ВИЛЬГЕЛЬМ
Моя life — рокн-рол.
Да и я в ней король,
Я, как Элвис.
Прям, как Элвис.
—Цитата группы Da Gudda Jazz , «Элвис».
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 13
Укроти меня, если сможешь
—В жизни каждый сам за себя. Запомни. И не попадайся больше,— бросил собственному отражению в запотевшем зеркале, криво ухмыльнувшись. Лохматые черные волосы, полный ненависти взгляд, огромный синий фингал под глазом и глубокий порез на щеке с запекшейся кровью. Битое стекло режет кожу не хуже скальпеля.
—Ты будешь просто красавчик с этим рубцом,— снимаю зубами черный пластмассовый колпачок с не смывающегося маркера и вывожу послание для следующих жильцов номера этого отеля.
"Смерти детей— вина их родителей."
Стук в дверь, судорожно бросаю фломастер в рюкзак, хватаю бейсболку и плетусь за мистером "сорвиголова", телохранителем отца, в черный Мерседес класса люкс, с уже загруженными чемоданами. Джонс— высокий мексиканец с огромной черной татуировкой на шее.
Мне было пятнадцать, когда пришлось уяснить главный принцип жизни: как бы люди не были близки, каждый все равно остается одиночкой. Любые отношения можно разрушить, не прилагая особых усилий. Ложь. Предательство. И у тебя уже нет лучшего друга, брата, семьи.
— Уиллситнек, — хорошая школа, тебе там обязательно понравится, вот увидишь, Вильгельм,— подбадривала меня мама, отправляя в ссылку в другую страну на ближайший десяток лет.
Хорошая?! Интересно с чего это они взяли? Может, потому что на огромных тяжелых деревянных двухметровых дверях этого концлагеря висит табличка, где упоминается, что учебное заведение "элитное" или "закрытое"? Или, может, причина тому кругленькая сумма, которую отцу пришлось отвалить за то, чтоб меня туда приняли?
—Будешь приезжать на каникулы, — в зеркале заднего вида отразилась белоснежная улыбка папы.
Моя мать в прошлом обычная студентка из России, сбежавшая из дома и поступившая в университет в Нью-Йорке. Она мечтала стать актрисой, но встретила Его и теперь руководит несколькими благотворительными фондами помощи сиротам и онкологобольным в Европе, а ее муж возглавляет списки Forbs. И нет, он не очередной паршивый ресторатор, он тот, на чей счет каждые три дня регулярно приходит новая кругленькая сумма с шестью нулями "зелеными". Он тот, кто торгует запрещенными веществами в своих клубах, он тот на чей совести тысячи погубленных душ подростков... и да, он — мой отец, Гарри Бен Ингерд. Человек — легенда в светских кругах, но никудышный отец в моих глазах.
— Ты в очередной раз разочаровал нас с мамой, — тени языков из камина танцевали хардкор на его уставшем лице. Впалые холодные глаза цвета грозовых туч, в которых никогда не было и не будет просвета, острые скулы и волевой подбородок. Мы с братом слишком на него похожи... к сожалению. — Сын, ты не оставил нам с мамой выбора, как...
—Пф-ф! Да, что может быть хуже жизни в бабушкином доме в Санкт-Петербурге? — закатываю глаза, плюхнувшись на мягкий диван из темно-красной обивки. Боль, от которой хочется биться головой об стену, отзывается в груди — треснувшие ребра в тугой повязке, грозятся перемолоть легкие в фарш. Но я, стиснув зубы, не подаю виду. Дом больше напоминает поместье Графа Дракулы: внушительный замок в Готическом стиле с отполированными полами и роскошными хрустальными люстрами... Не преступный замок в пригороде Вашингтона, который никогда не станет настоящим домом для меня.
—Закрой пасть, щенок, когда я разговариваю с тобой!— вмиг вспыхнул отец, оставив громкую пощечину на моем лице, с которого еще не спали гематомы и ссадины.
— А то что? Посадишь на цепь? — хватаюсь за горевшую порезанную щеку, заклеенную пластырем. — Я ошибался, когда говорил, что хуже жизни с бабушкой Мари быть не может... Может! С тобой! — выплевываю последние слова, наблюдая, как еще больше хмурятся его густые брови.
Воспоминания, как ведро с холодной водой, окатывают с ног до головы, заставляя невольно вздрогнуть.
—Твоя тетка заканчивала Уиллситнек. Говорит там славно,— считал недовольство на моем лице папа.
—Твоя сестра больная на голову! Не удивлюсь, если там армейские порядки и вечерами в комнаты нагрянывают воспитатели с кнутом, чтоб пожелать спокойной ночи деткам!— огрызнулся, уставившись в окно.
Стив! Во всем этом виноват Стив! Мой младший брат с синдромом капризульки! Этот мелкий манипулятор заставляет предков потыкать его эгоизму. Белобрысость и голубые глаза — не признак безобидности! Этот мелкий ангелочек больше демон с белыми крылышками! Как они только не замечают его рожек и длиннющего хвоста?
—Как ты смеешь так говорить о родне?— развернулась ко мне мама.
У нее тоже светлые волосы до плеч, глаза цвета моря и восхитительная улыбка. Но со мной ей чаще приходится оставаться предельно строгой. Хотя, последние пару лет не так уж и часто мы видимся.
—Ничего, ничего. Вот поживешь вдали от дома и, может, поймешь, наконец, что такое семья, начнешь ценить то, что имеешь,— приговаривал отец всматриваясь в дорогу.
—Отличная же семья, которая только и мечтает избавится от тебя!— буркнул под нос, насупившись.
—Вильгельм, не говори так, пожалуйста, никто от тебя не хочет избавится,— лживо улыбнулась мать.
Они думали, что так будет проще? Лучше? Лучше для кого? Переложили с себя ответственность на плечи других людей, и все? На этом их родительский долг выполнен? Ни черта! Почему кто-то должен воспитывать твоего ребенка за тебя? Ты принял решение, что этому миру необходим еще один человек! Ты захотел, чтоб он появился на свет! И что теперь? Наигрались? Не справились с сложным характером сына? Ребенку не нужна суперэлитная школа, за сотни километров от дома. Выбросишь на это гиблое дело миллионы и не получишь элементарного "спасибо". Детям не столь важны дорогие игрушки, они предпочитают иудину поцелую заботу. Мои предки не поняли это. Ненависть и отвращение к тем, кто тебя породил — все, на что способна расколотая душа.
В детстве отец говорил быть всегда сильным, не опускать руки, он же научил драться. О последнем ему все же пришлось пожалеть. Сломанный нос Стива стал последней каплей его терпения. Я никогда не позволял этому засранцу диктовать свои правила. И это бесило его еще больше. Безобидная детская ревность за внимание родителей переросла в противостояние, войну в которой не было правил ведения боев. Мой брат признавал любые средства годными. А за подлость нужно платить, например, целостностью костей.
***
Старое здание внешне напоминало замок из фильмов про ужасы: что-то среднее между дворцом Лорда Фаркуада из Шрека и Хогвартсом. Здесь, значит, обитают детки миллиардеров? Сплошные узкие коридоры, устланные зелеными ковровыми дорожками, евроремонт, на стенах в рамочках висят фотографии отличившихся выпускников и работающих учителей. Вокруг толпы школьников в строгой форме. Девушки в коротких юбках в складку, пиджаках или безрукавках натянутых поверх белых рубашек, у парней классические черные костюмы или брюки с свитерами или жилетками. У всех на груди красуется эмблема школы: золотой значок с величественных львом со щитом, на котором красивыми буковками что-то выведено на английском.
—А сколько лет этому строению?— бросил взгляд на девушку из регистратуры. Эта блузка явно была ей тесновата, и отец, кажется, тоже заметил это и уже оценил ее третий размер.
—Больше трех столетий,— улыбнулась она, уделив мне секунду своего внимания.
—А ты боялся, что тебе не понравится,— вздохнула с облегчением мать. Она больше переживала за собственное спокойствие. А кому охота загорать на пляжах Греции с угрызениями совести на душе?
—Ага, если тут есть приведения, им от точно не скрыться,— оглядывался по сторонам, отметив для себя, что тут полно красивых девчонок.
Общежитие располагалось в отдельном корпусе. В комнате проживало по два ученика. На огромной старой мраморной лестнице мальчики расходились направо, а девочки налево. Чемодан тащить пришлось самостоятельно — предки сгинули сразу же, как закончили с оформлением документов. Даже Джонса не дали на последок поэксплуатировать! Толкнув темно-коричневую деревянную дверь, переступил порог комнаты, границы которой еще предстояло разделить с парнем, которого, я чуть не снес с ног, бесцеремонно ворвавшись в чужое, но теперь уже и мое пространство: огромное окно с внушительным подоконником, стены, обклеенные обложками журналов, плакатами с известными актерами и исполнителями. О, боже! Где он взял этот с Районом Гослинга? И мать вашу, откуда у него Том Холланд? По нему же сохнут одни девчонки! Фи-и!. А еще стол, заваленный бумагами, две кровати, на одной из которых красная электрогитара.
—Музицируешь? — ухмыльнулся, прищурив взгляд на интересном предмете.
—Да,— протянул он руку, продемонстрировав квадратную улыбку, с любопытством изучая мою разукрашенную физиономию.
— Будешь мешать мне спать, испытаешь, каково это летать без парашюта,— вскинул бровью, ожидая ответной реакции от соседа, сжимая его ладонь в своей со всей силы.
— Ты уже успел оценить наш фонтан перед крыльцом? Будешь выделываться, и я утоплю тебя в нем, выпендрежник, — хрустнули кости моей руки.—Там как раз не хватает одного писующиего мальчика, — нахмурились темные брови.
—Чувствую, мы найдем общий язык,— подмигнул я.
—Не то слово, братишка,— кивнул он, бросив довольную квадратную улыбку, ослабив железную хватку,— Я Марк.
—Вильгельм.
Мы были почти одного роста, оба кареглазые брюнеты, одногодки и к тому же попали в один класс. Только Марк был немного смугловат, когда я всегда отличался бледноватой белизной кожи.
— И как ты попал сюда? — попытался начать разговор он.
—В эту занюханную свалку элитного отродья миллионеров? — плюхнулся на свою новую кровать, застеленную бардовым покрывалом из плотной ткани.
—Ну-у...
—Давай-ка называть вещи своими именами, Маркус? Вот ты давно здесь?— оперся головой на руку, согнув ее в локте, перевернувшись на бок.
Не смотря на светлое время суток в комнате было темно без искусственного освещения — прямо перед нашим окном рос старый дуб, раскинув в стороны могучие ветки, мешавшие солнечным лучам проникать в спальню.
— Мое имя Марк, — напомнил он, отодвинув стул от стола и оседлав его задом на перед. — Четыре года. Но это не значит, что от меня хотели избавиться и поэтому...
—Предки решили закрыть своего сынулю здесь? — исказился в лице. ― И ты веришь во весь этот бред?
—Уиллситнек — одно из самых лучших заведений во всей Европе, а все из-за уникальной системы образования, которая нацелена на результат. Здесь каждый помимо обязательной программы посещает кружки и курсы и...
—Таких школ полно, Марк!
—Но...
—Да! Неужели, ты реально не понял за все время, пока тухнешь здесь, что просто не сдался никому в том месте, которые все зовут "домом"? — закатил глаза, поражаясь наивности этого парня.
— Уиллситнек — мой второй дом, Вильгельм. И теперь твой тоже, это тяжело, я знаю, но попробуй смерится, просто пойми, что все не так уж и плохо, — пытался донести до меня очень важную мысль новый приятель, ценность которой я смогу понять только спустя годы. — Не так уж все и плохо, если не учитывать тот факт, что мы уже, как пять минут, должны быть в столовой. Строгая дисциплина, Вильгельм... Никто не смеет ее нарушать! — стоял уже в дверях Марк.
—Значит, мы будем первыми. И это только начало, брат!— усмехнулся, присвистнув, отрывая свою тушу от мягкой кровати.
***
Связь с внешним миром была утеряна. Старые друзья растворились в кислой реальности, как и семья. Директриса Уиллситнека Миссис Квадамденс наложила табу на телефоны: здесь их можно получить у дежурных только на выходных, а доступ в интернет только для тех, кто пишет рефераты — никаких социальных сетей! Звонки в роуминг наносят чуть ли не смертельный удар по кошельку, а моим старым друзьям такая роскошь не по карману. Так время и расстояние отобрали все то, что было дорого.
Учителя уважают смышленных, девчонкам нравятся самоуверенные и смазливые, у парней в приоритете власть и сила. У меня было все это. Сначала возникли проблемы с английским, но через полгода я уже даже начал подзабывать русский. Уроки шли не так уж и скучно. Из обязательных предметов были так же фехтование, стрельба из оружия и езда верхом. Каждый ученик посещал дополнительные секции. Почти все девчата таскались на вокал, танцы, драмкружок. Меня силком записали играть в Поло — все из-за грядущих соревнования: какой-то олух сломал ногу и подвел всю команду, меня заставили подменять его, когда я бы с радостью стал бы скорее играть в хоккей, регби или херлинг. Но не прошло и недели, как меня выперли оттуда, за драку с Сильвестром Ольггордом. Слово за слово и мы барахтаемся на зеленом стриженом газоне. Но я не особо расстроился, стоило помять моську самому сильному и обаятельному парню в школе, как мои таланты были оценены тренером по борьбе Мистером Линкленом. И к тому же теперь самый обаятельный здесь был я. Ежедневные занятия на матах пришлись более по душе, чем скаканье галопом по полю с клюшкой. Пришлось смирится с безысходностью положения: надежды на то, что выберусь отсюда раньше двенадцатого класса рассыпались, как спичечный домик, после того, как "семья" забыла взять меня с собой в отпуск на рождественские каникулы и в тот же год на все лето отправила к тетке в Аризону. Тогда я завел новых друзей, некоторым из них пришлось разбить носы, как Ольггордому, например. Это помогло им признать меня достойным лидером элиты Уиллситнека. Нет, мы не били слабых ради развлечений, мы следили за порядком изнутри системы: просто иногда приходилось напоминать отдельным выскочкам, кто здесь главный. С дисциплиной действительно было очень сурово. Но плевать. Мой отец решил платить за мое воспитание незнакомым людям, лишь бы только избавить себя от общения со мной? Что ж, пусть тогда еще платит за все мои проделки. Он ведь не хочет, чтоб меня выгнали? Шалости вроде частых драк, прогулов нудных уроков по литературе и языку, выход за пределы школьного двора — все сходило с рук. Всегда.
***
Прошло три года.
—Эй, Бен Ингерд! Твоя журналюшка решила искупать твою репутацию в грязи!— бросил школьную газету мне в лицо Марк.
—Журналюшка?!— успел словить бумажный сверток.— Ей придется вылить очень много дерьма на мой нимб, чтоб я перестал сиять!— усмехнулся, отложив гитару на край кровати.
С тех, пор, как я переступил порог этой комнаты, здесь ничего толком не изменилось, стало только на одну гитару и пару плакатов со эстрадными звездами больше. Помимо мордобоя у меня было еще одно увлечение: музыка, спасибо Марку, который помог освоить ноты, аккорды, и притащил вопреки упертому сопротивлению в кружок.
—Эта идиотка просто надеялась, что я позову ее на осенний бал...— просматривал статью "Главный красавчик Уиллситнек издевается над слабыми и беззащитными".
—Ты знал, что блондинки очень мстительные?
—Я вижу это по трудам Бекс,— смяв в комок, бросил газету в мусорку, вновь сцепив пальцы на грифе, устроившись на постели по удобнее.
—И что думаешь?
—Что правильно сделал, что послал эту овцу к чертям. Прикинь, если б женился на ней и только спустя сорок лет увидел ее настоящее лицо?
—Женился?! Ты меняешь девчонок по сезонам года!
—Но! Но! Неделя— это не сезон года. Чему тебя только в школе учили, Маркус?— смеялся я.
Через неделю после нашего замечательного знакомства мое еще не поправившееся после вечеринки со Стивом лицо познакомилось с сильным кулаком Марка, чье имя я всячески коверкал, за что он и устроил мне конкретную взбучку. В тот момент я окончательно для себя определил, кого хочу видеть в роли своего лучшего друга. Ничто не сочетается лучше чем примерный мальчик всегда сумеющий постоять за себя и полный раздолбай с дерьмовым характером, но со смазливой мордашкой и шикарным телом. Я был самим воплощением дьявольского Искусителя, а Он борцом за справедливость. Судьба сыграла в злую шутку смешав Воду и Пламя, но и Я и Марк обладали редкостным искусством отличного чувством юмора, которое помогло не перестрелять друг друга в первый же месяц... А что нас не убивает — делает сильнее. И мы стали.
—Вот именно. Она плетет всем, что ты скорострел. Поэтому дольше недели ни с кем не мутишь. И статья... это только начало. Если она расскажет всем о твоих грязных делишках?
—О чем расскажет? Я же не наркобарон, как мой отец!
—Но и опущенный головой в унитаз ущербный батан Алекс Морти— только цветочки. А я говорил, что это уже перебор!
—Меня не отчислят из-за Морти. Просто потому что эта статься чепуха.
—Но это правда.
—И что? Все знают, что Бекки сохнет по мне с прошлого лета— это раз. Ее слова — глупые бредни ревнующей дуры. И, кстати, все остальные девчонки Уиллситнека тоже сохнут по мне— это два. Как видишь у меня больше фанатов, чем у бедняжки Вэйси. Будь она хоть трижды лучшим журналистом школы! А еще никто не смотрится на льду так же сексуально, как я. Играю, кстати, говорят, тоже неплохо.
—С дурой ты переборщил, смотри как бы она тебе хоккейную клюшку куда подальше не засунула— сгреб под мышку тетрадки Марк.— Слышь, Альфа, ты на занятия идешь?—
—Ага... только заскочу к мистеру Линклену,— закинул в рюкзак тетради с конспектами.
—Зачем?— отбросил тяжелые бардовые занавески Марк.— Завтрак тоже пропустишь?
Каждое утро золотое солнце светит в наши огромные окна с массивным подоконником, освещая просторную комнату. Его лучи отражаются зеркальных дверях шкафа и рассыпаются бликами на темных стенах. Раньше мне нравилось вставать рано и наблюдать за тем, как солнечные зайчики двигаются на темных шелковых обоях всегда в одном и том же направлении, словно планеты по орбите.
—Он грозится отправить меня на скамейку запасных в преддверии национального чемпионата.
—С каких пор тебя волнуют золотые погремушки на шее? Ты никогда не гнался за медалями...
—И не стану,— резко перебил его я.— Он поверил в меня тогда. И я уважаю его.
—А...
—Я не могу подвести человека, который заменил мне отца, понятно?— агрессия электрическим разрядом будоражила изнутри.
—Ясно. Не кипятись.
Выйдя на улицу, направился в главный корпус. Погода здесь всегда мерзкая, покров туч, противный холодный промозглый ветер, постоянные дожди. На территории школы одни сосны, голубые ели да газон с аккуратными тропинками— типичный английский стиль. Как по мне, слишком много зеленого. Напротив крыльца главного здания Уиллситнека расположен огромный фонтан из мрамора. Туда мы в прошлом году с Марком, Сильвестром и еще парой ребят запустили рыбок и лягушек, за что здорово отгребли от администрации.
—Мистер Линклен?— разразился эхом мой возглас в тренажерном зале.— Есть кто?
В воздухе стоял запах свежей резины от новых матов, сложенных в дальнем углу.
—Вильгельм!— окликнул низкий голос чуть с хрипцой со спины.
—Вы хотели видеть меня?— оглянулся я.
Передо мной предстал высокий худощавый мужчина с серебренной пыльцой на все еще густых волосах и бороде.
—Хотел поговорить.
—Я слушаю.
—Ты знаешь, что значит ответственность, Вильгельм?— сосредоточено говорил мужчина.
—Ну... наверное,— не понимал к чему клонит тренер.
—Когда принимаешь решение, не имеет значения насколько оно серьезно, ты принимаешь правила игры. Чужой игры, Бен Ингерд. Там может быть мухлеж, обман, предательство, жестокость, корысть или алчность, не важно правильно ли поступают другие, их ошибки только их ошибки. Главное...
—Мистер Линклен, я не совсем...
—Главное оставаться честным самому себе, Вильгельм,— ткнул мне в грудь пальцем он.— Пока ты откровенен сам с собой, ты на верном пути. Глупи, но признавай поражения. Груби другим, обижай или причиняй боль, без этого никак, но всегда осознавай свою вину! Никогда не бойся оступится! Падай и поднимайся на ноги! Если ты станешь причиной чьих-то страданий, но вовремя поймешь это и попытаешься исправиться, ты можешь заново обрести друга. Но если слепо продолжишь верить в свою правоту, потеряешь все, чем дорожишь,— говорил на полном серьезе он.
—Слушайте, вы это из-за статьи?
—Меня не особо волнуют разбитые тобой сердца молоденьких школьниц. Просто я решил, что тебе пора понять, что ответственность лежит не на плечах твоего отца, который платит тут за все, а на тебе.
—Я думал, вы позвали меня, чтоб сказать, что нашли мне замену. Скоро чемпионат. Директриса не отправит на соревнования неугодного ученика, да?
—Незаменимых людей нет, Вильгельм. Приходи сегодня после уроков, нужно потренироваться.
—И что вы думаете обо мне теперь?— посмотрел в его холодные глаза я.— Вы ведь читали заметку?
Мне не важно, кто и что решит. Все и так знают, сколько сломанных чужих костей на моем счету, сколько побегов, погромов и других глупостей. Мне плевать на их мнение. Но я не хотел бы упасть в глазах человека, которого уважаю и считаю достойным.
—Я думаю, ты уже усвоил этот урок. Земля— не место для безгрешных душ. Но зато у нас есть разум, так? И вера. У администрации ее нет, но зато они умеют давать шансы. А это твоя возможность.
—И все же, я ведь лучший. Поэтому в любом случае еду, — ухмыльнулся пнув мяч, который влетел в ворота.
—От скромности не помрешь. Да, это так. Я позвал тебя для того, чтоб дать понять, что стоило бы и повзрослеть уже.
—И на это у меня тоже свой счет.
Мой ответ заставил его улыбнуться. На дряхлой коже выступили ямочки на щеках.
—В тебе нет ни страха, ни сострадания, это было бы не плохо, если б не тяга к жесткости и глупым, рискованным развлечениям ради забавы.
—На то и юность.
—Смотри, так юность для некоторых становится конечной станцией жизни,— похлопал меня по плечу.— Теперь... иди на занятия.
Коридоры опустели, кончался первый урок. Шаги разлетались эхом, я почти бежал, необходимо было придти до звонка. Нужная аудитория за углом, резко останавливаюсь, выставив руки перед собой, но все же сбиваю с ног мелкую девчонку, ее книжки летят из тонких рук. А она сама падает на пол ударяясь головой об мрамор.
—Ау! Куда так лететь, придурок?— ее русский говор режет слух, проламывая черепную коробку. Что-то внутри щемит, вызывая гнев, злость и... Страх?
—Откуда ты взялся... гном,— оглядел ее с ног до головы, подняв за руки. Я был выше ее на целую голову и от этого она казалось еще меньше и хрупче.
Высокий конский хвост из темно-каштановых волос, ее милое белое личико обрамляют выбившиеся прядки, самоуверенный взгляд светло-карих "персиковых" глаз, густые черные ресницы, чуть вздернутый вверх аккуратный носик и алые губки. На шее чокер с рубиновым камушком, футболка-топ с иероглифами на груди, голубые джинсы с высокой посадкой и тяжелые белые кроссовки с громоздкой толстой подшвой.
—Не твое дело, идиот,— фыркнула она, сдвинув бровки, и принялась собирать книги с пола.
То ли от дерзости, то ли от русского акцента с каждой секундой все сильнее хотелось сжать пальцы на ее шее и сдавить, глядя в глаза, наблюдая, как с беззащитным отчаянным хрипом жизнь будет покидать это прелестное и красивое тело.
Я наклонился и поднял раскрытую книжку в черной кожаной обложке, но она резко выхватила ее у меня из рук, послав парочку рассерженных взглядов.
—Я сама,— прошипел ее немного детский голосок.
—Знаешь, что будет написано на твоей надгробной плите?— дернул за густой хвост.— "Гном— предводитель феминисток."
—Эй!— ударила меня по рукам. А запястье обожглось от шлепка.— Я хочу, чтоб ты отвалил! Неужели не ясно?— сгребла макулатуру в охапку.
Ставлю пять баксов на то, что она новенькая. Во-первых, пожизненное заключение в Уиллситнеке подразумевает обязательную форму, и ни одна швабра в этих стенах не осмелится напялить наряд, как у Гнома. Во-вторых, она точно только, что приехала. Миссис Аусбен, библиотекарь, и меня в первый день загрузила кипой книг, которые фиг дотащишь до комнаты. И в-третьих, никто не смеет говорить со мной так, как эта девчонка, еще не знакомая с силой моего авторитета. Какая шавка будет лаять на царя зверей? Никто не позволяет себе такого.
—Черт!— психанула девчонка, когда сложенная ею стопка вновь полетела вниз. Она бросила еще более рассерженный взгляд на меня и вновь принялась собирать.
Я стоял у стены, скрестив руки на груди, наблюдал за этим ходячим недоразумением и ухмылялся, позабыв о уроке, на который спешил пару минут назад. Конечно, можно было предложить помощь, но намного веселее было так. А что? Это в воспитательных целях, пусть попросит сама.
—Да, блин!— учебник по алгебре отлетел в сторону от ее пинка.
—Ох, хорошо, что здесь нет Миссис Аусбен иначе...— решил пожурить, но ее возглас перебил.
—Заткнись! Радуйся, что здесь нет...— хотела пригрозить, но осеклась.
—Кого?— поддевал ее я.
Что-то внутри кипело и шипело, а ее голос и акцент подливали масла в огонь. Как ни странно, это приносило удовольствие, доводить ее. Хотелось сломать, растоптать и станцевать чечетку на крышке ее гроба. Во мне будто разбудили того Вильгельма, что видел развлечение в садизме. Того, что развлекался в шумных компаниях в облаках дыма сигарет и алкоголя и ломал кости, от которого отреклась семья. Того, что пришлось посадить на цепь и закрыть за решеткой, повесив огромный ржавый замок на клетку. Сейчас он был здесь, в моей голове, и шептал свои желания причинять адскую боль.
—Исчезни,— упустив глаза, подавлено ответила она.
Еще мгновение и сделал бы то, о чем, наверное, пожалел после. Но она сказала "Исчезни", и я повиновался. Развернулся на каблуках и убрался прочь.
***
Марк, что-то говорил о законах квантовой физики, а я, забравшись на просторный мраморный подоконник, сидел закинув голову назад, закрыв лицо, каким-то учебником. Вокруг стоял гул неумолкающих учеников, гуляющих по узким коридорам. Черепная коробка трещала по швам, перемалывая мозги, как в мясорубке.
—Эй! Где вы шаболдались все утро?— проорал мне в ухо звонкий девчачий голос.— Обедать идем? Че вы тут развалились вообще?— пихнули меня в плечо.
—Нельзя потише?— посмотрел на обладательницу звонкого тембра, книга полетела на пол.
—Нет, нельзя. Вы же глухие тюлени,—хихикнула Люси и чмокнула меня в щеку.
Лин Кьюнг-Сун. Так звучит ее настоящее имя и это без фамилии и отчества. Люси решила, что не хочет выделятся и сократила его, как смогла. Она младше нас с Марком на год, у нее длинные темные волосы по самую задницу, светлая кожа и несмотря на то, что она кореянка, красивые не узкие глаза. Слава пластическому хирургу!
И почему в нашей столовой не накрывают столы заранее? Почему мы должны выстаивать в очереди по полчаса, а потом нестись на урок, как угорелые и выслушивать возмущенных опозданиями учителей? Стою за Марком, перекинув руку на плечо Люси, которая уткнулась носом в мою грудь, и впереди нас еще сотня учащихся.
—Кстати, мы выступаем на балу,— развернулся ко мне друг. Каждый раз, когда он говорит о музыке в его глазах разгорается костер.
—Угу...
—А это больше Осенний бал или Хелуин?— поинтересовалась кореяночка, обвив руки вокруг моей талии.
—Какой дурак додумался соединить эти два мероприятия?— возмущался Марк.
—Просто, кто-то решил сэкономить,— предположил я.
—Да, сто пудово!— кивал парень.
—Вильгельм?
—Угу,— промычал я, думая о своем.
—Почему от тебя пахнет сигаретами?— сощурила глазки Люси.
—Тебе показалось,— сохранял спокойствие. Если лгать то хладнокровно, без эмоций, заставляя верить.
—Ты об луну ударился, а?— возмущалась она, как ребенок, надувая губки.—Твое счастье, что мы не одни,— двинула кулачком мне в плечо.—Что ты ржешь, тюлень?— фыркнула на хихикающего Марка.
—Вильгельм, усмири свою выдру, а то я сгоняю в ветаптеку и куплю ей смирительный ошейник,— потрепал ее по голове, за что девушка шлепнула его по рукам.
Может показаться, что они сорятся. Но нет. На самом деле, просто дурачатся. Уиллситнек отобрал и подарил мне семью. Марк и Люси— ее члены. Если и считаю кого-то родными, то только их. Близкие люди те, которые несмотря ни на что готовы идти с тобой плечо к плечу и переступать все трудности на пути. Они терпят твой дерьмовый характер, не стараются переделать твою сущность, но всегда готовы помочь тебе сделать это самому. Они закроют глаза на оплошности и не уйдут, даже если крикнешь, чтоб катились ко всем чертям: переждут бурю, дадут возможность остыть, все спокойно обдумать, поймут, простят и будут рядом. Всегда.
Мы медленно, со скоростью сдыхающей улитки, но продвигались вперед. Кто-то из сидящих за столиками помахал парню, стоявшему перед Марком, и тот покинул очередь.
—О, хвала небесам! На одного меньше,— расцвела квадратная улыбка.— неужели кто-то взломал дверь в рай, раз ангелы шастают по земле?— друг положил руку на плечо, какой-то девчонки.
—Что за...— повернулась к нам девушка, скинувшая с себя лапти Марка.
А ей эта форма шла к лицу больше, чем кому-либо. Конский хвост, чокер на шее. Она посмотрела на парня, сверкающего от счастья и послала в ответ обворожительную улыбку, потом оглядела Люси, виснувшей на мне, поморщила носик и подняла взгляд на меня. Тут вся радость в ее глазах потухла, как свеча. Сжала губы и челюсти, сощурившись.
—А?— покосилась Люси на Марка.—Здесь только один ангел. Я!
—Конечно. Одно странно, как только демоны прошли фейсконтроль?— смотрел прямо в глаза цвета персика. Кровь пульсировала в виски, а от голоса девчонки с "ошейником" становилось еще хуже.
—Это лучше у тебя спросить. Небось сам дьявол пропускной выписал,— бросила она.
В ней не было ни страха, ни презрения. Только пустота. Я знал, ощущал это всем существом. Возможность чувствовать людей, их мотивы и желания так, как не дано другим, видеть больше, чем простые смертные, иногда чудачить во сне, забывая на утро обо всех приключениях. Я просто всегда понимал, о чем думает Стив, он не мог мной манипулировать, просто потому что от него разило ложью, которую мог осязать только я. Откуда это во мне? Ни один психиатр не сумел объяснить. Но зато один осмелился вдолбить моей матери в голову, что я психопат, сделал это не профессионально, проигнорировав ряд присущих мне черт, но не свойственных для диагноза. Он ошибся, а предки не поняли и сплавили меня сюда. От греха подальше.
Я уже придумал парочку язвительных фраз, но тут из неоткуда материализовалась Бекс.
—Вильгельм? Если ты не забыл, мы сегодня идем к фотографу,— растянулись в улыбке намазанные розовым блеском губы. Бездушные серые глаза блестели, как льдинки. А короткие волосы стриженые под длинное каре волнами опускались до плеч. Она явно подготовилась.
—Мы с то-бой?— ухмыльнулся.
—Именно,— шипела девушка, на ее пылавших от гнева щеках выступил румянец.
—Можешь попросить Морти сходить вместо меня,— равнодушно отвечал, понимая, как ей важно появиться на фото, которое потом разместят в газету и на плакат с недобалом, недохелуином, со мной. Ни с кем-то другим, и тем более не с затырканным занудой и батаном Алексом Морти, а именно со мной, самым обожаемым парнем в школе.— Уверен он не откажет. Может даже обслюнявить тебя, где-нибудь за углом... ну это, если захочешь. А если будет противиться, просто напомни ему, как поведала всей школе в своей статье, о том, как над ним издевались, и как попыталась защитить. Ты же это из благородных помыслов, да, Бекки? В твоей светлой головушке и мыслей не было мстить кому-то, тем более своему бывшему парню, который как раз таки и глумился над ним, ведь так?— тыкал Бекс, как нагадившего котенка, в ее же дерьмо.
—Я бы поведала тебе, Бен Ингерд, какой ты ублюдок, но...
—Но?— поднял одну бровь, глядя на ее распаленное лицо.
—Но у меня есть идея получше...— стервозно улыбнулась она.— В школе запрещено курить. За сигареты отчисляют, ну или сильно наказывают. Да? Так вот библиотекарша сегодня нашла в дальнем коридоре выпавшую из-под подоконника пачку "Kent". Через пять минут директор будет здесь. Всех отправят по комнатам, а потом учителя начнут шнырять по шкафам, тумбочкам. Они перевернут все вверх дном, в поисках заначек.
—И что?— на лице не сократился ни один мускул. В нашей комнате все равно ничего нет. Это уже второй рейд за месяц. Обо всех уликах, я позаботился еще в прошлый раз. Та пачка под окном была последней.
—Проверь свой инстаграмм. Ты отличная модель, Вильгельм,— кивнула на Iphone в моих руках.
Да, да, да. У старшеклассников не отбирают смартфоны. Это мне нравилось в Уиллситнеке.
— Сегодня в шесть в главном корпусе. Или это фото попадет в руки Миссис Квадамсен,—развернулась на каблуках и зашагала к выходу, цокая каблуками.
Бекс не ошиблась, через пару минут в столовую действительно ворвались директор завуч и кучка учителей. Мы так и не дождались своей очереди — нам велели идти в свои спальни.
Не знаю у кого как, но вот для меня апокалипсис — это когда все барохло перевернуто верх дном... даже постельное белье оказалось на полу, там же валялись все канцелярские принадлежности и книги.
—И кто будет это все убирать?—пнул покрывало Марк.
—Не я,—рылся в телефоне.
—Но нас тут двое.
—Молодец, мыслишь в правильном направлении...—в меня прилетела подушка и еще одна.— Не борзей! Сам лично найду того придурка, который потерял сиги и...
—Тварь!—Iphone полетел в стену.
—Эт... че сейчас было?—вылупился Марк.
—Ничего.
—О-о... Знаю, кто будет убирать этот бардак, — довольно улыбался парень, приближая фото на экране моего телефона. — А она профессионал, неужели ты не заметил, как Вейси фоткала тебя?
—Нет,—ходил из угла в угол я.
—Не, ну... сходишь с ней, куда ей там надо, и... обслюнявишь вместо Морти. Ты ж это за просто! — ржал он.
На фотографии, которую прислала Бекки, я, сидящий на окне, с сигаретой в зубах. И все отлично видно.
—Может, мне еще трахнуть ее, если попросит?— орал в бешенстве.
—А ты и это можешь?— умирал со смеху парень.
Тут дверь со скрипом открылась, показалась голова Люси, а потом и она вся.
—Так, что за угар и без меня?—глядела на Марка девушка.
—Ничего,—отобрал я телефон. Послав другу пару предупредительных выстрелов взглядом.
Только не она, она не должна знать, что я курил! Люси убьет меня и скормит собакам.
—Бекс спалила, Вильгельма с сигой...
Черт! Когда он уже выучит азбуку Морзе? Придурок!
—Идиот,— огорченно выдохнул, подперев стену спиной.— Кто тебя за язык тянул, а? — закрыл глаза.
Секунда... две, три. Взрыв.
—Спалила с чем?— сорвался женский голос.—Вильгельм!— удар в плечо, на разъяренном белом лице выступили красные пятна.—Ты же обещал! Бен Ингерд!
Гнев Люси носит разрушительную силу, смерчем уничтожает все вокруг, сметая все на своем пути.
—Успокойся,— сжал ее запястья.
—Я же просила тебя!— вырывалась она.
—Эй! Я не курю просто так!— встряхнул за хрупкие плечи.
—А как тогда? Ты обещал, Вильгельм!
—Ты знаешь.
—Я знаю, что никотин помогал тебе справится с приступами. Но твою мать! Какие приступы сейчас? Спустя три года! Ты же уже всех и вся простил!
—Значит была причина...—разжал пальцы.
—Ты просто эгоист! Думаешь только о себе! Нет не так... ты вообще не о ком не думаешь! Придумай себе другие развлечения, почему всегда нужно ломать?—орала девушка.
—Люсь, зачем так?—понимал, что она перегибает палку Марк.
—Как тогда? Что будет, если кто узнает?
—Сегодня вечером и посмотришь, что будет.
—В каком это смысле?— в ее лице читался испуг, словно увидела, как мертвецы восстают из могил.
—Это шантаж, Люси. И я на него не поведусь. Пусть делает, что хочет, мне плевать.
—Ты в своем уме? Тебя могут отчислить!
—И?—равнодушно глядел на нее.
—Вильгельм...—горько сглотнула, прикрыв глаза.—Пожалуйста...
—Прекрати. Сама знаешь, как надоело жить бессмысленной жизнью...
Вылетел из комнаты, как ошалелый, оставляя на ковре прожженные следы от подошвы туфель. Нормальные люди учатся на ошибках — я же гуляю по граблям.
Ну что мои хорошие?
Как вам повествование от Вильгельма? Как думаете, кто та самая "Гном"? И что от нее еще следует ожидать?
P. S: Знаю, знаю, меня не было очень долго.... Но надеюсь ваш интерес к книге подогревал ожидания. )))
Всех, всех люблю!
Ваша А. Стасова.