10 Часть
— А он сможет нормально жить после этого? — как-то боязливо спросил Чонгук. Ему это всё не очень нравилось, но интерес как медика был превыше страха и отвращения от мысли о том, что они проводят опыты над живым человеком, да ещё и ребенком практически. — Вот мы и узнаем через пару дней, сможет или нет. Прозвучало зловеще, но Чонгук на это забил. Ради науки оно того стоит.
***
Спустя ещё два дня Намджун пришел ровно в 9 утра в палату подопытного №3, чтобы проверить его состояние, но, по привычке заглянув в окошко перед тем как отпереть дверь, он почувствовал, как сердце пропустило удар. Вся простынь в крови. Вынутая из вены игла от капельницы свисает со штатива и покачивается, и всё это Намджун разглядел в доли секунды. — Чёрт, чёрт, чёрт! Чонгук, быстро сюда! Бинты и физраствор, живо! Он закричал так громко, что слышно было, наверное, в каждом уголке больницы, после чего ворвался в палату и поднял руку парня наверх, пережимая сосуды и останавливая ток крови. Ким укорил себя за беспечность, нужно было оставить Чонгука с ним, чтобы он следил за ним круглосуточно. — Чонгук! — Я здесь, вот, вот всё. — Чонгук быстро осмотрел рану, которая длинной полосой шла вдоль предплечья, от запястья и почти до локтя. Глубокая рана, из которой сочилась крохотными капельками тёмная кровь. Тёмная это хорошо, лучше, чем алая. — Бинтов тут не хватит, нужно зашивать, — констатирует Ким. — Я принесу всё, чтобы зашить. Я быстро. И Чонгук, подскочив с места, рванул в процедурную, пока Намджун, всё ещё зажимая руку парня, оценивал масштабы бедствия: пульс учащенный, бледность, капли пота на лбу. Интересно, когда именно он пришел в себя? Что почувствовал? С двумя прошлыми подопытными всё было иначе — после месяца в коме Намджун выводил их из нее, и после этого они, спустя пару дней, резко приходили в себя, и первый, когда осознал, что всё это было иллюзией, достал откуда-то скальпель и воткнул в глотку, а второй удавился простыней. Этот эксперимент не может закончиться так плачевно, и Ким не мог не радоваться тому, что эта попытка суицида оказалась неудачной для подопытного. Хотя, для самого подопытного новость о том, что он всё-таки остался жив, может оказаться не очень приятной. Спустя минуту вернулся Чонгук, неся в руках стерильный лоток со всеми принадлежностями для шитья. — Я сам зашью, доктор Ким, — бросил он и тут же принялся возиться с раной на руке парня, стараясь делать всё аккуратно и быстро. — Как это произошло? — Моя промашка… — почти неслышно ответил Ким, — надо было следить за ним внимательнее. С этого дня ты повышаешься до личной сиделки подопытного номер три, ясно? Круглосуточное наблюдение, не отходи от него ни на шаг. Я дам тебе пейджер, если нужно будет отойти, вызови меня, я тебя сменю и тогда только можешь идти. Ни на секунду не оставлять его без присмотра, ты понял? — Да, доктор Ким. Понял. — Чуть и этого не упустили… Полгода было бы коту под хвост… — Вы не могли этого предвидеть, доктор Ким, так что не корите себя. Быстро закончив с обработкой раны, Чон убрал инструменты и лоскуты бинтов в уже испачканный в крови лоток и отнёс всё обратно в процедурный кабинет, а Намджун остался, чтобы провести все необходимые исследования и внести записи в журнал. Он близко, так близко к тому, чтобы сделать шаг вперед, что от этого нервы шалят и в груди тянет, как бывает тогда, когда чего-то очень сильно желаешь. Намджун желал только того, чтобы ему закончить исследование, запатентовать своё Лекарство от памяти и больше не знать, что такое работа. А также получать благодарности от миллионов людей по всему миру за облегчение их жизней, но это не столь важно. Он не тщеславен, он просто жаден до открытий. И ничто не остановит его на пути к этому, ничто.