Он был рядом.
Минхо не спал. В ту ночь, когда Джисон убил клиента на его глазах, он сидел в душе почти час, пока вода не стала ледяной, и всё равно не смог смыть с себя этот запах — железа, кожи, страха. Даже кожа будто впитала его. Даже дыхание.
На следующее утро он проснулся в панике, хотя не спал. Он просто.. пролежал до рассвета, сжав в кулаке угол подушки, вспоминая, как звучал голос Джисона:
«Он не спросил разрешения».
Ли избегал его с первого же часа смены.
Шёл по залу, сворачивал в сторону, если чувствовал на себе его взгляд. В гримёрке делал вид, что ищет что-то в шкафу, если слышал приближающиеся шаги. Он не смотрел в глаза. Не говорил. Только молчал. Только молчал и чувствовал.
Чувствовал, как Джисон смотрит. Будто он собака на цепи, которая знает, что ты её боишься, и от этого улыбается шире.
Иногда Минхо ловил отражение в зеркале и вздрагивал - думал, что увидел за спиной чёрную фигуру, улыбающуюся, склонившую голову набок. Но поворачивался, и там никого. Или был кто-то. Или просто тень.
Он начал заговариваться. Однажды ответил бармену на вопрос, который тот даже не задавал. Однажды вышел на улицу, чтобы выкурить сигарету - и через пятнадцать минут понял, что стоял всё это время, не зажигая её, уставившись в пустоту.
И всё это время — он был рядом.
Джисон будто исчезал и появлялся по своему желанию. Неуловимый. Бесшумный. Всегда слишком близко, даже если в другом конце комнаты. Его нельзя было игнорировать, как нельзя игнорировать огонь, даже если смотришь в другую сторону. Он греет спину. Или жжёт.
Минхо знал, что Джисон наблюдает. Он чувствовал это под кожей. Иногда тот проходил мимо и едва касался его плеча, будто случайно. Но не было случайного. В каждом касании, в каждом взгляде было напоминание:
«Ты — моя куколка. Я защищаю тебя. Я могу убить за тебя. Или из-за тебя.»
Иногда Минхо слышал, как Джисон смеётся с кем-то у бара. Легко, притворно, игриво. И в этот смех был вкраплён лёд. Ли сжимал стакан с водой, пока пальцы не бледнели. Потому что ему казалось: тот смеётся над ним. Или о нём.
А потом начались сны.
Один и тот же, каждый раз.
Он стоит на сцене, голый, освещённый, с сотней глаз, смотрящих снизу. А на первом ряду — только один человек. Джисон. Сидит, нога на ногу, в белом костюме, а из-под воротника капает кровь. Он улыбается, медленно протягивая руку:
— Спускайся. Я знаю, ты хочешь.
И Минхо не может пошевелиться. Он дрожит, весь в поту, глаза наполняются слезами, но тело.. идёт само. Он ступает по воздуху, и только когда его ладонь касается Джисоновой - он просыпается, с криком, в темноте, с комом в горле.
Он начал принимать душ по три раза в день. Ходил на смены, как автомат. Улыбался клиентам, но не слишком широко. Он стал тише. Стал медленнее. И бар почувствовал это. Официанты, танцоры - они смотрели с подозрением. Шёпот за спиной. Он знал.
А Джисон — нет.
Он не делал замечаний. Не подталкивал. Он просто был рядом. Как тень, как запах, как яд. Улыбался, кивал, наклонялся рядом на барном стуле, будто всё нормально.
— Как спалось, котик? — бросил Джисон между делом, будто не придавая значения.
Ли вздрогнул, дернулся от него, как от ожога, и не ответил. Просто отвернулся. И только когда Хан прошёл мимо, мягко касаясь его плеча, Минхо заметил, как дрожат его собственные пальцы.
Он боялся. Он ненавидел.
И он хотел. Хотел понять, что это за чувство в груди - это дрожание, эта пустота, этот ток под кожей, когда Джисон рядом.
И это было хуже всего.