Изнанка | 16+

Выжидательная тишина подпитывается полумраком. Гнетущая атмосфера переплетается напряженной гранью между ужасом и восхищением. От всеобщего шёпота зрителей создаётся тягучий гул.

Через мгновение арену охватывают мерцающие огни, а звук сирены доносится громким воплем. Яркие красные вспышки кружат по куполу, создавая иллюзию крови под покровом густого тумана.

Сирена будто предупреждает о надвигающейся опасности, сердце сжимается от тяжёлого дыхания, и в это же мгновение, свет гаснет.

Под ослепляющим свечением прожектора посреди арены появляется Итан. Однобортный строго прилегающий фрак подчёркивает стройные линии его силуэта, белоснежная рубашка со вшитым жилетом отражает яркие белые лучи, придающие его образу бледное свечение.

В полной тишине, склонив голову, он выглядит мрачно, но великолепно.

— Я рад приветствовать вас, — эхом звучит томный голос, — сегодня вы увидите смерть, будучи живыми, боль, страдания, и погрузитесь в мир вывернутый наизнанку. Хочу напомнить, что все выходы и входы закрыты.

Итан поднимает голову, показав зрителям маску и, под яркие мерцающие вспышки, разводит руки ладонями вверх.

— Добро пожаловать на шоу Боттичелли! — доносится приветствие со всех сторон, создавая гулкий вакуум.

Свет мерцает сильнее, и Итан буквально испаряется из виду под несмолкаемые аплодисменты.

Тревожная музыка и возгласы суетливых зрителей, пленят арену. Короткие мелодии сменяются одна за одной, пока посреди манежа не оказывается деревянный хирургический стол.

Световая пушка останавливается. Мерзкий скрежет и зловещий шёпот режут слух. На столе лежит бездыханное тело сиамских близнецов, перемотанное кровавыми бинтами. Их искривлённые руки и ноги подвязаны кожаными ремнями, а рот раскрыт в немом крике.

Рядом, держа хирургические инструменты, и, наклонившись над телом, что-то бубнит себе под нос Уго. В белом халате и фартуке, залитым кровью, он демонстративно обходит стол.

Я замечаю лица зрителей, с интересом уставившихся на манеж. Их пугающие возгласы доносятся всхлипами, перебивая музыку.

Врач поднимает огромный металлический шприц, с усилием вонзает в тело подопытных. Близнецы бьются в мучительных конвульсиях. Захватывающая музыка наполняется мраком. Кровь из плоти хлыщет по столу, после того, как учёный, проводящий бесчеловечный опыт, разрезает тело вдоль грудной клетки.

И пока верхняя голова кричит мучительным воплем - вторая из груди истерически смеётся.

Всё происходит в медленном темпе, каждое движение и взмах руки заставляет зал всхлипнуть от ужаса . Кто-то ехидно улыбается, женщины прикрывают глаза, а другие же смотрят точно одержимые.

Пока номер с опытами успешно демонстрирует весь ужас и страдание от познания медицины, в левой ложи я замечаю Генри. Мужчина выглядит деловито в длинном сюртуке, держа чёрный шёлковый цилиндр. Из-за его спины появляются Итан и высокий мужчина лет сорока. Незнакомец выделяется чрезмерность улыбчивостью, крепко пожимая каждому руку. После чего, он что-то продолжает говорить Итану, и вместе они скрываются из ложи.

Генри замечает меня. Он почтительно прижимает ладонь к груди, делая короткий поклон, а затем отворачивается к манежу, подняв золотистый лорнет на тонкой ручке.

— Черт подери, это же малой! — удивляется Уильям.

Голубые линии хаотично кружат над маленькой кроватью в центре манежа, где якобы спит Кико. До этого момента я и не предполагала, что маленький мальчик тоже участвует в номерах. Всеобщий интерес зала к ребёнку создаёт фурор. Люди, точно под гипнозом, отводят лорнеты, внимательно наблюдая за сладко спящим мальчиком.

Знакомая колыбельная держит в напряжении, пока не показывается спускающийся сверху тёмный силуэт. Образ некого демона в чёрной рваной мантии перебирает длинные тонкие ноги, словно клешни. Расправленные руки резкими движениями захватывают воздух, создавая иллюзию спуска с его помощью.

Дирдре выглядит ужасно устрашающей, но реакция толпы поддерживает бесподобный образ. Мальчик лихорадочно вертится, ему снится кошмар, и его пробуждение окунается в сонный паралич. Я буквально чувствую, как страх давит на его грудь, но малыш бессилен противостоять галлюцинации.

Скрип дверей, приступ тяжёлого дыхания, зловещие голоса и звук учащённого сердцебиения эхом сливаются воедино, под быстрыми световыми эффектами.

Купол погружается во тьму. Внезапный детский вопль заставляет вздрогнуть и пошатнуться. Звук капающей воды проявляет приглушённый свет. И на манеже виднеется лишь окровавленное детское одеяльце.

Первые хлопки звучат от Уильяма, затем весь зал погружается в оглушительные овации, каких я никогда не слышала.

— Густав, прошу, давай уйдём. — Слышится женский плач где-то снизу.

— Прошу, Лора, прекрати. Ты же сама хотела сюда попасть. — Отвечает сиплый мужской голос.

— Твои друзья, что и делали, то обсуждали этот цирк.

— Поэтому ты две недели упрашивала меня достать билеты?

— Они вечно хвастаются, а чем мы хуже, Густав?

— Лора, ты хоть понимаешь сколько стоит здесь побывать? Пожалуйста, прекрати истерить!

Около часа мы взирали завораживающие зрелища. Целый мир, который создал Итан, собрал полный аншлаг, а, как и для любого цирка – это не просто успех, - это фурор. Я ощущала нечто особенное. Необузданные эмоции, которые возможно испытать исключительно на трибунах цирка Боттичелли.

Оркестровая композиция сменяется шаманской музыкой, и внутри всё сжимается сухим комом, создавая эмоциональный озноб. Зрители точно погружаются в состояние гипноза, смирно взирая за происходящим на манеже.

Все Безобразные в тёмных мешковатых тряпках с капюшонами, кружат вокруг электрического стула, на котором сидит Гастон. Они подключают провода, и крепче связывают старика, пока тот в рваной одежде, из которой хорошо выпирает его горб и кожные наросты, панически вопит. Его морщинистые кисти рук впиваются в массивный деревянный стул, босые ноги неестественно дёргаются в судорогах, а голова, на которую надевают большой железный шлем, закинута вверх.

Он что-то шепчет, выражая гримасы отчаяния и безнадёжности. Безумный обряд заканчивается. Безобразные уходят за форганг, но Гастон продолжает истерически дёргаться в попытках выбраться.

На манеже появляется Итан, с тонкой стальной тростью. Каждые несколько секунд арену охватывают пламенные вспышки, приводящие зал в восторг.

Жар опаливает лицо приятным теплом, даже на таком расстоянии. Это напряжённо пугающее зрелище, и мне страшно мысленно признавать, что оно по-своему чувствительное и великолепное.

Итан блуждает по арене, стремительно смотря в зал. Шумные продолжительные аплодисменты сообщают о завершении шоу.

Но в один миг свет гаснет.

Лишь тихий молитвенный вопль Гастона прерывает негодующие возгласы. Плач младенца издаётся со всех сторон. Люди оглядываются по сторонам. Даже мне кажется, что звук, то около меня, то позади, порой он улетучивается так далеко, что звучит едва слышно, и так по кругу.

Затем приглушённые женские и мужские голоса, шум транспорта, металлических приборов и пение птиц. Звук набегающих волн, гул от дождя, стук колёс поезда. Нарастающий смех прохожих, биение сердца и тиканье часов.

И тишина.

В один миг, раздаётся громкий мучительный крик. Свет прожектора падает на электрический стул. Гастон, запрокинув голову бьётся в жутких предсмертных конвульсиях. Провода переливаются разными цветами, пока все не окрашиваются в красный. Купол охватывают панические возгласы, запах гари и холодного дыма, который густыми клубками поднимается вверх.

В одно мгновение, тело Гастона вспыхивает ярким пламенем.

Люди в ужасе встают, но тут же замирают на месте. Гастон поднимается со стула, выгибается и падает на пол. Его горб всё ещё горит, но дым мгновенно испаряется, словно водяной пар.

Тогда его тело прекращает судорожно трястись.

И в этот момент, зал окончательно пленится властью цирка Боттичелли.