Блюз Старого мира

2034 год

Мы доели консервы, насладились и расслабились.

— Хорошо-о-о, — протянул Леша. — Ну что, погнали?

— Да, можем ехать, — ответил я.

— Ан нет, — Леша согнулся и схватился за живот, — я снова в кусты.

Мы проводили с Алиной взглядами бежавшего с парковки, согнувшегося Алексея. Облокотившись на машину, Алина закурила и протянула мне сигарету.

— Спасибо.

Я вытянул свою шею, и она подожгла мне папиросу. Мы глубоко вдохнули, затянув в свои легкие горячий едкий дым, и с умиротворением выдохнули серые облака.

— Максим... — она запнулась. — Ты прости меня за мое поведение, я не...

— Зачем ты извиняешься? — не дав ей договорить, перебил я. — Ты же ничего плохого не сделала. Это просто было неожиданно.

У девушки налились щеки красным, и она смущенно смотрела вниз, перебирая камешек носком ботинка.

— Прости...

Я улыбнулся.

— Признаться, хоть это и было неожиданно, мне было приятно. Скажу тебе, любому бы было приятно, если бы такая девушка, как ты, поцеловала его.

Я повернул свой взгляд на нее, она вновь пристально смотрела на меня детским взглядом и снова отвернулась, не устояв от долгой встречи наших зрачков.

— Могу я узнать причину такого порыва?

Она затянулась и выдохнула дым.

— Ты... мне нравишься, — прямо сказала она. — Ты первый, кому я смогла наконец выговориться и не нести на себе тяжкий груз утраты. Ты первый, кому мне захотелось открыться. После той прогулки и тех душевных разговоров мне стало очень уютно рядом с тобой. Я вновь начала ощущать хоть еле-еле видимую, но защиту.

Мои брови поднялись, а кончики губ, будто натянутые нитками, подергивались и хотели превратиться в улыбку.

— Неожиданно, — сказал я удивленно, но спокойно, словно ожидал такого ответа.

— Что же, это разве не взаимно?!

Она выкинула сигарету и, нахмурив брови, смотрела на меня в ожидании ответа.

— Что ты, что ты. Ты мне очень нравишься, правда, — я затянулся, сделав паузу. — Но я не ожидал, что я смогу тебе понрав...

— Обними меня.

Вновь с удивлением я взглянул на Алину, когда она стояла, смотря на меня, и глаза у нее были на мокром месте.

— Ты чего? Не стоит.

Сделав шаг, я подошел к ней вплотную и обнял, прижав к себе. Ее руки нежно протиснулись под моими локтями, и ладони прижались к моей спине. Это было удивительно приятно. Ее ладошки, словно бархат, окутали меня в нежность и покой.

— Кхм-кхм, — за моей спиной Леша специально закхекал.

Мы быстро и неловко освободились друг от друга, словно ничего и не было, а Леше, должно быть, и вовсе показалось.

— Прошу прощения, что помешал. Но нам пора выдвигаться.

— Да, пора, — сказала Алина, вновь смущенно опустив взгляд вниз, и села на водительское сиденье.

Я открыл дверь, и идущий мимо к своей двери Алексей ткнул меня локтем и показал мне жест, вытянув большой палец вверх, словом, так держать. Мы расселись по местам и выехали с парковки.

Деревья, деревья, заброшенные развалины зданий, онемевшие автомобили, забытые заправки, обломки. Как много всего погибло, как много всего не успели, как много потеряли.

Мы ехали по МКАДу. Упершись головой на стекло, я размышлял обо всем.

Как много всего случилось за последние дни моей жизни. Я узнал, что у меня есть дочь, которую я вовсе не помню, только далекий образ. Узнал немного о своем прошлом. Кажется, нашел человека по душе, Алину. Так подумаешь, да и скажешь: «Да что здесь вообще происходит?»

Мы проехали очередной мост с развилкой.

Алина, милая Алина. Доча, дочурка моя, я скоро буду. Ты только дождись.

Машина наехала на что-то, и нас всех троих подбросило.

— Ай! — воскликнул Леша.

— Прошу прощения, — ответила Алина.

И снова молчание.

Алексей все рассматривал карту, словно боялся потерять путь, проехать поворот, ошибиться. Алина аккуратно и очень внимательно вела автомобиль, словно новоиспеченный парикмахер боялся состричь лишнее. Все были заняты прокладкой безопасного пути, кроме меня. Почему же я ничего не делаю? Что же это, разве так поступает отец, когда едет к брошенной дочери? Внутри стиснулось и стало неприятно.

— Макс, ты чего загрустил? — глядя на меня через зеркало заднего вида, спросила Алина.

— Да так. Обсуждаю сам с собой, насколько я хороший отец, раз дочь у меня хрен знает где, а я просто сижу и смотрю в окошко.

— О-о-о-о-о, брат, — протянул Леша. — Ты давай прекращай эти сопли. Объективно ты щас ничем помочь не можешь. А то, что случилось говно, ну, тут простите, это жизнь, и говно случается, бывает. Особенно в наше время. И пускать слезы — делу не поможешь. К слову, ты и так все сделал, что было в твоих силах. Даже не зная, что у тебя есть дочь, даже не помня ее, ты теперь едешь за ней. Так что давай выкидывай червивые мысли, все у тебя в норме. И поверь мне, отец ты был хороший. Так общаться с дочкой, на моей памяти ты был такой один. Все! — Леша повысил голос. — Хватит.

— Мощно, — ответил я. — Спасибо вам.

Мы все улыбнулись.

Я вновь откинулся на стекло и начал размышлять. На этот раз на душе было легче, Леша сумел подобрать слова, чтобы меня отпустило. В любом случае он прав, я уже еду за дочкой, и скоро мы встретимся.

За окном слонялись все так же то деревья, то развалины, то деревья, то развалины. Машина ковыляла то вправо, то влево, и так еще много-много раз, то прибавляя скорость, то снижая. Под эти убаюкивающие движения меня сморило, и я уснул.

Я проснулся от того, что Леша на кого-то кричит:

— Ты совсем, что ли, дятел?! — он стоял на улице возле машины, держа на мушке какого-то парня. — Не подходи! Стой, где стоишь! Ты зачем под колеса бросился, идиот?!

Я взглянул на Алину, она сидела за рулем и, зажмурив глаза, терла свой лоб. Впрочем, мой лоб тоже побаливал. Я увидел, что мы врезались в какой-то автомобиль и стоим на месте. В то же время из капота подергивался дымок. Впопыхах Алина выскочила на улицу. Я поступил точно так же.

— ЗАКАЖИТЕ МНЕ БУРГЕРЫ! ЗАКАЖИТЕ МНЕ БУРГЕРЫ! — незнакомец кричал, будто он не в себе.

— Стой на месте!

Обезумевший парень хотел было наброситься на Лешу, но тот стрельнул в воздух.

— Назад, я сказал!

Мы стояли с Алиной у машины. Она, как и Леша, держала на своем автомате, на его прицеле, безумца. Я же стоял с пистолетом в руках в боевой готовности.

— Алин, — сказал я, — какого черта происходит, что случилось?

— БУРГЕРЫ!

— Да этот ненормальный выбежал бог знает откуда и бросился под колеса, я от неожиданности свернула, и мы врезались. А теперь вот. Орет про бургеры.

— Слышь, чудила! — кричал Леша, виляя автоматом, дабы удержать парня на прицеле. — Ты бы шел подобру-поздорову. Явно же помирать не хочешь.

— НЕТ! Я без бургеров никуда не уйду!

— Придурок.

— ЗАКАЖИТЕ МНЕ БУРГЕРЫ!

— Макс, Алин! — обратился Леша через плечо. — Посмотрите, что с машиной!

Мы подбежали к капоту автомобиля. Мы врезались в ржавую машину, на которой уже было не разобрать марки. Вся облезлая и старая, а ее колеса до такой степени были спущены, что создавалось ощущение, что они облизывали асфальт. Весь перед нашего джипа был помят и вогнут внутрь. Прибегнув к двойному усилию, мы с Алиной не смогли открыть капот, металл согнулся и не поддавался.

— А ты пробовала заводить машину? — кряхтя от напряжения в попытках открыть капот, сказал я.

— Нет, щас попробую.

— ЗАКАЖИТЕ БУРГЕРЫ!

— СТОЙ НА МЕСТЕ!

Алина обогнула джип и села на водительское сиденье. Машина зажужжала, закряхтела, заплевала, покашляла и замолкла.

— Еще раз попробуй! — крикнул я.

— Я ДАВНО НЕ ЕЛ БУРГЕРЫ! ЗАКАЖИТЕ МНЕ!

Я отвлекся на кричащего безумца. Я присмотрелся и увидел чистый страх в его глазах.

Машина легко толкнула меня и вновь защебетала, закашляла и захлебнулась.

— Не выходит!

— Лех, бесполезно! Мы встали! — крикнул я.

— Черт!

Леша медленно зашагал назад, к нам, все так же держа парня на прицеле.

— Стой на месте, — Леша обратился к нему спокойным голосом, стараясь его не провоцировать.

Безумец стоял с широко раскрытым ртом, пуская слюни, улыбаясь. Через мгновение он ринулся вперед, Леша выстрелил в пол, и тут же взвихрилась пыль с песком, которая ослепила жаждущего бургеров.

— Дима! — послышался голос со стороны обочины, где находился лес. — ДИМА!

— Это еще кто?

Из леса выплыла фигура пожилого мужчины, который весьма запыхался. Он выбежал на тротуар, окаймляющий магистраль, и согнулся, уперев свои ладони в колени, дабы отдышаться. Мы видели его, и он увидел нас.

— РУКИ! — Леша навел автомат на старика.

— БУРГЕРЫ! Я НЕ ВИЖУ БУРГЕРЫ! — обезумевший лежал на дороге, катаясь на своей спине из стороны в сторону, прикрывая и почесывая свои глаза руками.

— Господа, — старик все еще с запыханым голосом поднимал руки. — Вы простите меня и моего друга. Мы вам не враги, просто живем недалеко.

— Что это за чудик?! Благодаря ему мы разбили машину! — грозно говорил Леша.

— Знаю, он совсем другой, — старик прокашлялся. — Но поверьте, он не со зла. Он болен. Мы сидели в лагере, и вдруг он убежал.

— Леша...

— С какой стати нам вам верить?

— Это уж как хотите. Я говорю правду. Да у меня даже оружия нет, потому что я ринулся за ним, кто же знал, что он на МКАД выбежит.

— Леш, опусти оружие, — прошептала Алина.

— Закажите бургеры! Пожалуйста! — парень начал постанывать и плакать. — Ну пожалуйста.

Алексей медленно опустил автомат, а старик руки.

— Мы простые выжившие, точно такие же жертвы войны. Живем в лесу и пытаемся жить. Разрешите мне подойти?

— Подходите, — ответила Алина.

Алексей аккуратно отошел назад к нам.

Старик подошел к Диме, сел на колени и нагнулся над ним, обнимая.

— Ну все! Тихо-тихо. Я рядом. Все хорошо.

— Бургеры, — парень плакал.

— Бургеры. Пойдем в лагерь, Дим, закажем себе по бургеру, сядем у костра, наедимся вдоволь, а? Как тебе идея?

— Правда? — он отвел руки от глаз, открыл их и сразу же захлопнул обратно. — Ай, больно!

— У него песок в глазах, — сказал я.

— Вот держите, — Алина быстро сходила до багажника и обратно и дала старику воду.

— Спасибо.

Старик начал промывать глаза Диме. Он был ему словно родитель, как отец маленькому ребенку. Жалел его, после того как он упал с велосипеда в песок. Успокаивал, давал надежду и промывал глаза. Краем глаза мне что-то почудилось, и я посмотрел в сторону, откуда мы приехали. Мне показалось, что движется машина, но никого не было.

— Алин, ты ничего там не видишь? — ткнул я ее в плечо.

Она присмотрелась.

— Мне, кстати, тоже что-то показалось, но сейчас я ничего не вижу.

— Наверное, солнце играет.

— Наверное.

— Как вас зовут? — спросил Леша.

— Борис Александрович.

— Борис Александрович, — продолжил Леша. — Это, конечно, все печально, но нам-то теперь что делать? Машина поломана.

— Леша! — осекла его Алина.

— А что?!

— Простите, дорогие. Ради бога, простите. Но я не знаю, как вам помочь. Деталей или запчастей у нас нету. Машин на ходу тоже, — он начал поднимать Диму на ноги. — Могу только предложить пройти к нам в лагерь. Переведете дух.

— А шумный не помешает?

— Не переживайте. В лагере он спокойный, разве что изредка случаются приступы, как сегодня.

— Ну что, пойдем? — через плечо обратился к нам Леша.

— Делать нечего, пойдемте.

— Пойдем, — подтвердила Алина.

Мы взяли свои вещи из джипа и двинулись за стариком в лес.

Они шли по лесу. Старик с полоумным в обнимку. Леша за ними, а за ним и мы с Алиной.

«Опять лес», — подумалось мне.

Безмолвный, тихий и шелестящий своими руками-ветками. Донеслось пение птиц, красивое, неожиданное, спокойное, оно словно говорило, что жизнь-то продолжается на планете. Все точно так же идет своим чередом. Это только у вас, у людей, постоянно что-то меняется, постоянно какие-то войны, проблемы, скандалы. А мы, животные, мы всегда в гармонии, и нам всегда известно, по каким правилам жить и куда нам не следует соваться. И пусть вы, люди, в очередной раз испортили природу, мы вас все равно не тронем, все равно не станем вашими врагами и все так же будем вам доверять и клевать корм из ваших рук.

Мы шли по лесу, по натоптанной тропинке между деревьев, между кочками, между корней. Эта тропа была популярной у выживших. Оно и не удивительно, ведь она выводит на магистраль, за которой стоят строительный магазин и продуктовый. Стоят когда-то оживленные громадины — торговые центры.

— Ну и денек выдался, — вздохнула Алина.

— Да уж. Впечатляющий день. Сначала маньяк на ниве, потом этот чудной парень.

— Да-да.

Мы все вместе поднялись на небольшую горку, а после спустились с нее, как вела тропа.

— Вы, ребята, голодные? — спросил Борис Александрович.

— Не то чтобы, но от чая не откажемся.

Леша опять обернулся через плечо, чтобы посмотреть на наши лица: согласны ли мы с ним, или из нас кто-то голоден. Мы были солидарны.

— Ну чая-то у нас навалом. Попьете самого настоящего чая, с травами, с ягодами и с мятой. Здесь в лесу, знаете ли, это не проблема.

— Чай с мятой, — прошептала Алина и улыбнулась.

На нее словно обрушились тонны воспоминаний, воспоминаний, связанных с домом, с родными, как она пила чай с мятой у бабушки в деревне, пила из блюдца, чтобы он быстрее остыл, пила с конфетами, которые бабушка специально держала для нее.

— Да-а, — протянул я. — Чай с мятой — это действительно волшебно.

— Ты знаешь? — она замялась. — В смысле ты помнишь, как его пил? Помнишь вкус?

— Что-то я точно помню. Но чай с мятой никогда не забуду. Это ведь было детство.

— Верно. Как же можно позабыть детство, — она мило смотрела на меня своими большими девичьими глазами.

Она взяла меня под руку.

— Кстати, как ты после вождения? Несильно ударилась?

— Нервничала уже не так. А лоб — совсем ничего страшного. Так, ссадина.

— Хорошо.

Мы шли еще минут десять, как стали доноситься голоса людей, звуки жизни, звуки быта. И когда мы наконец-то преодолели тропу, нам открылся лагерь. Лагерь выживших. Он был не большой, но и не маленький. Скорее средних размеров. Стояли то тут, то там разные, где-то причудливые, где-то достойные, построенные укрытия, шалаши. У кого-то крыша из тента, у кого-то из веток и листьев. Кто во что горазд. Кто-то жил в обычных палатках из полиэстера, либо взятых из магазинов, либо уже имелись давно. Лагерь был богат на разновидности лачуг.

Жизнь в лагере вдруг застыла, и все замерли и обратили внимание на нас.

— Друзья, у нас гости! Выжившие! — сказал старик.

В общем в лагере было, наверное, человек пятнадцать — двадцать.

— Добро пожаловать.

— Здравствуйте. Проходите.

Люди оживленно и даже радостно отреагировали на наше появление.

Мы шли за стариком и Димой. Прошли костер, который находился посередине лагеря, а возле него сколоченные скамейки, стулья, а кто-то и вовсе не заморачивался и поставил пенек. Костер пыхтел, ругался, трескал, искрился. Несколько мужчин сидели около него и пили чай.

— О, Мимо воротился, — сказал один из них Диме. — Чего, опять мимо, Димон?

— Леня, — сказал старик. — Сколько тебе повторять.

— Молчу-молчу.

Мужчины посмеялись.

Мы зашли, по всей видимости, в главную лачугу этого лагеря. Она была самой большой и, казалось, самой крепкой. Она была в форме треугольника, длинного треугольника. Стены ее были косые, из бревен, покрытые мхом и соединялись на середине лачуги. Словно двускатная крыша на доме. Посередине стоял большой сколоченный стол и лавочки. Около стен находились столы, на которых готовилась и нарезалась пища. Одним словом, столовая и переговорная.

— Садись, Димочка. Ты чай будешь?

Дима всхлипнул и плаксиво промычал:

— Да-а.

Мы стояли втроем у входа и в отупении смотрели.

— Чего стоите там, садитесь, — сказал Борис Александрович.

Мы, словно проснувшись, дернулись и расселись.

— Чайник еще горячий. Как раз перед побегом вскипятил.

Старик собрал кружки, насыпал чая, собранного вручную, и залил кипятком.

— Угощайтесь.

Он поставил на главный стол чашки.

— Простите, сахара у нас нет, но поверьте, этот чай и без него хорош.

— Спасибо.

— Спасибо вам, — сказала Алина.

Мы одновременно сделали по глотку. Это был изумительный чай.

— А когда бургеры будут? — спросил Дима.

— Щас, погоди чутка, доставка должна быть с минуты на минуту.

— Хорошо. Чай очень горячий. Я не буду.

— Ну, тогда иди к песочнице, поиграй. Когда придет курьер, я сразу же тебя позову.

— Хорошо!

Уже веселый Дима бежал вприпрыжку к построенной, видимо, специально для него песочнице.

— Что с ним? — спросил я.

— Одна беда с ним. Это все война. Все из-за этих чертовых бомб, — старик нахмурился. — Это сын моего погибшего друга. Когда началась атака, ему было двенадцать. Это был ничем не примечательный день, как для всех, так и для него. Я уж точно не знаю, но по всей видимости, когда посыпались бомбы, он был с друзьями в кафе и ждал свой заказ — бургеры.

— Ай, с-с-с, — Леша обжегся чаем, не рассчитав глоток.

Все обернулись на него.

— Все нормально, — ответил он.

— Осторожней... — старик замолчал, приподнимая голову и брови, мол, как вас звать?

— Алексей.

— Осторожней, Алексей. А вас как зовут? — старик взглянул на нас.

— Алина.

— Максим.

— Очень приятно, — он прокашлялся. — Так вот, на счастье этому парню, а может, и наоборот, я его увидел, когда в безумном хаосе бегства ехал на машине. Нам всем повезло. Всем тем, кто жил в спальных районах и области. Иначе мы были бы одним целым с центром Москвы. Одной плоскостью. Одной ямой.

— Это уж точно, — сказал Леша.

— Конечно же, я мальчика взял с собой. Но только через день понял, что он не в себе. Он постоянно твердил про бургеры, про то, чтобы я ему их заказал. Сначала подумал: голоден парень, плюс, учитывая войну, бомбы, взрывы, трупы, стресс и то, что мы целый день не ели, это не казалось ненормальным. Всякое люди говорят от страха и голода. Но у него это не прошло. С тех пор он всегда такой. В большинстве своем такой приступ случается, когда он испытывает стресс. Раньше, конечно, это случалось чаще. Сейчас немного попроще.

— Какой ужас, — сказала Алина.

— Все мы жертвы, кому-то повезло, а кому-то нет, — сказал Леша.

— Безусловно. С этим уж ничего не поделать, — ответил Старик.

— И естественно, никакого курьера с бургерами нету? — спросила Алина.

— Конечно нету. Но он так успокаивается. Иногда забывает про него, а иногда нет. Ежели он не забывает, то мне приходится самому готовить бургеры. Я, конечно же, не говорю ему, что в большинстве случаев котлеты сделаны из овощей. Но слава богу, он не замечает.

— А лечить пытались? — спросил я.

— Как лечить-то, Максим? Медицины нет, я по образованию инженер. У нас в лагере есть, конечно, лекарь. Старая женщина. Но это громко сказано, лекарь. Так, пустяки в состоянии вылечить, да и все, травница по большей части.

— Ну да, ну да.

Чай подостыл, и мы уже с большей легкостью, не боясь обжечься, пили и наслаждались чаем.

— А вы, собственно, куда направлялись-то?

— В Семивраги. У меня там дочь, — ответил я.

— До-о-очь, — протянул старый с задумчивым видом. — Да, не повезло вам, каких-то жалких тридцать километров не доехали. Сейчас были бы уже там, — он опустил глаза. — Простите меня.

— Перестаньте. Никто не виноват в том, что случилось, — сказала Алина.

Леша впопыхах достал карту, разложил на столе, провел пальцем по карте и сказал:

— Надо же, а я даже и не заметил в суматохе. Мы доехали до Котельников, — он улыбнулся, но улыбка сразу же спала. — Вот только как же нам теперь добираться до деревни.

— Разве что пешком пройти, — сказал старик.

— Пешком? — удивился Леша. — Сколько же топать придется. Нет, это долго и опасно. Нам не подходит.

— Будто у нас есть выбор, — сказал я.

— Ну, долго не долго, а часов шесть вы потратите. А по поводу опасности, разве что олени с кабанами, да больше никого нет. Нет, конечно же, может, выжившие в области и есть, но нам за несколько лет проживания здесь встретился всего лишь один человек.

— Вот, отлично.

— Вольно вам спешить, — буркнул Алексей. — Может, машина все же на ходу, надо вернуться и как следует глянуть.

— Было бы хорошо, — сказала Алина.

— Вы сидите, отдыхайте. А я мигом туда-обратно, посмотрю, что с джипом.

— Помощь нужна? — спросил я.

— Нет, сам справлюсь.

— Уверен? Все же безопасн...

— Уверен, — перебил меня Леша.

Быстрым шагом он пошел в сторону тропы, но опомнился и вернулся к нам.

— А сколько времени? Я совсем счет потерял.

— Около трех часов дня, — ответил Борис Александрович.

— Многовато.

Леша ушел, и мы все проводили его взглядом, пока он совсем не растаял в листве леса.

— Ну а мне необходимо отлучиться, прошу прощения. Надо за Димой приглядеть, — сказал Борис Александрович.

— Ничего страшного, — ответил я.

— Можете прогуляться по лагерю. Не переживайте, все люди у нас адекватные, понимающие. Никто вас не обидит. Если захотите добавки, чайник на столе.

— Да, спасибо.

Старик вышел из столовой и скрылся за ее стенами.

Мы сидели с Алиной за столом и некоторое мгновение хлебали молча чай.

— Прогуляемся? — предложил я.

— Да, давай.

Мы встали, оставив свои пустые чашки, и вышли из лачуги. Солнце нежно протискивалось сквозь листву и ветки, томно лаская наши взгляды. Окинув взглядом лагерь, мы увидели, как люди живут, будто бы ничего в этом мире плохого не происходило никогда. Просто живут, готовят, стирают, разговаривают, покуривают самокрутки, смакуют чай возле костра, дружат.

— Как будто в другой мир попали, — сказала Алина.

— Точно. Так безмятежно здесь.

— Угу.

Возле костра все так же сидели мужчины, и вдруг один из них окликнул нас.

— Эй, новенькие! Идите сюда, — сказал мужчина хрипящим голосом.

Мы переглянулись с Алиной, мол, зачем это вдруг? И двинулись к ним.

— Присаживайтесь, не стесняйтесь, — мужчина указал на свободные пеньки, — меня зовут Игорь, а это Федор и Стас.

— Приветствую, — сказал Федя.

— Привет, — сказал Стас.

Мы вежливо поздоровались, но все еще не понимали, зачем они нуждались в нашей компании.

— Откуда вы, ребят?

— С севера Москвы, — ответил я.

— И зачем же вам понадобилось через всю Москву переться на юг? Время-то какое, зачем рисковать?

— Если бы незачем было рисковать, мы бы никуда и не поехали, — сказал я.

— Понял-понял, — почесал голову Игорь.

Алина вытянула ладони к костру, ей словно захотелось ощутить теплоту пламени на своих руках.

— А что у вас с Димоном случилось? — спросил Федя.

— Бросился под колеса, и теперь наш джип не на ходу.

— Вот оно что. Ну, вы не удивляйтесь. Димон всегда мимо бьет, — мужчины рассмеялись.

— В смысле? — спросила Алина, уставив свой взгляд на пламя.

— Да в прямом смысле, — начал Игорь, — у него когда приступы случаются, он бежит куда глаза глядят, мол, видит то ли курьера, то ли официанта, который ему бургеры должен принести, а когда добегает до чего-либо или кого, то, естественно, там ничего нет, нет ни курьера, ни официанта и нет никаких бургеров. Вот его и прозвали Дима-мимо.

— Постоянно мимо, — подвел итог Федор.

— Понятно, — с показательной, еле видной улыбкой сказала Алина.

Вместе с Алиной я смотрел на костер, и в голову мне пришла мысль показать им фотографию дочери. Вдруг они ее видели. Я достал из кармана фото и протянул Игорю.

— Вообще, мы двигаемся в Семивраги. Там у меня дочь. Вот посмотрите, не встречали ее?

Мужчины раскинулись над Игорем, привстав со своих мест. Они покачали головами.

— Не, не видали такую. Да тут-то и людей совсем нет, кроме нас. Мы же особо не вылезаем из лагеря, вот и не видим никого, — ответил Игорь.

— А, это, — Федя замялся, вспоминая слова, — помнишь этого, заблудшего, к нам в лагерь пришел?

— А, да, — подхватил Игорь. — С месяц назад парнишка забрел к нам. Но это единственный человек, которого мы так встретили. Если видали кого, то давно и издалека, — он протянул мне фотографию.

Мне тут же стало ясно, зачем они нас к себе позвали. Все стало кристально ясно. Эти мужчины, эти люди, выжившие, им безумно скучно жить. Этот лагерь словно микродеревенька, где каждый друг друга знает от и до и новостей здесь совсем не бывает. Не бывает никаких интересных историй, не бывает пьянок, не бывает ничего, кроме бренного выживания и страха. Мы для них — это интрига. Что-то новое, неожиданное, что они и не надеялись увидеть, узнать. Мы для них были новыми собеседниками с новыми и удивительными историями, которые скрасят их неделовитое время и принесут в очередной день хоть немного жизни.

— Понятно, — ответил я.

Я и не надеялся услышать, что они ее видели, тридцать километров все-таки. Но спросить стоило.

— Сука! — донесся голос позади.

Мы обернулись и увидели Лешу.

— Машине жопа! Большая жопище просто! — Леша импульсивно жестикулировал, показывая не только словом, но и руками состояние автомобиля.

— Ты чего так переживаешь? — спросила Алина.

— Да, Лех, ты чего? Ну пойдем пешком, что поделать.

— Да?! — запыханым и сердитым голосом начал он. — У тебя дочь одна хер знает где, а мы, конечно, посидим, чайку попьем возле костра. Хули нам, пацанам.

— Успокойся! — я встал. — Поверь, мне не меньше твоего переживания мозг травят.

— Лех, ты чего раскричался-то? — спросила Алина.

— Да ничего, — он повернулся вновь ко мне. — Значит, хватит сидеть и пошли, идти нам долго.

— Господа, — подошел Борис Александрович, — извиняюсь, что...

— Да помолчи ты, старый! — начал Леша. — Из-за вас мы тут и встали, из-за вашего дурного пацана!

— Лех, ты перегибаешь! — сказал я. — Что стряслось-то с тобой?

— Да ни хера не стряслось.

Тотчас же он понял, что ведет себя как дурак, и сел на лавочку возле костра. Остыл.

— Вы простите его, — начала Алина, — сами понимаете, стресс, путь был нелегкий.

— Да ничего. Понимаю, — ответил старик.

— Успокоился? — спросил я.

— Да.

— Я чего сказать-то хотел, — продолжил Борис Александрович. — Вы, безусловно, можете и сейчас выдвинуться, но, так как уже за четыре часа вечера, вы во время своего пути встретите ночь. И что бы ни было, безопасность все же упадет.

— Правильно, подождем. Она всего лишь там одна, — ответил Леша.

— Ты чего паникуешь? — сказала Алина. — Она твоя, что ли, дочь? С чего вдруг такое беспокойство? К тому же, насколько мне ясно, она давно так живет, стало быть, угрозы для нее никакой нет и все у нее в норме.

— Видимо, так, — Леша показательно плюнул в костер и удалился.

— Надеюсь, что так. Надеюсь, что все у нее в порядке, — я взглянул на небо. — Должно быть, остаться здесь на ночь — разумное решение.

— Безусловно, — поддержал старик.

Переживания по поводу дочери, которые я испытывал еще в машине и которые предотвратил Леша, снова вернулись благодаря тому же Леше. Видимых причин для них вроде бы нет. Но и вправду, она ведь совсем одна. И совсем не известно, как она поживает, что пришлось ей пережить, перетерпеть, преодолеть. Знает ли она, что я жив, знает ли, что беспокоюсь о ней?

Алина аккуратно погладила меня по спине:

— Пойдем пройдемся.

Мы прошлись по лагерю, рассматривали хижины, шалаши. Быстро потеряв к этому интерес, мы решили прогуляться по лесу. Мы шли, петляли зигзагом, ловили солнечные лучи. Нам даже попалась белочка. Она лазила по дереву, что-то искала, нюхала, бегала, а потом спрыгнула и скрылась в лесу. Алина обхватила мою руку, и мы шли, наслаждаясь моментом.

— А тебе не кажется все это таким внезапным, даже нелепо внезапным?

— О чем ты? — спросила она.

— О нас. Все это так неожиданно, так молниеносно. Будто бы не мы сами решили так сделать, а словно у нас была предначертанная дорога, на которой нам суждено было столкнуться.

— Что ты хочешь этим сказать? — не понимала Алина.

— Я хочу сказать, что это совсем неожиданный поворот для нас — стать парой. Да о чем речь! — воскликнул я. — Мы знакомы всего пару дней.

Алина отпустила мою руку:

— А с чего ты взял, что мы вместе?

Я посмотрел на нее, сдвинув брови, чуть приоткрыв рот. Я совсем не понимал...

— Разве? А... тот поцелуй? Твои слова? Что же, это всего лишь слова?

— Нет-нет. Все, что я сказала и сделала, все так и есть. Все это правда, и все это я к тебе чувствую.

— Тогда... в смысле... подожди. Так почему же мы не пара?

— Ну, во-первых, об этом разговора у нас не было. И давай начистоту, никто из нас стать парой не предлагал, так?

— Так, — я устремил свой взгляд вперед и задумался.

Под ногами хрустнули ветки.

— Во-вторых, щас явно не самое подходящее время для этого. Стресс, поездка, авария, твоя дочь. Щас ведь главная задача — это доехать до твоей дочки, верно?

Я начал понимать Алину.

— Безусловно! Она последний родной человек. Последний человек, который близко знал меня, знал мое прошлое, — я посмотрел себе под ноги. — Да, ты права. Прости меня.

— Не извиняйся, — она посмотрела на меня, и мы встали на одном месте. — Мы оба понимаем, что нравимся друг другу. И то, что произошло между нами, пусть и внезапно, но чувства решили за разум. Мы просто теперь оба знаем, что нас ожидает общее будущее, но чуть позже.

— Да. Верно, — я посмотрел в сторону.

Алина обхватила мои ладони своими, привстала на носки, и мы слились на этот раз в гораздо более жарком объятии. На этот раз поцелуй был словно цистерна воздуха для утопающего, который жадно и с огромной страстью и желанием поглощал его. Мы целовались. Мне захотелось в моменте открыть глаза. Я увидел Алину, очень-очень близко. Я мог рассмотреть мелкие детали ее лица, самые мелкие, которые никому больше не видны. Ее кепка чуть задралась вверх, ибо она уперлась в мой лоб. Мы вертели головами, то в левую сторону, то в правую, захлебывались в поцелуе. Алина приоткрыла глаза, и я, испугавшись, что был замечен, захлопнул свой. Я ощутил своими губами легкую и нежную улыбку девушки.

Алина встала на полную стопу, и огонь стих. Она посмотрела на меня легонько, покусывая нижнюю губу и сузив веки. Несколько минут мы простояли в тишине, глядя друг на друга.

Наше уединение прервала птица, которая взлетела, громко хлопая крыльями.

— Еще погуляем или вернемся в лагерь? — отбросив свое внимание от птицы, сказала она.

— Пойдем в лагерь. Пора бы поужинать.

— Да-а! — она протянула слово и сказала его так, словно радовалась победе после битвы. Улыбалась. — Я совсем позабыла, что проголодалась.

Я ухмыльнулся:

— Я тоже.

Мы плотно поужинали горячей едой, наконец-то в спокойствии, в компании обычных людей, на душе сразу стало тепло. Разговоры, смех, костер. Было уютно. Леша, поужинав, сидя возле костра, перебинтовывал свою ногу. На сей раз она выглядела гораздо лучше.

— Тебе помочь? — спросил я.

— Нет, спасибо, — он закончил обрабатывать ногу, после выпрямился и сказал: — Вы, друзья, простите меня за мою вспыльчивость и слова. Не знаю, что на меня набрело такое.

— Все хорошо, Лех, — сказал я. — Ни у кого нервы не железные.

— Это уж точно, — ответил он. — Ладно, я пойду спать.

— Спокойной.

Он удалился в палатку, которую нам поставил Борис Александрович, она вмещала в себя как раз троих человек. Играющие тени от костра, шелест леса, Леша быстро растворился в темноте. Народ стал потихоньку расходиться, и в конце концов мы остались с Алиной одни. Костер уже легонько горел, давая знаки, что скоро и вовсе иссякнет.

— Почитаешь мне Есенина? — спросила она.

— Сборник?

— Да. Очень хочется послушать стихи.

Я приподнял брови, повел лицом, напряг рот в позе «ничего себе», поскольку совсем не ждал такой просьбы.

— Без проблем. Только схожу за книгой.

— Жду.

Я прополз на цыпочках в палатку, Леша уже храпел и видел седьмой сон. Достал из сумки книгу и возвратился.

— Какое тебе прочитать?

— А давай наобум. Открой любую страницу и прочти попавшееся стихотворение.

Большой палец лег на страницы книги и, прохлестывая страницы, остановился.

Там, где вечно дремлет тайна,

Есть нездешние поля.

Только гость я, гость случайный

На горах твоих, земля.

Широки леса и воды,

Крепок взмах воздушных крыл.

Но века твои и годы

Затуманил бег светил.

Не тобой я поцелован,

Не с тобой мой связан рок.

Новый путь мне уготован

От захода на восток.

Суждено мне изначально

Возлететь в немую тьму.

Ничего я в час прощальный

Не оставлю никому.

Но за мир твой, с выси звездной,

В тот покой, где спит гроза,

В две луны зажгу над бездной

Незакатные глаза.

‹1916›

— Как же он красиво писал... — Алина вздохнула. — Аж мурашки побежали.

— Да, это... — я ощутил россыпь мурашек и у себя. — Это очень круто.

Около часа мы сидели возле костра, подбрасывали дровишки, не давая ему потухнуть, и читали стихи. Читали отдавшись судьбе, читали стихи, которые нам выпадают случайно. Каждый стих приносил что-то свое: грусть, печаль или радость, детство, дом. Наша кожа превратилась в раба этого сборника. Лишь он повелевал, появиться мурашкам на ней или нет. Мы читали, обсуждали, где-то наши мнения сходились, а где-то нет. Но мы чувствовали, мы вместе чувствовали.

Алина зевнула, этот зев околдовал меня, и мой рот принялся подражать.

— Пойдем спать, — сказала она.

— Да, пора.

Мы встали, затушили костер. Пробрались в палатку к храпящему Леше и легли. Я посередине, она с левого края. Мы оказались в глубокой, беспросветной темноте.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил я.

День был возбужденный, и я, ворочаясь, не смог быстро уснуть, в отличие от Алины. Но все же, и непреодолимо, меня, так же как и всех, настиг сон, и только лишь доносился еле слышимый голос из какого-то шалаша:

— Бург... бургеры... бургер...