Очерки сломанных

"Справа налево? Или слева направо?"

Перегорела лампочка, пришлось отсвечивать путь фонариком телефона. Едкий запах краски и ароматов из мусоропровода, сплошняком исписанные граффити, нецензурой и откровенными признаниями в любви и ненависти грязные стены с облупившейся синей краской. Сломанный лифт. Дом. Милый дом. Поднявшись на нужный этаж и немного покопавшись в сумке, достала ключи. Два резких металлических щелчка и дверь отворилась. Прокравшись на цыпочках в полутьме в свою комнату, закрылась на задвижку и зарылась под одеяло, закинув теперь уж ненавистное платье в угол.

Уснуть так и не удалось—дождь всю ночь тарабанил в окно, а на заднем фоне с треском обрушался грохот грома. Сейчас бы схватиться за телефон и высказаться Дине о том, какая же я дура. А она кивнет три раза и добавит, что к тому же ее подруга и трусливая овечка. А потом мы посмеемся над горькой правдой и смиримся с чертовой реальностью. Но так уже не будет. Дальше только размытые тропы в тумане, и рядом никого, кто подхватил бы за руку и провел сквозь лабиринт.

Утро наступило, когда светлые стены комнаты стали сотрясаться под биты песни "Босая", и ужасно писклявого завывания младшей сестры. Думаю, та хотела подпевать. Иначе зачем ей пытаться переорать женский голос?

Мы не особо ладим: еле терпим друг друга. Все дело в том, что слишком разные. Она ходит на танцы, я же предпочитала в ее возрасте карате, Мелкая играет в шахматы, а я лазила по деревьям. Ира обожает в свободное время смотреть мультфильмы про принцесс или забавляться с "Лизунами" и прочей гадостью, я же решила научиться фехтованию. Да еще к тому же Ирка младше на девять лет.

Отыскав телефон среди постели, грустно вздохнула, не обнаружив пропущенных вызовов. А он? Он мои увидел? Нехотя выбравшись из кровати, натянув домашнюю одежду, заглянув по пути в ванную, направилась на кухню. Каждое утро завтрак готовит отец. Даже сейчас рослый мужчина с широкими плечами и розовым передником, на кармашке которого красуется поздравление с восьмым марта, суетится у плиты, что-то напевая под нос, а мама сидит за столом и доделывает отчеты по работе.

—Славик! Тише!— нервно воскликнула, подняв свои чудные голубые глаза на папу.

—А что?— спросил в том же, пока еще прекрасном настроении. Ох, сейчас она его испортит!

—А ничего!

Нахмурив светлые брови низенькая женщина принялась нервно перекладывать бумажки. Она всегда так делает, когда цифры, как муравьи разбегаются из-под носа. Видимо, успокаивается.

—Мюриэль! Моя сахарная, как спалось?— заметил меня отец.

Мюриэль Вячеславна... Ну как? Звучит? Похоже моим предкам в детстве на ухо наступил медведь, причем очень жирный.

—На букву "Х", но не сказать, что хорошо,—буркнула, плюхнувшись на свое место за столом.

Больше всего в жизни ненавижу несколько вещей: мыть посуду, делать что-то не по настроению, и вставать с утра пораньше. Ни от того, ни от другого, ни от третьего, к большому сожалению, меня жизнь не освободила. Все свои семнадцать лет, я упорно пытаюсь отлынивать от забот по дому, и с трудом встаю по утрам с постели. Эх...

—Сегодня, что-то пасмурно,— констатировал факт папа, громко хлопнув дверкой ядовито-желтого кухонного шкафчика.

—Оденьте шапки. Десять градусов по цельсию.

—Ууух, да мы шикуем! Сентябрь и даже снег не выпал. Как удивительно!—зевнула.

—Еще не вечер,—влетела в двери Ирка, скользя шерстяными носками по темному паркету.—Спорим на сотню, что на этой неделе замерзнут все лужи и ты шлепнешься на задницу тридцать раз за день?—отправила в рот румяный блинчик, вымакав его в миске с медом.

Она не любит заплетаться. Чтоб расчесать ее длиннющие каштановые локоны, надо, как минимум, привязать ее к стулу и заткнуть рот кляпой. Но у мамы на это нет времени. И потому сестра является миру с прической в стиле "Взрыв на макаронной фабрике". У Ирины светлые голубые глаза, как у родителей, а на вздернутом вверх прелестном носике танцуют танго веснушки. Она с лету садится на шпагат и весьма высока для своего возраста.

Я взвыла, когда обнаружила в тарелке пшенную кашу. Это была такая рыхлая светло-желтая кучка, от одного вида которой пропал аппетит.

—Начинается!—рассерженно посмотрела мать.

—Что вы имеете против овсянки?—психовала.

—Пшенка очень полезная каша,— сказал папа, успевший уже наложить Ирке порцию голодного солдата.

—Да,— поддакивала Мелкая.

Обожаю! Меня заставляют есть пшенку, которую скормила б собаке, если бы у нас таковая имелась, а Ира сидит и строит из себя паиньку, хотя сто пудов сама готова отдать эту бурду какому-нибудь Тузику.

—Скажи, что не вкусно и мама наложит добавки!— захохотала Ирка.

—Замолчи и прекрати чавкать!

Но она стала делать это только громче и прямо в ухо. Ей богу! Она станет музыкантом. Какие танцы, мама!? В вокал ее, в вокал надо!

На учебу нас отвез папа. На дух не перевожу автобусы- это такие старые ржавые сооружения из метала, обычно желтого цвета. Внутри отделка всех сидений оборвана, неприятно пахнет, а главное эти автобусы полны людей с недовольными лицами. Хотя действительно откуда ж взяться веселым, приятным гримасам, если от поездки в таком транспорте внутри возникает чувство, будто тебя сиюминутно вырвет недавно съеденным завтраком? Кажется, эта груда ржавого метла развалится на части быстрее, чем доползет до нужной остановки.

Белая Toyota завиляла на парковке у здания с золотым шпилем на крыше. Пятнадцать этажей, властный Сталинский стиль. Елочные насаждения вокруг, где, столпившись, скрываясь от мороси под раскрытыми зонтами, студенты выдыхают никотин.

—Иринку после школы заберешь, хорошо?—включил дворники папа.—Дождь— зараза! Заколебал честное слово!

—Ты и про жару и мороз так говоришь,—ухмыльнулась, закатив глаза.—Зачем спрашивать? Я всегда забираю ее.

—Она жалуется, что ты каждый раз грозишься запереть ее в спортзале.

—Вот Мелочь! Это была шутка.

—Очень неудачная.

—Ага, из меня вообще юморист хреновый... Папа!—воскликнула прилипнув лицом к окну.

—Что?

—Ты только что обрызгал девушку.

—Ну, аккуратнее надо ей быть,—развел руками, остановив мотор.—Вообще нечего по дорогам ходить. Здесь же ужи повсюду.

—Папа!—закипала изнутри глядя в его холодные бессовестные глаза.

—Все успокойся!—отмахнулся, прижав разрывающийся Iphon к уху.

—Ну конечно! Телефон же важнее дочери!

—Мюриэль! Ты не видишь я разговариваю?—повысил голос, ударив ладонью по панели.

В какой момент этот кусок пластика и микросхем успел заменить живого человека?

Выбралась наружу громко хлопнув дверью, и оглянулась по сторонам выискивая черную Audi. Защемило в сердце, когда убедилась в ее отсутствии.

—Дура!—шлепнула со всей силы ладонью по лбу.

—Может, он просто еще не приехал?—с надеждой промямлил внутренний голос.

"Прости, закончим с этим разговором на сегодня, ладно? Я должен решить еще одно очень важное дело, а тебе надо домой. Пока,"—проигнорировал вчера мой вопрос Бен Ингерд, предпочтя ответить больше на телефонный звонок, чем мне. А сегодня не пришел на пары.

Как себя чувствует размазанная по асфальту улитка? Что могут ощущать раздавленные в ничто люди? Этого не описать словами. Возможно, просто потому что у каждого душа ноет по-своему. Можно потерять друзей, деньги, семью, но при этом остаться тем, у кого это все было. Теряя, мы понимает чего лишились и что хотим вернуть. И так или иначе судьба дает шанс. Проснуться однажды с чистой головой. Какого это, когда не имеешь ни малейшего представления о том, что имел? Когда, открывая глаза, не узнаешь собственную мать? Так однажды я потеряла смысл существования. Скажите- депрессия? Нет. Хуже. Во мне будто сломали тот стержень, что удерживал равновесие. Стала падать все ниже и ниже, пока не схватили за руку, и я не повисла над пропастью. Он не дал упасть на дно. Вильгельм появился неожиданно и очень кстати. "У тебя персиковые глаза, хомячок"—первое, что сказал он, глянув на опухшее от слез лицо. Озарившая в тот момент его лицо чарующая улыбка заставила сердце забиться вновь. Мертвой хваткой сжал мое запястье и стал постепенно вытаскивать из бездны.

Тяжелые двухметровые деревянные двери на входе в главное здание ЮУрГУ . В левые входим, из правых выходим. Или наоборот? Дергаю за ручку. И, о черт! Дверь легко открывается и мне на встречу летит девушка с длинными черными волосами. Это ее наша машина обрызгала с ног до головы— на всем ее светло-бежевом пальто из альпаки впитавшейся в ткань грязь. Уворачиваюсь и сохраняю равновесие, а она летит на ступеньки крыльца и теряет сознание. Растерявшись, кидаюсь к ней, и трясущимися руками сжимаю хрупкие плечи, переворачиваю на спину. Из разбитого носа плещет густая кровь, заливая милое личико азиатки, стекая по шее на белоснежный воротничок рубашки, оставляя алые разрастающиеся пятна...

—Мам? Я, кажется, человека убила...—отвечаю на вибрирующий в кармане телефон, пока вокруг скапливается целая толпа зевак.

Продолжение следует...

[1] ЮУрГУ—Южно-Уральский Государственный Университет.

[1] Альпака—домашние парнокопытное животное, которое разводят в высокогорных районах Южной Америки, обладает уникальной шерстью, которая используется для изготовления ткани с одноименным названием.