Глава 2. Первый треугольник
Борьба со сном
Ночь сочилась в город через трещины в стенах и выщербленные окна. Тьма не падала с неба — она поднималась снизу, вытекая из тротуаров, забивая переулки, поглощая фонари один за другим. Лоран сидел на краю города, прижавшись спиной к холодной стене полуразрушенного склада. Дрожащими пальцами он вжимал в ладонь обрывок старого флаера как талисман против забвения. Глаза слипались, и каждое моргание становилось длиннее. Веки тяжелели, словно к ним кто-то прицепил груз. Он ущипнул себя за руку до боли, до крови, щёку хлестнул пощёчиной, провёл ногтями по предплечью, оставляя алые полосы. Боль выдернула его на мгновение. Мир плыл перед глазами, как размазанная картина, оставленная под дождём. "Не засыпай. Если уснёшь — ты исчезнешь." Эта мысль стучала в голове, перекрывая всё остальное. Из тени выползали странные звуки: глухие удары, будто кто-то огромный шагал по дну города, иногда это были шорохи или редкие трески словно трещины в самом воздухе. Он увидел, как на другом конце улицы фонарь вспыхнул, а потом исчез, будто его никогда не было. Ещё один. И ещё. Ночь шла к нему, медленно, методично, как охотник к загнанной добыче. Лоран поднялся на дрожащих ногах и пошёл вдоль стены, обдирая пальцы о шероховатую штукатурку, цепляясь за каждую царапину, за каждый выпирающий камень — как будто сам город мог его удержать. Но город умирал. Краем глаза он видел, как здания теряли резкость, как тротуары истончались до прозрачности, как за углами домов сворачивались пустоты. Иногда на секунду казалось, что он один здесь, что ни одного другого человека не существует. И страх был не в том, что он один, а в том, что, может быть, никогда никого и не было? Где-то в глубине сознания родилась песня. Без слов. Только мелодия, которую он не мог вспомнить — но которая вызывала жгучую тоску, как запах старого дома, которого уже нет. Эта мелодия держала его, напоминая о том, что он ещё жив, он ещё помнит. Лоран начал напевать её себе под нос, шёпотом, цепляясь за звук. Каждое слово, каждую ноту он вытаскивал из себя, как занозу из плоти. И каждый раз, когда голос дрожал, он бил себя по щеке, чтобы вернуться. Он шёл, просто шёл, не останавливался. Пока шевелились ноги — он был собой. Пока сердце билось — он был Лораном Сейром, парнем, который пил горячий вишнёвый компот в кафе "Светлый миг". Парнем, который помнил запах корицы и вкус пирога. Парнем, который помнил. И это было всё, что у него оставалось.
На мостовой заплясали странные отблески. Камни стали полупрозрачными, и сквозь них, как сквозь воду, проступили тени других улиц — призрачных, забытых, чьих-то чужих воспоминаний. Лоран прикрыл глаза. Мир дрожал, как воздух над раскалённым асфальтом, но он сам всё ещё был здесь, в этом теле, в этой памяти. Он вцепился в реальность всеми своими обломанными, исцарапанными руками, и когда первая алая полоска рассвета надорвала тёмное небо, он всё ещё стоял. Один, измотанный, полуразрушенный, но живой.
Небо медленно светлело. Улица снова обретала форму, но теперь она казалась ему выжженной, словно город пережил бурю, о которой никто не хотел вспоминать. Лоран сделал шаг вперёд, ощущая под ногами реальный, тяжёлый камень. И впервые за много часов позволил себе короткий выдох облегчения, потому что он сделал это - он выжил. Но это была только первая ночь, и он прекрасно знал, что впереди всё самое страшное.
Ошибки реальности
Рассвет был бледным, словно кто-то разлил по небу молоко. Лоран брёл по пустым улицам. Тело ныло от усталости, каждая мышца отдавала болью. Сон всё ещё таился под кожей, готовый в любой момент хищно сжать его в свои цепкие лапы. Он не позволял себе остановиться. Каждый шаг был якорем в этом зыбком мире. Но мир больше не был цельным. Фонари продолжали моргать, но это было не мерцание от старости. Их свет словно соскальзывал с реальности: то становился слишком ярким, то гас полностью, оставляя на мгновение чернильные провалы. Лоран шёл мимо витрин. В одной из них стояли манекены в одежде, но стоило на мгновение отвернуться — один из манекенов исчез, оставив после себя лишь бледный отпечаток на слегка припыленном подиуме, напоминающем том, что кто-то здесь был. Тротуар под ногами дрожал. Асфальт словно дышал, поднимаясь и опадая лёгкой, тревожной волной. Лоран замедлил шаг и огляделся. Вокруг всё выглядело нормально, если не считать одного. Прохожие шли как всегда, без спешки, с одинаковыми отрешёнными лицами. Но вдруг один мужчина остановился, прямо посреди тротуара. Лоран затаил дыхание. Проходившая рядом женщина тоже остановилась. И ещё один человек. И ещё. На несколько бесконечно длинных секунд весь город застыл, как застывший кадр фильма. Только ветер тихо шуршал, играя обрывками бумаги. Лоран ощущал, как его сердце стучит в ушах, а пальцы дрожат. Потом одновременно все прохожие снова тронулись в путь, будто ничего не произошло. Словно кто-то нажал "пауза", а потом "плей". Он ускорил шаг. Каждое движение требовало усилия, каждый вдох казался тяжёлым. Надписи на стенах менялись прямо на глазах. Рекламный щит, на котором секунду назад был плакат о "Фестивале Перемен", теперь рекламировал "Новые стандарты здоровья". Цветы в витринах магазинов медленно увядали, опадали, исчезали, оставляя только голые, высушенные стебли. "Город умирает," — мелькнула мысль. Но нет, он не умирал. Он стирался.
Лоран остановился перед старой витриной, выдохнув тёплый пар в холодное стекло. В отражении он увидел самого себя, только немного другого: выше, чуть шире в плечах и волосы у него были короче. И смотрел он иначе: не испуганно, а холодно и пусто, как один из тех прохожих. Лоран медленно протянул руку к стеклу, и тот другой повторил его жест. И на миг он почувствовал, как тонкая трещина пробежала по зеркалу реальности, и шёпот прошёл сквозь него:
— Ты - ошибка.
Он отпрянул. Запах железа наполнил воздух. Запах ржавчины и крови. Лоран закрыл глаза и тряхнул головой, а когда снова взглянул в стекло — в витрине отражался только он сам. Сбитый, измученный, настоящий. Что-то происходило, город рушился, и он рушился вместе с ним.
Первая встреча с Рейной
Лоран шёл, не зная куда. Город плыл перед глазами, мерцая, перетекая, стираясь. Шаги отдавались глухим эхом. Тени сгущались в переулках. Свет фонарей был тусклым, словно растекающимся в тумане. И вдруг он увидел её. У старого сквера, где ветви деревьев сплелись в беззвучные купола, на скамейке сидела девушка, Рейна. Лоран замер, сердце пропустило удар. Она была настоящей. Настоящей в этом зыбком мире. Та же лёгкая куртка, тот же жест — нервное движение пальцами по молнии. Та же она. Он подошёл ближе, не веря глазам. Рейна подняла голову и их взгляды встретились. Лоран почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь. В её глазах на мгновение что-то вспыхнуло, но вмиг исчезло, словно искра в чёрной воде. Рейна вежливо улыбнулась улыбкой человека, который видит незнакомца.
— Доброе утро, — сказала она.
Её голос дрожал как нитка, натянутая до предела. Лоран сглотнул. Он хотел броситься к ней, схватить за руки, трясти, кричать: "Ты знаешь меня! Мы вместе ели пирог в 'Светлом миге'! Ты читала мне вслух стихи на старой набережной!" Но он не мог, потому что в её глазах было не узнавание, а лишь тень, призрак. И страх. Страх перед тем, чего она не могла объяснить.
— Мы... — начал он, но голос предал его.
Рейна посмотрела на него чуть насторожённо.
— Простите, — сказала она мягко. — Мы знакомы?
Лоран стоял, чувствуя, как всё внутри него рвётся на куски, словно весь этот город — трещащий, расползающийся, забывающий — теперь трещал внутри него самого. Он медленно покачал головой.
— Наверное, нет, — выдавил он.
Рейна опустила глаза. В этот момент из её кармана выпал кусочек бумаги. Маленький клочок, закрученный, измятый. Лоран наклонился, поднял его. На бумаге неуверенными линиями был нарисован треугольник, направленный вниз. Тот самый знак. Он смотрел на него, не дыша.
— Это ваше, — тихо сказал он.
Рейна взяла бумагу дрожащими пальцами. На миг их руки соприкоснулись, и краткий, болезненный ток проскользнул по коже, заставляя Лорана вздрогнуть. В её глазах снова мелькнула искра.
— Спасибо, — сказала она почти шёпотом и, быстро отвернувшись, словно испугавшись чего-то в себе, зашагала прочь. Лоран смотрел ей вслед, не двигаясь. И чувствовал, как внутри него снова разгорается слабая, но упрямая искра под названием надежда.
Нить памяти
Лоран не раздумывал. Он бросился вперёд, пробиваясь сквозь вязкий воздух утра, ловя взглядом уходящую фигуру. Рейна шла быстро, почти бегом, словно сама пыталась убежать от того, что родилось в её памяти. Он догнал её у выхода из сквера.
— Подожди! — сорвалось у него.
Она испуганно обернулась. Лоран остановился в шаге от неё, подняв руки в жесте мира.
— Я... я не хочу тебя пугать, — выдохнул он.
Рейна смотрела на него широко раскрытыми глазами. В её взгляде вспыхивала тревога, сомнение и что-то ещё, что он не мог объяснить.
— Ты... — начала она и замолчала.
Ветер шевелил её волосы, тонкие и светлые, как нити солнца. Лоран сглотнул и не знал, что сказать. Любое слово могло разрушить этот хрупкий мост между ними. Он медленно протянул руку, показывая на клочок бумаги с треугольником, который она уронила.
— Этот знак, — сказал он осторожно. — Ты знаешь, что он значит?
Рейна посмотрела на бумажку. Лоб её морщился, словно она пыталась вытащить что-то из глубины памяти.
— Я... не знаю, — прошептала она.
Но в голосе была ложь. Тонкая, непроизвольная. Лоран это почувствовал и понял, что она не помнит, но чувствует. Как человек, который забыл слова песни, но всё ещё плачет, услышав её мелодию. Они стояли на пустой улице. Вокруг не было ни звука, кроме шороха осенних листьев.
— У тебя... — Лоран сглотнул, подбирая слова.
— У тебя никогда не было ощущения... что что-то не так?
Рейна вздрогнула. Её пальцы сжали ткань куртки на животе, будто она пыталась удержать внутри что-то расползающееся.
— Иногда, — призналась она тихо. — Я чувствую запах...
— Какой? — с жаром спросил Лоран.
Рейна прикрыла глаза.
— Запах корицы... и вишни... — прошептала она. — Тёплый, сладкий.
— Кафе, — вырвалось у Лорана. — "Светлый миг".
Рейна открыла глаза. В них мелькнула боль - мимолётная, как порыв ветра. Она быстро отвернулась.
— Но это странно, — сказала она резко, будто отгоняя страх. — Этого места никогда не было, я знаю это, мне говорили.
Лоран смотрел на неё, чувствуя, как сердце его бьётся в висках. Эта ложь вбита в её сознание, но где-то глубоко — правда шевелится.
— Иногда, — осторожно сказал он, — то, что мы помним, важнее того, что нам говорят.
Рейна плотно сжала губы. На мгновение казалось, что она скажет что-то важное, что сорвёт с себя цепи, но она только прошептала:
— Это опасно так думать, - и сделала шаг назад.
Лоран не стал тянуть её, не стал умолять. Если правда должна раскрыться, то она раскроется сама. Он только посмотрел ей в глаза и сказал:
— Я буду рядом, - тихо, без требований, без надежд, просто обещание.
Рейна сжала в пальцах клочок бумаги и вдруг совсем шёпотом, как будто боясь сама себя, спросила:
— Мы... были знакомы?
Мир вокруг замер. Ветер стих. Лоран почувствовал, как внутри него что-то дрогнуло, как земля перед грозой. Он хотел сказать "да". Он хотел рассказать ей всё, но боялся спугнуть ее. Он так боялся, что она уйдет, и тогда они оба потеряют эту тонкую, дрожащую нить. И поэтому он только улыбнулся. Улыбнулся той самой улыбкой, которую она когда-то знала. Рейна стояла напротив него, сжимая треугольник в ладони, и в её глазах впервые за всё это время мелькнула искра памяти. Искра, которую уже не так-то легко будет потушить.
Тонкая грань
Рейна ушла, почти бегом. Тонкая фигурка растворилась в серой дымке улиц, в утреннем свете, который до сих пор дрожал, как разорванная плёнка. Лоран стоял на месте, чувствуя, как в груди раскатывается тяжёлое эхо её последнего взгляда.
"Мы были знакомы?"
Да! Да, тысячу раз да! Он сжал кулаки в победном жесте, но сразу же остановил себя. Эта нить была слишком тонкой, слишком хрупкой, её могли оборвать в любой момент. И он не позволял себе даже думать о том, что будет, если это случится. Он пошёл за ней, сохраняя дистанцию, наблюдал, как она идёт вдоль пустых витрин, мимо аптек и пунктов сна, как порой останавливается, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя. Она не смотрела назад, но Лоран знал, что она чувствует его. Он не вмешивался, не звал её, просто шёл рядом как безмолвный защитник или одинокий страж.
Небо начинало мутнеть. Тени удлинялись, липли к стенам, к тротуарам. Ветер приносил странные запахи: пыль, железо, мокрый бетон. Лоран чувствовал, как напряжение нарастает в воздухе, как мир снова начинает "проваливаться" сам в себя. Он взглянул на часы, но там не было времени. Только пустой циферблат без стрелок.
На углу перед старыми воротами парка Рейна замедлила шаг и обернулась. На долю секунды их взгляды встретились, и Лоран вновь уловил в её глазах вспышку воспоминания. Он кивнул ей, ничего не говоря, и она кивнула в ответ. Маленькое движение как маленькая победа. Но в этот момент он почувствовал холод, но не обычный, а такой, который вползает под кожу, замораживая дыхание. Лоран обернулся и увидел его. В тени заброшенного газетного киоска неподвижно стояла фигура в белом плаще. Она не приближалась, а просто наблюдала. Капюшон скрывал лицо, но Лоран знал, что его видят. Видят так ясно, как хирург смотрит на рану. Холодный взгляд без гнева и жалости. Взгляд того, кто пришёл стереть.
Лоран сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.
"Не сейчас," — пронеслось в голове, - "Я не дам ей исчезнуть."
Он сделал шаг вперёд, плащ остался на месте, и Лоран уловил посыл: это было предупреждение: "Мы наблюдаем. Мы рядом. Ты знаешь слишком много."
Он догнал Рейну и зашагал рядом с ней не касаясь, не говоря, просто присутствуя. Пока был рядом он — она существовала. Пока была память — они оба были живыми. И в преддверии следующей ночи он поклялся себе, что он снова будет бороться и во что бы то ни стало не позволит этому странному миру стереть её или себя.