Голос правды
Утро наступило с тревожным светом. Кайя молча оделся, не разбудив Ясемин. На этот раз он даже не посмотрел на неё. Его мысли были где-то совсем в другом месте — там, где запах её духов больше не значил ничего, а голос, который он хотел услышать, был совсем не её.
Когда он застёгивал часы на запястье, Ясемин, всё ещё лежа под простыней, приоткрыла глаза и потянулась к нему:
— Уже уходишь? Останься хоть на завтрак...
Он посмотрел на неё холодно, с таким видом, будто это был не его дом, и она — просто посторонняя.
— Мы больше не будем продолжать, Ясемин.
Она резко села, простыня соскользнула с плеч.
— Что?
— Это было ошибкой. Вчера. И сегодня ночью. Всё это — не то, чего я хочу.
Ясемин смотрела на него, пытаясь понять, шутит ли он. Но в его лице не было и тени сомнения.
— Это из-за неё? — Ясемин встала, глаза налились слезами. — Из-за этой Лейлы?! Ты... ты ведь даже не знаешь её как следует!
Кайя молчал. Он не отвёл взгляда.
— Я знаю её достаточно, чтобы понять: рядом с ней я чувствую себя живым. А рядом с тобой — мёртвым.
Эти слова ударили сильнее пощёчины. Ясемин пошатнулась, но тут же собралась, голос стал резким:
— Ты с ума сошёл. Она бедная, ничтожная, просто официантка, которая хочет использовать тебя!
— Возможно, — ответил он спокойно. — Но, в отличие от тебя, она не носит маску.
— Ты любишь её? — спросила Ясемин, будто бросая вызов.
Кайя выдержал паузу. Его голос стал твёрдым, даже жёстким:
— Да. Люблю. И именно поэтому я не могу продолжать жить в лжи.
Она подошла к нему вплотную, как когда-то — с надменной уверенностью:
— Она всё разрушит, Кайя. Она не из нашего мира.
— Именно это мне в ней и нравится, — сказал он и открыл дверь. — Прощай, Ясемин.
Дверь за ним захлопнулась, оставив её в тишине, с простынёй, скомканной в кулаке, и слезами, которые не хотели падать.
Кафе открылось чуть раньше обычного. Лейла, как всегда, была на месте. Сегодня она чувствовала странную пустоту — не грусть, не радость. После той ночи она не знала, что думать. Это был порыв. Страсть. Или ошибка. Но сердце, как бы она ни пыталась его утихомирить, билось по-другому.
Она вытерла руки о фартук, подошла к кофемашине, когда дверь распахнулась резко, почти театрально. На пороге стояла Ясемин — с идеальной укладкой, в дорогом пальто, с лицом, в котором дрожала ярость.
Посетители обернулись. Лейла взглянула на неё спокойно, но внутри почувствовала: это будет сцена.
— Нам с собой? — спокойно спросила Лейла, не давая эмоциям взять верх.
— Закрой рот, — прошипела Ясемин, подойдя к стойке. — Ты думаешь, что можешь играть с ним? Думаешь, ты — особенная?
Лейла убрала руки с барной стойки, смотря прямо в глаза:
— Не понимаю, о чём ты.
— О, не притворяйся! Ты ведь знаешь, что он был со мной! В ту же ночь, после тебя. Тебе это приятно, да? Быть вторым выбором?
Сердце Лейлы дрогнуло. Но она не подала виду.
— Если это правда, то мне жаль тебя, — сказала она тихо. — Значит, он был с тобой, думая обо мне.
Глаза Ясемин вспыхнули.
— Ты просто нищенка, Лейла. Без семьи, без будущего. Ты думаешь, он выберет тебя? Ты — временная слабость. Я — его реальность!
Лейла усмехнулась, медленно сняла фартук и вышла из-за стойки, встала прямо перед Ясемин.
— Если ты настолько уверена в себе, зачем ты пришла? Боялась, что реальность изменилась?
На несколько секунд в кафе повисла гробовая тишина. Даже кофемашина замолчала, будто боялась прервать.
— Это ещё не конец, — прошипела Ясемин, отступая к выходу. — Ты пожалеешь, что вообще встала на моём пути.
— А ты — что так поздно увидела, кто действительно ему нужен, — спокойно ответила Лейла.
Дверь хлопнула. Посетители начали перешёптываться. А Лейла вернулась к работе, как будто ничего не случилось. Только внутри... дрожь не проходила. Она знала: этот конфликт только начинается. И будет больно. Всем.
Уже ближе к вечеру, когда жара начала спадать, а воздух наполнялся тяжестью наступающей ночи, Лейла вышла за кафе. Руки дрожали. Она держала телефон, смотрела на экран и сдерживала слёзы, которые подступали к горлу. То, как Ясемин произнесла это — «Он был со мной после тебя» — эхом отдалось в её голове.
Она не хотела звонить. Не хотела слышать его голос. Но нуждалась в ответе. Или в окончательном разрыве.
Он ответил на третий гудок.
— Лейла?
— Ты спал с ней. — голос её был хриплым, в нём дрожала злость, обида и... боль.
На том конце повисла тишина. Слишком долгая.
— Это... было ошибкой, — выдохнул Кайя. — Я пытался...
— Забвения? — перебила она. — Использовать одну, чтобы забыть другую?
— Нет. Это был страх. Я испугался, что чувствую к тебе. Что не контролирую себя рядом с тобой.
— Ты трус, Кайя, — сказала она тихо, но в этих словах был холод. — А я не игрушка. Ты не имеешь права рвать меня на части, когда тебе удобно.
— Лейла, послушай...
— Нет. Послушай ты. — Она сорвалась на крик. — Я не Ясемин, чтобы ждать под дверью, когда ты соизволишь выбрать. Я не буду бороться за место рядом с тобой. Я не нуждаюсь в тебе, Кайя. Оставь меня в покое. И больше не звони.
Она сбросила звонок. Долго стояла, глядя на экран. Потом разрыдалась — не громко, не истерично. А глухо, почти беззвучно. Это была не слабость. Это была душа, которая устала надеяться.
А в это время Кайя стоял в кабинете, с телефоном в руке и взглядом, в котором застыло сожаление.
Он знал, что теряет её. И на этот раз — по-настоящему.