Очерки сломанных

"Телепатия?!"

Дрожащими пальцами вдавила кнопку. Звон по ту сторону двери, далее шорканье тапочек. Он дома. Или его родители. Но кто-то там точно есть. Щелчок в замке. Я уже не слышу удары сердца, затаив дыхание, покусываю нижнюю дрожащую губу.

Вдруг тяжелая металлическая дверь отворяется и моя челюсть проваливает пол, глаза выпрыгивают из орбит, залезая на лоб. Девушка на пороге жмется от подступившего к ее босым ногам холода. Лямочка шелковой нежно-розовой сорочки с кружевами сползала с белоснежного плечика, длинные блестящие волосы собраны в неаккуратном пучке, чуть пухленькие губы расплываются в улыбке на азиатском личике.

—Привет,— хлопает густыми черными ресницами.

Какого черта?

—Ты что-то хотела? Почему так поздно? Как узнала, где я живу?— удивленно смотрит Люси.

"— Живет?! В каком смысле? Какого дьявола она забыла в квартире Вильгельма?"— истерика прокрадывается к мозгу, пытаюсь из-за всех сил противостоять бунтующим внутри бесам.

В углу в прихожей аккуратно стоят гриндерсы. Гриндерсы, мать вашу! Это не паранойе: той девкой с зонтиком была Люси!

—Да... Нет... В смысле, адресом, кажется, ошиблась...— запинаясь, пячусь назад.

Что—то на молекулярном уровне, подсказывает, что пора бы уже делать ноги. Интуиция? Страх. Еще бы, Эн Дейдбрайд, эта детка, чуть не лишила тебя щеки!

—Да? Ты кого-то ищешь? Я могу помочь? — приторно вежливо лыбится та.

Бен Ингерд— скотина! Это ей и еще паре людей он что-то передал в ту ночь, а мне сказал, что бедняги заблудились? Ха! Интересно, где еще он лгал? И было ли вообще хоть что-то в его словах и поступках настоящее?

—Э-э... Нет. Ты не знаешь е... Ее,— улыбнулась в ответ, хотя куда больше хотелось оттолкнуть девушку в сторону и преступить порог, отыскав в одной из комнат того, ради кого задыхаясь тащилась на девятый этаж по лестнице, потому что лифт сломан.

—А-а...

—Я пойду.

Шла по тротуару, роняя горькие слезы. Вильгельм всегда говорил, что не должна никому и ничему позволять убивать себя. Ни единой слезы. И он же вонзил нож. В груди еле билось сердце, разрываемое от боли.

Надоело претворяться сильной. Я слаба. Меня растоптали и разорвали на части. А ведь верила ему, грезила существованием близкого человека, которого на самом деле и не было. Я же... была просто игрушкой, которую однажды в дождь, бросили в детской песочнице под грибком, носящим гордое имя: "Суровая взрослая жизнь". Вильгельм молча хранил свою тайну, когда я не имела и секрета от него. Значит, доверие было мнимым? Не было ничего в том, что нас связывало... а сейчас нет и этого.

Третий час ночи, не знаю, где я, телефон разрядился. Вокруг только каменные стены. Темные, выросшие из земли цементные многоэтажки. И вокруг никого. Только пар из-за рта. Ртутный столбик опустился ниже нуля, лужи покрылись скользкой корочкой.

—Да пошло все к черту!— сделала пару шагов назад, и, разбежавшись, ступила на замершую воду.— Не знала, что ему нравятся такие...— делаю неуклюжий аксель и шлепаюсь задницей.— Дура! Думала, у тебя есть шансы?— шмыгаю носом, поднимаясь с колен.

Пластмассовая подошва кед совсем одубела, а пальцы замерзли и теперь болели. Вставала и вновь падала, получая все новые ссадины на ладошках.

—Господи! Какого черта все так сложно?— вновь заныла, обхватив колени руками, перевернувшись на бок. Встать не хватило сил. Или духа. Продолжала лежать на льду, когда ко мне подошел какой-то тип, не то парень, не то девушка, сразу не определить — на нем была одета черная куртка, почти по щиколотку, а на голове шапка под объемным капюшоном.

—Жива? Помощь нужна?— склонился надо мной.

А голос женский. Даже немного, думаю, писклявый.

—Жива,— хрипнула я.

—Что-то болит? Упала? Ударилась?

—Что?— еле соображала.

—Ты что бухая? Нарик? Ясно,— ответила, собираясь уходить.

—Нет,— коротко взвизгнула, в надежде, что не уйдет. Почему-то хотелось, чтобы она осталась.

—Я за ЗОЖ,— выдавила коронную улыбку депрессирующего моржа.

Девушка помогла встать, подняв за руки.

—Сколько тебе лет?— вглядывалась в мое лицо.

—Семнадцать,— ответила, разглядывая ее.

Темно-рыжие волосы средней длины выглядывали из-под белой шапки. Она сняла капюшон, и лунный свет озарил ее бледное личико: идеальной формы темные бровки, голубые глаза с не накрашенными черными ресницами, аккуратненький носик с веснушками, слегка пухленькие сухие потрескавшиеся губки, из трещинок которых сочилась алая кровь. Мы были одного роста. В целом ее вид был даже немного болезненный.

—Возьми,— протянула свои теплые серые варяжки.

—Спасибо. А ты?

Коснулась ледяных худеньких рук, на среднем пальце ее левой руки, блестело серебряное колечко с большим квадратным камушком.

—Ничего. Мне не холодно. Я Анна Граненская,— улыбнулась идеально ровной улыбкой белоснежных зубов.

Такие ровные бывают у людей только в фильмах! Или... после брекетов. Да. После брекетов тоже такие бывают. Но просто в природе, таких ровных зубок не существует!

—Мюриэль. Ну или просто Эля. Можешь звать меня так. Имя сложное и...

—Что же сложного? Мюриэль. Я запомнила.

—А тебе сколько лет?

—Восемнадцать. Будет. Двадцать второго декабря.

Восемнадцать?! Врет! Ей богу! Ей больше пятнадцати не дашь!

—Не веришь?— голубые глаза сверкнули при свете луны. — Ты что среди ночи здесь забыла?— поправила рукой шапку на голове и вновь сунула кисть в широкие карманы куртки.

—Из дома ушла,— потупила голову.

Бунт— одно из проявлений подростковой незрелости и своенравия, в целом никого этим уже особо не удивишь, но до сих пор подобные выходки считаются чем-то асоциальным. Стыд сигнализирует о наличии совести, но что делать, если ее нет? И в моем случае, я ли должна его испытывать?

—Правда? И что теперь думаешь?

—Ничего. Что это за район? Кажется, заблудилась...

—А ты точно не наркоман? Кто твои родители?

—Точно. Бухгалтеры они. А твои кто?— эта девка начинала меня нервировать.

Неужели я похожа на зомбака с шприцом?

—Хм, мама учитель математики, а папа в полиции, участковый. Куришь?

Участковый?! А, ну, ясно. Доча в папочку! Видимо, устраивать допросы — их семейная традиция, вроде чтения молитв перед ужином.

—Нет. Не пью и не курю. Может, еще дневник тебе показать?

—Успокойся. Нет. Дневника не нужно. Знаю, нашу систему образования: пятерок наставят, и не учат. Прости. Может, с моей стороны это грубо... Просто...

—Просто что?

—Не суди о людях, ничего о них не зная. Первое впечатление бывает обманчиво. Но ты я вижу нормальная.

—Откуда такие сведения? Вдруг я маньяк-убийца, выслеживаю свою очередную жертву?— ухмыльнулась.

—Не похожа.

—А ты их много видела?

—Я и не такое видела. Остынь. Вон, снегом умой и пошли со мной. Родители уехали. У меня хата свободна.

—Где ты видишь снег?— не заметила, кружившие в воздухе белые хлопья.

Граненская только ухмыльнулась и зашагала дальше, будто была уверена, что приму ее предложение, хотя другого выбора у меня и не оставалось.

Она жила в частном секторе, в деревянном двух этажном коттедже с балконом за высоким кирпичном двухметровым забором. Брусчатая тропинка. Фруктовые деревья. Ржавый водосток. Железная входная дверь. И деревянные стены внутри. Уютненько.

Девушка сняла с себя куртку-балахон, удалось разглядеть ее фигуру: лебединую шейку, небольшую грудь, где-то почти второго размера, длинные ноги. Ее тело было тонким, гибким, даже худоватым. Анна— почти анерексичка. Анарексичка с отличным задом, скажу, не у каждой модели найдется такой "орех".

—Замерзла? Пойдем пить чай?— улыбнулась она.

—А тебе родители разрешают приводить в дом незнакомых людей?

—Ну, их нет дома. И вообще, скажу, что ты моя подруга, в случае чего. Они не будут против.

—Ладно. Я тоже не против,— шла за ней, по устланному ламинатом полу.

—Не против чего?— отворила дверь на кухню.

—Стать твоей подругой.

—Ладно. Значит, станешь,— блеснула голливудская улыбка.

—А ты не боишься?

—Чего боятся? Я обладаю навыками самообороны. Могу пятерых с закрытыми глазами нокаутировать.

—Да? Я тоже на карате ходила.

—И как?

—Фехтование лучше.

—Ясно.

Мы пили какой-то непонятный розовый чай из керамических чашек. Пахло кедром и смолой. Дерево за окном периодически тарабанило от ветра ветками по стеклу, заставляя вздрагивать от неожиданности.

—Ой! Печеньки!— шумно бросив чайную ложку на стол, которой вот только мешала в кружке, девушка, вскочила с лакированного стула и стала шарить, где-то в верхнем деревянном шкафчике.

—Что это за чай?— поинтересовалась я.

—Шишки. Сосновые. Вот!— она поставила передом мной чашку с овсяным печеньем, от которого пахло корицей.

—Мое любимое,— подавилась собственными слюнями от одного запаха.

—Правда? Сама готовила. Мама против магазинной продукции,— там много химии.

Я отправила свой телефон на зарядку, себя же под теплое одеялко. Анна постелила мне в комнате для гостей. У нее нет ни братьев ни сестер. А может оно и к лучшему? Вон, от Ирки, например, пользы, как от козла молока! К слову, вредитель эта мелочь, да и только.

Сон овладел сознанием моментально, однако ночь оказалась беспокойнее, чем ожидалось. Всю темную половину суток окровавленный клоун с разделочным ножом отгонял розовых пони. Пять раз соскакивала с постели в холодном поту, и, как только ложилась обратно, история повторялась снова и снова, становясь еще ужаснее. На утро сумела вспомнить только один эпизод: сначала видела арлекина, что с дикими воплями шел на меня. После, схватив карандаш, начала судорожно рисовать его портрет на клочке бумаги, а, как закончила, подняв глаза, обнаружила пред собой уже не мужчину в разноцветном парике, а Артема. Он неподвижно лежал на холодной сырой земле, его лицо было все в ссадинах, вокруг лужа крови, парень не дышал. От ужаса выронила все из рук, что были в крови по локоть, наклонилась и подняла листок с портретом, теперь там были изображены очерки лица не клоуна, а Сапронова.

Всю ночь Ання просидела возле моей кровати.

—Ерунда! Каждому может присниться кошмар!— отмахнулась, запивая бутерброд кофе.

—Но не пять раз за ночь, ты кричала, как резанная, Мюриэль. Что произошло? Почему ты ушла из дома?— доброе утро началось с допросов.

—Ань, а что ты делала в три часа ночи на улице?— не желала отвечать я.

—Ничего,— прикусила язык.— Я просто хотела помочь,— с грустью на губах вздохнула девушка.

—Кричу от того, что накануне посмотрела один ужастик с парнем, что вселялся в зеркала да еще и разбивал их. А бедная девушка, сходила с ума от его голоса в своей голове. И кажется, он был дорог ей,— все же помахала белым флажочком перед ее упрямством.

—Кто важен?— посмотрела своими светлыми глазками.

Она сидела в белой свободной футболке и синих джинсах с высокой посадкой. Ей пришлось вылить на лицо литр тональника, чтоб скрыть бледность кожи и темные круги под глазами.

—Парень.

—Ты смотрела фильм и нечего не поняла?

—Все сложно.

—Знаешь, если хочешь, можешь пожить у меня,— повеселев, протянула связку металлических ключей.

—Мы знакомы один день. Нет, полдня. Теперь мне начинает казаться, что это ты миниманьяк в юбке, который хочет откормить меня своими волшебными овсяными печенюшками, а потом покромсать на холодец — скептически взглянула на отштукатуренное лицо.

—Родители приедут нескоро, недели две их точно не будет. А я боюсь темноты.

—И где твои родители?

—Папа в командировке. А мама на курсах. Хочет стать настоящим компьютерным гением.

Опоздала на первую пару и вторую бесцельно просидела, пялясь на бежевую стену. Жутко клонило в сон, и прилегла бы на парту, просопела бы все два часа, но боялась, что вновь встречу мужчину в парике, увижу избитое тело Темы и перепугаю всю аудиторию криком.

Не знала, что значил сегодняшний сон, и значил ли он вообще что-то, но было беспокойно за Артема, ведь иногда мои сны сбываются.

Спустилась в столовую и буквально превратилась в соляной столб, разглядев в толпе знакомую фигуру, парня в классическом костюме, с черными, как смоль, небрежно уложенными волосами и прожигающими душу глазами. Его скулы, линия подбородка...Ох и ах, очередная галлюцинация? Да, было бы так, если бы не одно но: видела его не одна я. Бен Ингерд стоял возле Люси, а она о чем-то ведала с восторгом, пока крепкая мужская рука сжимала ее осиную талию. Эта сладкая парочка не замечала меня. Ну и ладно! Я села за длинный стол с одногруппниками.

—Что такая тухлая, Элька?— заметил Санечка.

—Ничего. Не выспалась просто.

—Носи тогда с собой подушечку.

—Отвали, Санчо.

Даже не знаю, что хуже видеть его, как плод своего воображения, или лицезреть эту картину с Ней. Что могло их связывать? У Вильгельма не было родственников из Кореи, насколько я знаю. А что тогда могла делать в доме парня среди ночи красивая полуголая девчонка?

Не хочу! Не хочу отвечать на эти вопросы, такие мысли режут сердце, как тупое острие лезвия: так же болезненно, оставляя шрамы.

Только на выходе из кафе, нарвалась на холодный равнодушный взгляд Вильгельма. Ни прочла ни слова на лице. Парень напоминал прекрасную каменную фигуру— Бен Ингерд оставался безумно привлекательным даже с этими темными кругами под карими глазами, могло показаться что он не спит уже десятую ночь подряд.

—Так, Мюриэль! Я не понял, давно у нас ввели свободную форму?— прервал мои размышления мой куратор-преподаватель. Мужчина, издалека напоминающий эльфика, а все из-за его смешных ушек и формы усов, был педант из педантов, какого еще поискать надо: аккуратно уложенные волосы, накрахмаленный воротничок застегнутой до самой последней пуговки, наглаженной рубашки, красный тугой галстук, пиджак... Черная футболка-топ с порванными плечами, которую выклянчила у Аньки, выходила за всякие рамки приличия по его меркам.

—Простите, что?

—Что на вас одето?— повысила голос он.

—О... это...Эм...— в попытке вспомнить остальные буквы алфавита застала на себе пару любопытных глаз.

Рядом с Александром Сергеевичем, стояла Иришка, в школьном сарафанчике с двумя растрепанными косичками, перевязанными бантиками.

—Молчи! Пожалуйста, молчи!— орал внутренний голос сестре.

Если Ирка ляпнет, что я не ночевала дома при преподавателе— мне конец. Как она вообще оказалась здесь?

—Э—э... Это очень смешная история. Представляете, мама по неосторожности испортила все мои блузки,— соврала.

Серьезно? Кто вообще поверит в этот бред?

—Что?

—Да... а ходить с маман по магазинам — это ужас. Ей не нравиться современная мода, а я не хочу выглядеть, как комсомолка из восьмидесятых,— тяжело вздохнула, закатив глаза.

—Постарайтесь решить эту проблему, как можно скорее. Вы привлекаете слишком много внимания,— ответил куратор и направился к моим одногруппниками, что сидели за столиком у окна.

—Эля!— воскликнула Ира.

—Только не верещи на весь универ,— заскрипела зубами. Ее вопль, как ногтями по школьной доске для мела.

—Ладно. Где ты вчера была?— снизила громкость рева.

—Тебя интересует вечер или ночь?— решила уточнить.

—Хотелось бы знать все.

—Вечером на дне рождения у Лизи. А ночью... Это, впрочем, тебя не касается, сольешь еще предкам инфу...

—Ага, так, где? Я надеюсь, ты хоть не с бомжами ночевала где-нибудь на помойке,— хихикнула мелочь.

—Во-первых не с бомжами, а с бездомными, а во-вторых много будешь знать, быстро состаришься.

—Как это?— удивленно смотрела Иришка.

—А вот так,— поправила воротничок ее рубашки, выглядывающий из под сарафанчика, дернув ее за нос.

—Там мама места себе не находит...— грустный детский вздох.

—Ага, а пахан ее успокаивает.

—Не говори так про папу!

—Как ты прошла сюда? Охранники на входе, как доберманы...

—Дядя Миша,— она хихикнула, взглянув на мое удивленное лицо.— Папа Кристи сказал, что я могу навестить свою сестренку, только быстро, чтоб не запалили... а ну и после, он нас на каток отвезет,— подняла свой маленький указательный пальчик с облупившимся розовым лаком не ногтях.

—Молодец, такая вшв в скафандре, а уже свои связи имеешь,— усмехнулась ее серьезной мордашке.

Последняя пара пролетела неожиданно незаметно. А может это, потому что я предпочла последнюю парту и наушники истории экономических учений?

Небо заволокло тучами. Поднялся противный, холодный ветер. Ожидался дождь. Вчерашний снег растаял, разведя еще больше грязи на дорогах. Я вышла на крыльцо, около которого была припаркована черная Audi, а возле нее стоял, засунув руки в карманы, Вильгельм и смотрел он... прямо на меня. По телу мурашки пробежали марафон, живот стянуло в тугой узел, так что стало труднее дышать — ,видимо, это душа попыталась спрятаться, сжавшись, в угол. Ноги подменились на сладкую вату и отказались слушаться. Уж лучше бы Бен Ингерд смотрел на меня, как тогда в столовой, бесцельно, безынтересно и равнодушно. Но только не так! Я ведь дала слово, что Его больше не существуют для меня! Черт! Клятва не устойчива... Теперь его карие глаза, цвета жаренного кофе заскользили по моему лицу. Сделала неуверенный шаг, полшага навстречу, и Вильгельм почти улыбнулся, но тут же прикусил губу, от этого мужское лицо стало серьезнее. Мне показалось, или его это все очень забавляло?

Ха-ха!

—Хочу, чтоб мы были друзьями!

Ха-ха!

—Верь мне!

Цирк какой-то!

Стояла и откровенно пялилась на него. Вот она, причина галлюцинаций. Сердечко, истерзанное догадками и страданиями больше напоминало свиной фарш, и этот кусок мяса сопротивлялся: я уже ничего не хотела, покоя разве что. За Вильгельма все сказали его поступки и молчание. Теперь все ясно. Я уже не нуждалась в объяснениях.

Раздался оглушительный рев мотоцикла, перевела взгляд и впервые улыбнулась за весь день. Уехать. Просто уехать, ничего и никому не объясняя... Послать все к черту и забыться? Стоящий в паре метров Артем — настоящий спец в этом деле, вчера ему удалось выбить всю грусть из головы не хуже клоуна с разделочным ножом.

Плавной походкой, порхая над ступеньками крыльца, направилась к парню на байке. Сложнее всего было пройти мимо Вильгельма, ни разу на него не взглянув, а так же не подвернуть ногу на последней ступеньке или не споткнуться на ровном месте.

—Привет,— улыбнулся во все тридцать два Сапронов.

—Привет. Я думала, ты не придешь,— чуть слышно сказала, ощущая в спину пристальный, ничего не понимающий взгляд Бен Ингерда.

—Не люблю оправдывать чужие надежды,— притянул мое тело, уложив руки на талии. И как только Артем коснулся меня, парень, стоящий у Audi напрягся— видела это боковым зрением.

—Погода дрянь,— пыталась убрать с лица волосы, что раздувал в разные стороны холодный ветер.

—А мне нравится,— улыбнулся Тема, сделав еще шаг навстречу, именно столько между нами расстояния и оставалось. Легонько касаясь кожи кончиками пальцев, он заправил за ухо непослушные локоны.

Вильгельм резко рванул с места к нам, но остановился, сжимая со всей силой связку ключей. Сапронов склонился к моему лицу, но я потупила голову— мне было не по себе: все внутри сжималось с каждым сердечным ударом все сильнее, не могла коснуться чужих губ, находясь под прицелом Бен Ингерда.

—Ну, как универ?— обнажил ровные белоснежные зубы.

—Мы с микроэкономикой так и не ладим,— пожала плечами.— А почему спрашиваешь?

—Ну, я могу вас примирить,— сжимал ладонь в своей руке, поглаживая подушечкой большого пальца по тыльной стороне. От этих прикосновений внутри разгоралось приятное тепло.

—Ты же это несерьезно?— хотела отдернуть руку, но заметила, как к Вильгельму подошла милая длинноволосая девчонка в короткой юбчонке и, пихнув в плечо, растрепала его волосы. Он перевел взгляд на прелестное личико и улыбнулся, кажется, по-настоящему. Я бы все отдала за такую улыбку бывшего друга. Вильгельм сказал ей что-то, и Люси схватила его руку из которой выпали ключи. На металле, упавшем на сырой темно-серый асфальт, блеснули рубиновые капельки крови.

Во мне будто все перевернулось и переломилось, чувствовала жизненную необходимость заглушить боль. Шрам у сердца отзывался на изменение погоды не только на улице, но и на душе. Артем стал моим анальгином: обхватив мускулистую шею, привстав на носочки, сжала его губы в своих. Парень пошатнулся, но, выпустив мою ладонь, притяну к себе еще ближе, обхватив за талию. Мимо проскочила черная иномарка со сверкнувшим яростным взглядом Вильгельмом, что сидел за рулем, а рядом с ним, на переднем сидении, расположился какой-то парень, на заднем пассажирском я разглядела Люси.

Мы приехали в городскую библиотеку. Решила все же воспользоваться предложением Анны и приняла за завтраком ключи. Мы договорились встретиться в читальном зале, она посещает какую-то школу современной литературы, суть в том, что Анька хочет стать настоящим писателем, и на этих курсах у нее есть возможность отточить свое мастерство. Артем увязался за мной, обещался зачитать лекцию по микроэкомике, пока у подруги не закончатся занятия.

Шкафы с разноцветными книгами у стен, парты, желтые пластиковые стулья и одно кресло на колесиках. Скукотища. Честно, ожидала чего-то большего.

Плюхнулась на крутящееся кресло. Артем приземлился рядом на стул.

—Ну и что мы имеем? Бумагу, пенал и полнейшее отсутствие мозгов. Не густо,— усмехнулась, стуча кончиками пальчиков по крышке стола.

—Ну, нет. Мозги у нас есть. Это биология,— размышлял Тема.—А где твои учебники?

—Дома. Но у нас так-то учебники— это дополнительная литература, которую никто не читает. Так что толстенный двухтомный "Экономикс" Макконнелла пылится на подоконнике,— пожала плечами.

—А ты почему не дома? Паиньке вчера влетело от родителей за позднее возвращение?— вскинул брови в догадках.

—Это грустная история, ничего не интересного.

—Хм, писатели — сентименталисты так не считают.

—У всех свои странности. И ты ни какой не писатель!— скрестила руки на груди.

—Расскажешь мне свою историю?— спросил чуть тише, заглянув в глаза.

—Хм, только после того, как ты объяснишь мне эластичность,— покопавшись в портфеле, достала планшет для рисования, что можно было использовать в качестве черновика.

—Это твоя работа?— отобрал.

—Да. Это все...— засмущалась.

—Классно рисуешь!— восхищался, перелистывая странички с портретами.

—Черкаю.

—В смысле?

—Черкаю, и портрет получается сам собой, и при этом я чувствую...— запнулась.

"—Нет, Эля... Ты уверена, что Сапронов, тот самый человек, которому ты можешь довериться и рассказать это"?— фыркнул внутренний голос. Чертов эгоист, блин!

—Что чувствуешь?—отложил раскрытый планшет.

—Что мне конец, если завалю ту контрольную.

—Ну, тогда, давай приступим? Начнем с самых азов. Пиши название темы "Теория вероятности",— сделал умную мину.

—Ты уверен?— прикусила нижнюю губу.

—Конечно, это же самое основное.

—Скажи, а ты точно знаешь экономику? Как вообще студент технического колледжа, может разбираться в этом?— заподозрила неладное.

—На больное давишь, детка,— цокнул языком, серые глаза затмила подступающая злость.

Ох, уж это вечное противостояние студентов высших учебных заведений и ПТУ!

—Но, вероятность — это алгебра вообще—то,— пыталась умничать.

—А кто из нас здесь преподаватель вообще?— скрестил руки груди.

—А тебе не кажется, что преподавателю...— не успела договорить, как он сжал в руке пластмассовый подлокотник кресла, и рывком дернул на себя, пять колесиков прикатили меня к нему.

Теперь я сидела прямо напротив Артема, упираясь своими коленями в его, парень немного наклонился к моему лицу и сказал:

—Я здесь главный.

—Признайся уже, клоун...— задыхалась от смеха.

—Что?

—Ты не знаешь ни формулы! Преподавателю необходимо пройти курсы повышения квалификации?— хохотала, что есть мочи.

—Ладно. Даже если так... Есть вещи и поинтереснее эластичности спроса. Это же смотря чему учить...

—Например?

—Можно целоваться,— бросил тот.

—А зачем солгал на парковке?

—Хм...— замолчал.— Нужно же мне было придумать повод встретиться с тобой.

—Зачем?

—Знаешь,— шепнул на ухо, обжигая мятным дыханием кожу на шее.—Ты всегда мне нравилась.

—Но я не плюшевый мишка. И не цветок, что можно сорвать с клумбы и выбросить, когда завянут лепестки. Я живая. И я чувствую,— сказала с грустью на губах.

—И что же ты чувствуешь?— посерьезнел он.

—Что больше не в силах пережить падение. Еще одно падение,— хлопала мокрыми ресницами.

—А ты и не упадешь. Я буду твоим парашютом, страховочным ремнем. Я не дам тебе упасть,— вздернув чуть вверх мой подбородок, произнес он.

Поддалась немного вперед, разведя колени, и он трепетно коснулся моих губ своими.

—Это общественное заведение! Библиотека! А не публичный дом!— ударил по ушам писклявый голос.

Я вздрогнула, а Артем продолжал целовать, притягивая к себе, углубляясь в поцелуй, будто не слышал замечания.

Тут распахнулась стеклянная прозрачная дверь и раздался наигранный кашель. Теме пришлось оторваться.

—Привет,— ослепила нас улыбкой вошедшая Анна.

В руках у нее была синяя ручка и ярко-розовая записная книжка.

—Привет,— смутилась я.

—Что это вы здесь делаете?— подошла к нам.

—Ничего,— откинулся на спинку пластмассового стула парень.

—Ничего приличного!— воскликнула Анна, не пошевельнув и губой.

Не уж то моя шизофрения набирает обороты? Вцепилась в подлокотники кресла, пытаясь сдерживать панические позывы.

"—С ума хожу! Кто-нибудь позвоните в дурку! Не зря ты, Мюриэль, прикупила себе новый белый халатик!"— истерика тарабанила в дверь, пока я пыталась притворится глухой.

—Это что?— взяла Граненская в руки, мои планшет с рисунками.— Вы знакомы с этими парнями?

Она открыла страницу с портретами трех парней из кафе двух недельной давности.

—Ну, не совсем. Я просто нарисовала их.

—Девка дружит с наркоманами? Ну этот-то точно...— молча вскинула бровью девушка.

—Ты их знаешь?

—Да, конечно,— кивнула, вглядываясь в черно-белые лица.

—Я один тут не в теме?— воскликнул Артем, взмахнув руками.

Его пугало то, что он здесь ничего не понимает? Что ж, могу составить ему компанию.

—Эти двое скончались от передоза на прошлой неделе. Рассвет наркомании. Папа говорит, у нынешней молодежи совсем крышу сорвало. Мозгов нет. Стадное общество! — Я кстати, Анна.

—Артем.

—Твой отец вел их дела? — пыталась уловить ее мысль я.

—Да. Знаете, полиция— это, конечно, хорошо но она не может уберечь нас от гибели. И судьбы она не спасает. Только анализирует случайные, а иногда и невероятные смерти,— печально сказала, протянув мне бумаги.

По дороге домой Аня решила отказаться от самых популярных аттракционов Челябинска: оказывается она тоже чувствует приступ тошноты каждый раз, когда садится в желтый проржавевший автобус. Весь день мы с ней провалялись на диване, со включенным мигающим картинками ящиком.

—А, интересно, Артем Элькин парень?— послышался тонкий голосок девушки.

Она лежала на подушке, рядом со мной — ее бледного лица не было видно.

—Я не знаю,— задумалась.

Мы ведь не пара. Вроде, вместе, а, вроде, и как бы нет. Не могу сказать, что я влюблена в него по уши. Но и без него... Сложно сказать, что бы сделала со мной нервная система, и что бы выкинула я, если бы он не оказался рядом, когда это было так необходимо, и что случится, если Сапронов исчезнет так же внезапно, как появился, или как пропал Вильгельм.

—Что не знаешь?— приподнялась Анна.

—Пара ли мы. Это сложно. Я еще не поняла.

Девушка смотрела вылупив голубые глаза.

—Что? Разве можно понять, что значит для тебя тот или иной человек за столь короткое время. Мы вмес... В общем мы всего второй день, как пара... — пыталась объяснить.

—Нет. Подожди. Я не об этом...

—Нет? Тогда...

—Подожди. Подожди,— резко выставила руки перед собой, закусив кончик белого шнурка от капюшона ее черной толстовки.

—В чем дело?— уставилась на нее.

—Как думаешь, о чем я сейчас думаю?

—Откуда мне знать, о чем ты думаешь!— нервно вскочила с дивана и направилась к окну.

Странная она. Ей богу! Каждый раз, проходя мимо зеркала, вглядывается в отражение по несколько минут, будто ищет изъяны, а после с недовольством надувает чуть пухленькие сухие губки, иногда говорит несвязно и сомневается в себе, боится ляпнуть не то, встать не туда, самое страшное для нее— это ошибиться. Но при всей этой ее неуверенности, Анна очень милая, от нее приятно пахнет хорошим парфюмом, она одевается со вкусом, и вообще очень опрятна.

—Ну, блин, Эля! Число! Какое число я сейчас загадала?— тормошила меня, вцепившись длинными пальчиками в рубашку.

—Аня...— нахмурилась.

—Число! Эля! Ну, давай! Ну же!— запрыгнула на диван с разбегу.

—Семь,— фыркнула, закатив глаза.

Она заглотила воздуха и медленно села обратно на мягкие зеленные подушки, вытаращив голубые глазки. Глупо, но мило смотрелось ее личико.

—Что?

—П-правильно,— заикалась.

Тут голос диктора из телевизора сказал:

—И они есть среди нас.

Что мы смотрели? Какую-то чушь про людей со сверхспособностями на "Рен-тв". Бред полнейший. Но ящик говорит красиво.

—Эля...— ее глазенки полезли на лоб.

—Так, вот только не говори мне...— погрозила пальцем.

—И не буду. Давай еще раз? Цифра. Ну? Какая?— воодушевленно протараторила девушка.

—Три миллиона триста восемьдесят тысяч один,— скрестила руки на груди.

Анька вновь запрыгала на диване, громко хлопая в ладоши, как пятилетний ребенок, который увидел исполнение невероятного фокуса, где какую-нибудь тетку упаковывают коробку, после разрезают на несколько частей, а дальше соединяют. И эта женщина снова скачет на своих двоих! Я лично до сих пор не понимаю, каким это образом шоумены проделывают такое.

—Да! Да! Да! Элька, ты понимаешь, что это значит?— счастливо верещала.

—Что?

Это все радовать явно не могло. Я ж не Человек паук, не один из чудиков фильма "Люди Х". Я — это я. Мне хватает того, что я обычная, но с маленькими шизофреническими странностями. Ну-у, психи тоже люди!

—Мюриэль— ты ТЕЛЕПАТ!!! Самый настоящий!— подскочила ко мне, и сжала в тиски.

—Нет, скорее у нас с тобой групповое сумасшествие!— пыталась вырваться из ее тонких, но сильных рук.

Весь остаток вечера Анна исследовала мои способности. До глубокой ночи я угадывала ее желания, разные слова и цифры, как уснули не помню, должно быть у Ани в комнате, на ее широченной двуспальной кровати.

***

—Ты опять кричала ночью,— нависла надо мной уже проснувшаяся Анюта.

Яркий солнечный зайчик пробился сквозь занавески, падая на постель, согревая смятую простынь. Сегодня ясно, и вместе со снегом растаяла последняя надежда на то, что все наладится... Она водой утекла по канализационным стокам, оставляя после себя лишь мерзкий смердящий запах печали, вдыхаю ее пары каждый день.

—Да? Сколько время? Ты сдурела будить меня в шесть утра?— удивилась, протирая глаза.

—Ага и не только, не только кричала— хихикнула девушка и уселась в позу йога, теперь мягкие теплые лучи солнца падали на ее лицо.

На ней была одета белая футболка с надписями на английском и голубые ласины.

—А что еще-то?— примостилась на постели, сдвинув брови и огляделась по сторонам.

Вчерашняя уютненькая комнатка Ани с идеальным порядком теперь напоминала поле боя после Мамаевского погрома: на полу разбитая ваза, лужа воды, полевые цветы валялись у стены, на столе разорванные тетради, две подушки в белоснежных рванных наволочках лежали там же. Зеркало не пережило эту ночь. И как только люстра осталась цела?

—О, Господи, что это?— схватилась за голову.

—Скажи, что тебе снилось, а?— с любопытством разглядывала мою обалдевшую заспанную физиономию с распухшими глазами— как чувствовала вчера, не стоило опрокидывать пятую чашку с кофе! Теперь вот держите доброе утро с отекшими веками!

—Э-э-э...

—Нападение инопланетян? Может, Франкенштейн? Или ты узнала чьи-то злобные помыслы?— стала гадать девушка.

—Нет,— сухо отвечала, постепенно приходя.

—Ядерная война? Ну, что, Эля? Говори уже!— больно ущипнула за плечо.

—Ну... Сначала я... Ну, поначалу...— пыталась запустить извилины в действие.— А что кричала-то?

Если я буду знать ,что орала во сне, то будет проще вспомнить?

—Так-сь, когда ты еще лежала в постели, то есть до погрома... ты громко стонала, что-то вроде: " Нет! Это не я! Пожалуйста, только не я! Я не убийца! Это не из-за меня! Они не умерли! Нет! Нет! Отпустите! Зачем вы это делаете?" Ну, что-то вроде этого...

С чего бы это?

—А можно эти твои сны, как-нибудь связать? Вчера... сегодня,— спросила Аня, наливая кипяток в кружки с растворимым кофе.

Сидела на высоком стульчике на кухне, болтая ногами в воздухе.

—Дичь какая-то...— съежилась на стуле.— Проблема в том, что я не знаю, что мне снилось.

В доме не холодно, но меня знобило. Укутавшись в плед, поджала колени и принялась царапать тарелку с яичницей вилкой.

—Я бежала от кого-то....— потирала пульсирующие виски.

—Сначала тебе снились портреты?— пораскинула мозгами Анька.

—Вчера да. Сегодня, возможно, но не знаю...

—А потом? Может были лица? Хоть что-то? Ну, кроме Артема.— спрашивала и спрашивалаю

—Подожди. Я рисовала. И тогда тоже. В смысле, когда сидела в лесу, я рисовала чьи-то лица. Я не помню точно, чьи, но...— я замолчала.

—Но что? Какой лес?

—Ничего... Я просто... Понимаешь, они появились неожиданно: схватили меня за ногу, я выронила карандаш... Я тогда рисовала,— логическая цепочка упущена.— Как я... Как ты успокоила меня? Я всю твою комнату разнесла.

—Это было странно, если честно — у тебя были открыты глаза. Но ты спала. Ты кричала. Я вырубила тебя. Голова не болит?— заботливо спросила и протянула кофе.—И на остаточную реакцию, после испуга в комнате страха не похоже.

—А я думаю, от чего такое чувство, будто у меня сейчас черепушка лопнет?— хлебнула из чашки.

Горячий напиток разлился теплым потоком внутри, вздрогнула.

—Даже растворимая бурда из твои рук изысканна,— улыбнулась.

—А кто такой Вильгельм?— вскинула она левой бровью.

—Что?— горячая кружка обожгла ладони.

Анна заерзала на стуле, нетерпение лезло из нее из всех щелей.

—Никто,— бросила я.

—Правда? Только ты кричала его имя. Вчера. Сегодня. Мюриэль, всю ночь.

—Сказала же никто!

Я кричу его имя? С какой это стати?

Приветики, мои хорошие, прошу прощения, если загнала кого-то в ступор своими махинациями (текст нуждался в редактуре)_))
И, да, кстати, в качестве извинительного бонуса: 8-ая глава тоже будет опубликована сегодня в течении оставшегося дня!  

Как думаете, что происходит с Мюриэль? Есть предположения? 

Делитесь своими предположениями в комментариях, мне оочень интересно ваше мнение!)

И удачного дня, зайки...