сей великое и всемогущие чувство. Я не сомневаюсь, что Прасковья тоже тебя любит, но ваш брак может все сломать, — искоса посмотрев на Назарова, приглушённым тоном сказала директор. — У меня просто сейчас происходит разрыв шаблона, мы же уже много лет одни, только мы были друг у друга, — директор покачала головой, сбрасывая наваждение. — Ты никогда не был в браке. Есть вероятность, что после брака Прасковьюшка начнет тебя контролировать. А как же общее имущество? У вас будет брачный договор? С другой стороны Параська согласна со мной только в вопросах любви, так что отношения у вас могут быть райскими.
— Вивьен, разве ты забыла с чего я начинал...— уголок губы Назарова скривился от задумчивой ухмылки. — Навряд ли простая девушка сможет посягнуть хоть как-то на мое имущество. И знаешь, я думаю, что такой молоденькой девушке, как Прасковья хватит дорогих подарков.
От услышанного Евгений почувствовал бурную смесь чувств: он посчитал шатенку невероятной дурой, ведь сейчас ее обсуждают как выгодную покупку вещи, а она этого не замечает. Тонкие губы Жени разъехались в победной улыбке, сквозь толстые стекла очков можно было увидеть как лихорадочно заблестели его близко посаженные глаза. Теперь он точно раскроет Прасковье всю правду, и она обязательно станет его. Она не выйдет замуж за Назарова, теперь она точно будет принадлежать только Евгению. С воспрявшим духом Жека медленно и тихо удалился от кабинета директора.